Боаза наши галутные евреи недолюбливали и побаивались - слишком уж он был суровым и принципиальным. Что поделать - он всегда таким был. Родился Боаз в Тернополе и там же прожил свои детство и юность. Звали его тогда Феликсом. Так назвала его мать, мечтая о том, чтобы сын её был счастливым. Видимо, Господь услышал её и дал Феликсу силы и отваги столько, что хватило бы на десятерых.
А что ещё нужно для счастья? Феликс был единственным еврейским ребёнком в детском саду и одним из немногих евреев в школе. В те годы евреев в городе почти не осталось. Одних убили во время Холокоста, а многие из тех, кто выжил, разъехались или в начале 70-х репатриировались на Землю Обетованную. Феликс рано понял, что значит быть евреем. Жизнь его была нелёгкой. Но если его пытались обидеть, он никогда не смотрел на габариты и мощь противника. Феликса не останавливало даже количество врагов, если его пытались бить толпой. Дрался он яростно, а позднее начал серьёзно изучать различные единоборства, от дзюдо до бокса. В боксе Феликс добился наибольших результатов, став призёром соревнований на первенство республики. В юношеские годы у него пару раз возникал конфликт со сверстниками и на него пытались давить количеством. Но Феликс сразу предупредил своих противников: “Подходите, кого-то из вас я сейчас отправлю на тот свет, а кого-то - в инвалидное кресло”. Оба раза жлобы поняли, что это не пустые угрозы, - и отступили.
Учился Феликс неплохо и после школы поступил в местный педагогический институт, где проучился год, а потом его призвали в армию. В армии всё у него сложилось как нельзя лучше - он сначала служил в десантных войсках, но вскоре Феликса определили в спортроту. Казалось бы, занимайся своим любимым делом и жди дембеля. Но вместо этого Феликс устроил скандал, из-за которого едва не оказался в тюрьме. Впрочем, вся его вина заключалась лишь в том, что он, будучи ещё салагой, отказался идти в наряд на свинарник. К делу подключился особый отдел и вообще неизвестно, чем бы всё закончилось.
Но “Перестройка” была в разгаре, уроженцы прибалтийских, среднеазиатских и закавказских республик толпами дезертировали из советской армии, а потом вышел приказ министра обороны всех студентов вернуть домой. Так Феликс спустя год благополучно вернулся домой, в родной институт. Проучившись ещё год, он бросил институт и целиком посвятил себя изучению Торы и, конечно же, иврита.
Тогда же он стал Боазом. И с этого времени ему начали поступать заманчивые предложения из органов. За “помощь” Боазу обещали карьеру, деньги. Когда он наотрез отказался, его пытались запугать, угрожали тюрьмой, но Боаз на все угрозы отвечал презрительной ухмылкой. Искренне верующего человека испугать невозможно. Ведь кто такие все эти гэбисты против Всемогущего? Так, шестёрки сатаны. Как только появилась возможность выбраться из “Совка”, Боаз вместе с матерью подали документы на выезд. Удерживать его не посмели. В то время народ репатриировался на Землю обетованную массово и Боаз с матерью были в числе этих 400 тысяч евреев.
Мать не хотела отпускать сына одного и репатриировалась вместе с ним. В Израиле они поселились сначала в Иерусалиме, где Боаз учился в ешиве Рава, а потом он вдруг купил дом в новом еврейском поселении у Хеврона и они переселились туда. Их с матерью ипотеки как раз хватило на просторный дом в крохотном еврейском посёлке, построенном на клочке земли, со всех сторон окружённом арабами. .
“Сумасшедшие!” - говорили о них тогда бывшие соседи.
“Ведь это в самой гуще арабов! А арабы там злющие и ножи у них - воот такие!” - делая огромные глаза и широко разводя в стороны руки, говорила подруга матери Боаза Белла.
“Разве его переубедишь?” - отвечала мать.
Но когда это поселение стало стремительно разрастаться и превратилось в небольшой город, когда вокруг, как грибы, выросли другие еврейские посёлки, когда это место стало престижным для жизни, а дом Боаза стал стоить целое состояние, все знавшие их с матерью только руками разводили в недоумении.
- Откуда ты знал, что так будет? - с любопытством спрашивали его те, кто знал Боаза ещё по Тернополю.
- Бог мне сказал, - коротко отвечал на все расспросы Боаз. К тому времени он был уже капитаном, командиром учебной роты в Гивати. Спустя год после репатриации Боаз получил повестку из военкомата. Ему как отслужившему срочную службу в стране исхода нужно было отслужить всего полгода. Но когда положенный срок службы закончился, Боазу предложили учёбу на офицерских курсах. Он согласился. Карьера его стремительно понеслась в гору. Волевого, энергичного и умного молодого офицера заметило начальство - и вот он уже командир роты в одном из элитных подразделений Армии обороны Израиля.
Дальнейшую биографию Боаза можно было бы считать типичной для многих уроженцев и старожилов в Эрец - Исраэль. Он женился, и у них с Юдит родилось пятеро детей - дочь и четыре сына. Жена Боаза работала учительницей в школе, а он через войны и антитеррористические операции двигался по карьерной лестнице и, в конце-концов, стал командиром крупной военной базы на юге страны. В этой должности и в звании полковника Боаз закончил свою военную карьеру. Здесь можно было бы поставить точку в рассказе об этой биографии. Но Боаз - человек особенный. Когда ему по выходе на заслуженную пенсию предложили комфортную должность в министерстве по делам репатриантов, он вместо того, чтобы наслаждаться жизнью в своём комфортном офисе, стал разрабатывать инициативы и законопроекты, которые бы радикально изменили жизнь евреев в Галуте. Работал Боаз много, но до поры никого в свои планы не посвящал.
И вот во время одной из своих командировок на доисторическую родину, когда председательница одной из местных общин патетически заявила Боазу о том, что она всегда была сионистской, он в ответ усмехнулся и спросил её: “Почему же вы до сих пор не в Эрец - Исраэль?”
Председательша широко раскрыла глаза и не знала, что ответить.
- Чтобы иметь право называть себя сионисткой, нужно жить в Израиле, - спокойно объяснил ей Боаз. - И почему вы здесь не учите иврит?
Председательница и её свита - все были в шоке, а потом долго жаловались на отставного полковника, кому только могли. При этом в общине и за её пределами все были уверены, что инцидент исчерпан. Подумаешь, чудаковатый старик проявил юношеский максимализм совсем не к месту. Бывает.
Но это было только началом, а вовсе не стариковской блажью. Вернувшись в Израиль, Боаз подал в комиссию Кнессета законопроект, в соответствии с которым руководство общин в галуте в обязательном порядке должно изучать Тору и иврит, а председателями могут быть только те, кто прожил и проработал в Израиле определённое количество лет, в совершенстве владеют ивритом и знают Тору, о чём будут свидетельствовать полученные после специальных квалификационных экзаменов сертификаты. Особое предпочтение Боаз предложил в своём законопроекте оказывать отслужившим в АОИ.
Он долго не получал ответа на свою инициативу и, в конце-концов, записался на приём к министру.
- Мы не можем вмешиваться в жизнь общин, - начала объяснять ему министр. - У них своя жизнь….
- У евреев одна жизнь! Одна для всех! - резко оборвал министра Боаз.
Министр побледнела, а Боаз продолжал:
- И законы у евреев одни для всех. Это - законы Торы. В этом, кстати, и есть суть нашей еврейской демократии, - терпеливо объяснял чиновнице отставной полковник.
С этого момента на Боаза в министерстве отовсюду смотрели косо, а руководители всевозможных объединений и ассоциаций на бывшей родине Боаза, привыкшие летать в Израиль на престижные форумы и конференции за счёт приглашающей стороны и получать финансирование из Америки, - так те Боаза просто возненавидели.
Главный тезис у всех этих недовольных был один: он, то есть, Боаз, слишком уж сионист. К досаде недовольных у Боаза нашлись сторонники, рьяно поддержавшие инициативу “слишком сиониста”. Среди поддержавших были и министры правительства, и сам премьер. Правда, в родном министерстве Боаза его не поддержали, и даже поставили вопрос о служебном соответствии вольнодумца. Но на заседании специальной комиссии, созванной для обсуждения данного вопроса, Боаз из обвиняемого сразу же превратился в обвинителя:
“Если вы не в состоянии наладить полноценную работу с диаспорой, направленную на воспитание достойного поколения евреев, способных работать и защищать нашу Родину, то следует обсуждать вопрос о вашем соответствии, а не о моём,” - заявил он директору своего департамента.
Кончилось всё тем, что Боаз был назначен на должность директора департамента вместо своего бывшего начальника, а вскоре он стал генеральным директором всего министерства.
Правда, на этом карьера Боаза и закончилась. Виной всему были выборы, на которых победили центристы. Для них Боаз и его реформы были “слишком сионистскими”. После ухода Боаза с занимаемого поста многочисленные председатели и члены президиума вздохнули спокойно и глубоко. А та самая дама, объявившая себя сионистской, даже назвала Боаза экстремистом. “Можно ведь любить Израиль и не зная иврита”, - простодушно заявила она. Никто ей возражать не стал. Жизнь в диаспоре текла в привычном русле. Боаз тем временем создал свою партию с собственной программой, куда вошли все его инициативы и требования.
“Он уже давно мог быть министром”, - говорят о нём старожилы из числа политической элиты... - если бы не его характер».
«Мы все любим нашу страну, мы все сионисты… Но он… Он слишком сионист”, - говорят они.
Добавить комментарий