Мария Михайловна проснулась среди ночи со странным ощущением. Голова была ясная, мысли легкие, отчетливые. А может она вообще не спала, а просто додумывала одну важную мысль, развивала приумножала, доводила до кондиции.
Накануне вечером она смотрела по телевизору какой-то старый американский фильм. В самом начале фильма главная героиня, немолодая, весьма приятная женщина, чем- то немного прохожая на нее, Марию Михайловну, вызвала свою единственную дочь, (та живет далеко, в другом штате), чтобы обговорить с ней все детали своих будущих похорон. Мария Михайловна ела банан и отстраненно смотрела на экран, где герои в чем-то настойчиво убеждали друг друга, а в голове ее крутилась одна- единственная мысль: - « Господи, ну где же я раньше была, почему только сейчас спохватилась.
Я понимаю, что я тоже когда-нибудь...ну, в общем, уйду. А моя Лидочка? Бедная моя девочка, она такая занятая. Работа, дети, муж...А тут еще и мои похороны совсем некстати... И помощи ждать особенно неоткуда, все сама да сама. Да, у нее есть муж, неплохой в общем, парень, но он в основном по политическим проблемам специалист, точно знает, какой кандидат на выборах победит, в вопросах рынка неплохо разбирается, детей на футбол и плаванье отвозит, когда работа позволяет.
Марии Михайловне стало безумно жаль Лидочку и почему-то совсем пропала симпатия к ни в чем неповинному зятю.
Нет, она не оставит свое единственное дитя в беде в трудную минуту! Кто как не родная мать поможет ей в это тяжелое время! Она утерла слезы, встала, одела халат, зажгла настольную лампу, села за письменный стол. Рано еще, полпятого. Ничего, Маруся, потом доспишь.
Итак, с чего начать? Наверно надо решить, кого позвать на мои по..., словом, на это мероприятие.
Да разве надо звать? Повесят объявление, вот люди и придут. Еще как придут! Весь наш дом придет. Конечно, если это будет, скажем, в августе, то придет человек на десять больше — это, те, которые летом живут здесь, а на зиму уезжают во Флориду.
Ну а если умереть, к примеру, в конце ноября? Тоже не страшно. Народ придет, лишь бы урагана не было.
Оденутся потеплее в автобусе отопление работает. Эта фифа Нинель из 33 квартирынаверняка придет в шикарной песцовую шубе. Ох, а я свою норковую почти не носила. Какая жалость.! И ведь она мне так идет, так молодит... (Наверно потом уже будут говорить «шла» и «молодила»... )
Марии Михайловне стало грустно при мыслях о почти не надеванной норковой шубке, слезы снова показались у нее на глазах, она их решительно утерла. Не до слез ей сейчас. Не время распускаться!
Объявлением в газете, разговорами с родственниками и друзьями пусть зять займется. Это несложно, он человек не слишком поворотливый, но тут уж придется оторваться от дружков – преферансистов. Тем более если мои по...ох, мероприятие будет, скажем в среду, четверг, короче, в любой день, только не в пятницу... А если и в пятницу... ничего страшного, потом доиграют.
Покойный муж Марии Михайловны тоже был преферансистом и раз в неделю он и его друзья собирались и играли вот тут, в столовой, за круглым столом под большим портретом Марии Михайловны.
Не так давно к ней подруга пришла в гости со своим братом Марком, одиноким немолодым мужчиной. Он Марии Михайловне вроде бы понравился. По крайней мере, внешне. По-русски грамотно говорит, не хвастает, что «там» был большим шишкой. Потом он опять пришел. Они пили чай, ели яблочный пирог, который испекла хозяйка, гость вспоминал случаи из практики, в основном про зубы, (что тоже терпимо - он был зубным техником и недавно вышел на пенсию).
А потом они стали прощаться и когда Марк захотел Марию Михайловну обнять (она, в принципе, не возражала), у него изо рта выпал зубной протез и раскололся на две половинки. Ну надо же как некстати! Бедный, он на прощанье даже рот не мог толком открыть...Мария Михайловна его, конечно, утешала, говорила правильные слова, но когда она закрыла за гостем дверь и вернулась в столовую, ей вдруг показалось, что там, на портрете, она как-то ехидно улыбается. Ну не было прежде у нее такой улыбки, не было...Она человек не суеверный, но больше с зубным техником не встречалась. Вернее, он больше ей не звонил. А потом вот кино это увидела, мысли потекли в другую сторону.
А портрет надо взять на похороны. Я тут прекрасно выгляжу. И ведь это еще до того, как я подтяжку сделала...Только надо напомнить дочке, чтобы не забыли портрет взять обратно.
А вот выступления ни для кого она писать не будет. Это не по ее части. Тем более на всех похоронах как человека начнут хвалить, так остановиться не могут. Но тут уж ничего не поделаешь. Пусть хвалят. Это же последний раз.
Может надо помочь тому, кто хочет что-то путное сказать, да не может? Стесняется.
И такой человек есть. Это Фира.
За нее надо все написать, а ее заставить выучить наизусть, а то она таких дров наломает.
Фира была близкой подругой Марии Михайловны. Она звала ее Маруся, в то время как все вокруг называли Марию Михайловну по имени-отчеству, а она их, и они друг друга по именам. Так уж повелось. (Марии Михайловне порой казалось, что ее даже в детском саду называли по имени-отчеству – таким она была серьезным и ответственным ребенком).
С Фирой они часто ездили на экскурсии и концерты, благо автобусная остановка находилась в двух шагах от многоэтажного дома, где они обе жили.
А может сначала решить, где мы... ох, Господи, где они все соберутся после ... после моих похорон? Ну конечно, в ресторане «Не горюй!» Он находится совсем недалеко от кладбища. Надо проверить, может у них есть даже кошерный зал.
Последнюю фразу Мария Михайловна додумала лежа в постели, куда она, можно сказать, еле доползла. Сон сморил ее. Она лежала поверх одеяла, заботливо прикрытая пледом, который на нее накинула дочь, заскочившая на минуточку перед работой (она преподавала математику в соседней школе).
Глаза ее были прикрыты, губы шевелились. Снилось ей, что она входит в ресторан «Не горюй». Чистенько, уютно, много цветов. Пусто, никого нет. Наверно еще не кончилось, скоро все подъедут. А вот и верная подруга Фира. Она сидит за столом, уставленным разнообразными закусками, и держит в руке листок бумаги с каким-то текстом.
Увидев Марию Михайловну, она не удивляется, а радостно восклицает: - Маруся, вот и ты! Я так надеялась, что ты сможешь раньше всех приехать. Я тебе стих посвятила. Проверь, будь добра. Ты ведь знаешь, я стихи писать не мастер. А вот пришлось. Сама писала, никто не помогал. Извини, что ударения не там, поставлены, они больше по смыслу... но все равно я столько чувств туда вложила...Ох, Марусенька!» Она умолкает, по-детски хлюпая носом.
Потом успокаивается, подносит листок со стихами почти вплотную к левому глазу, правым она почти не видит и срывающимся от волнения голосом читает:
-Дорогая подруга Маруся!
Наша дружба креплА в автобУсе.
Ты ведь уровень мой повышала
И развитию личности не мешала.
Ты со мною, Маруся, повсюду,
Я тебя никогда не забуду-!
Мария Михайловна берет Фиру за руку и прочувствованно говорит: - «Все очень даже понятно. Ничего не будем исправлять.
Если бы ты кому-нибудь другому на его похороны такое писала, я бы...ну сама понимаешь, переделывала, всякие там глупости добавляла, а мне можно и так оставить, мы же свои люди. Спасибо тебе, Фира, громадное! И про развитие личности ты очень верно отметила. Ты настоящий друг!»
Она хочет добавить еще что-то очень важное, но подруга Фира почему-то исчезает в легкой дымке вместе с утвержденным текстом и столом, уставленным разнообразными закусками.
Мария Михайловна открывает глаза и в недоумении озирается. Она лежит в своей кровати, укрытая теплым пледом. Телефон трезвонит как сумасшедший, на часах три часа дня...Ну и ну! С ней такого еще не случалось.
Она берет телефон. Не иначе как дочка беспокоится.
Но вместо мелодичного голоса дочери она слышит незнакомый, весьма приятный мужской голос.
- Алло, Мария Михайловна, здравствуйте! Вы меня не узнаете?
- Нет. А кто это?
— Это я, Марк. Помните я у вас в гостях был? Вы меня еще таким яблочным пирогом
угощали... А потом у меня протез зубной сломался, я даже толком попрощаться с вами не мог.
- Ох, ну конечно помню! Такое не забывается. Ну как, протез починили?
- Нет. У меня теперь импланты. Я потому и не звонил, ждать пришлось долго.
-Ну это же здорово, я за вас очень рада, - преувеличенно бодрым голосом говорит Мария Михайловна. Она сама собиралась к концу года ставить импланты и слегка побаивалась как самого процесса, так и грядущих расходов.
-Они умолкают, а потом Марк спрашивает:
-Что вы делаете завтра вечером?
-Собиралась в бассейн идти. Я люблю плавать, да и похудеть не мешает немножко.
-А вы можете пойти со мной на ужин, а потом начинать худеть? Я приглашаю вас в ресторан, который мне очень рекомендовали. Он называется...
«Не горюй» говорит Мария Михайловна первое, что приходит в голову.
-Да, а вы откуда знаете, он совсем недавно открылся. Вы уже там были?
-Ну...считайте, что была. Но вообще иду туда в первый раз. Это очень сложно объяснить. Во сколько вы за мной заедете?
Добавить комментарий