Отгремели новогодние праздники, и, всколыхнув свою память, я ненадолго погрузилась во времена Советского Союза. Взрослые и дети любили Новый год, слава богу, его отмечали без официального пафоса или пропаганды. Одни только фильмы Эльдара Рязанова дорогого стоят: возьмем «Карнавальную ночь» — классику Советского кинематографа с актрисой Людмилой Гурченко, моей землячкой-харьковчанкой, спевшей супершлягер песенку «Пять минут», или его замечательный фильм «Ирония судьбы, или С лёгким паром!». В мою память врезалась творческая встреча во Дворце строителей с Эльдаром Рязановым. Сначала фильм («Ирония судьбы») гнобили за безыдейность, и власти даже хотели положить его на полку. Ведь режиссёр не удосужился посвятить фильм такому важному событию, как 60-я годовщина Октябрьской революции.
Рязанов рассказал, как фильму в 1977 году присудили Государственную премию:
— Во-первых, голосовали в Тбилиси, а Грузия от Москвы далеко, а во-вторых, голосование было тайным, поэтому за присуждение премии проголосовало 100 %.
Я хочу упомянуть, как праздновали тогда Новый год и что дарили детям на утренниках. Первыми встречали Новый год дошкольники. Хотя елки в детсадах устраивали в конце декабря, к ним начинали готовиться заранее, так как родители сами мастерили своим чадам костюмы. За подарки своим отпрыскам обычно тоже платили родители. Так происходило в моем детстве, так это было и тогда, когда моя доченька ходила в детский сад.
Из памяти всплыло, что мальчиков наряжали зайчиками, медведями или волками, а девочек — белочками или лисичками.
Я с интересом рассматриваю постановочное фото, где моя дочь Лелечка (посредине) и её подружки танцуют, изображая тройку скачущих лошадок на Новогоднем утреннике.
В присутствии родителей, Деда Мороза и Снегурки детки танцевали, декламировали стихи и пели песенки. В памяти удержалось, что выступать в присутствии кучи народу могли далеко не все, если судить по испуганному виду девочек на фото. В числе стеснительных оказалась и моя доченька. Лёлечка неуверенно вышла, молча постояла и, даже не начав петь, удалилась. Мне кажется, что тогда от волнения слова просто испарились из её головки.
Вспоминаю, как в детстве, возвращаясь домой после Новогоднего утренника, я бережно несла в руках подарок, который источал сладкий запах шоколадных конфет и сказочный аромат мандаринки.
В предвкушении сюрприза я открывала скромный бумажный пакетик, куда обычно клали: несколько карамелек, немного леденцов, небольшую пачку печенья к чаю, одну-две шоколадные конфеты и вершину всего — настоящий дефицит, аж целую оранжевую мандаринку. Содержимое подарков отражало незатейливый вкус и тощий кошелёк моих родителей, которые брата и меня лакомствами не баловали. Принеся долгожданный подарок домой, я старалась как можно дольше продлить удовольствие. Очистив мандаринки от кожуры, я не выбрасывала мандариновые корки, а сушила, чтобы потом положить в чай для аромата. Затем я разделяла мандаринку на дольки, тщательно сняв волокна, отправляла в рот, с наслаждением высасывая сок, жевала и только затем проглатывала.
Поза на фото стандартная — я раскрыла руки, как бы приглашая на праздник.
Я стою впереди ёлки с распущенными волосами в наряде снежинки, которую мама сшила мне из марли и украсила шариками из ваты, изображающими снег. Корону вырезала из картона и наклеила на неё осколки разбитых елочных шариков.
Когда я училась в пятом классе, хоть тресни, не припомню, почему так вышло, но каким-то ветром меня занесло в драматический кружок клуба завода «Свет шахтера». Драмкружок готовил Новогоднее представление для детских утренников во время зимних каникул. Руководитель рассказал участникам сюжет сказки и стал распределять роли. Я скромно стояла в сторонке, ни на что не рассчитывая, прекрасно осознавая, что хорошими внешними данными не отличаюсь, не обладая к тому же славянской внешностью. Как ни странно, неожиданно для меня, руководитель предложил:
– Ты хочешь получить роль белочки?
– Да, конечно, – ведь я о таком и мечтать не смела.
Роль белочки оказалась вершиной моей актерской карьеры. А заслужила я свою единственную в жизни роль, по моим понятиям, потому что я исполняла её в одеянии и маске белочки, поэтому никто не видел ни моего лица, ни моей фигуры. Глядя со сцены в зал и видя знакомые лица, мне хотелось крикнуть: «Белочка – это я». Ведь никто не догадывался, кто скрывается за маской. Костюм выглядел настолько реалистично, что персонаж казался настоящим. Хотя в тяжелой меховой шубе белочки оказалось нестерпимо жарко; обливаясь потом, я тем не менее ощущала эйфорию. Выйдя после спектакля на улицу, после полутемных подмостков, я почти слепла от белого снега, мерзла от раздевающего донага ветра и продирающего до костей мороза, я торжествовала победу и чувствовала себя настоящей актрисой.
Встретив своего одноклассника после утренника, я похвасталась:
– Я играла белочку в спектакле.
Но Витя мне не поверил:
– Ну да! Не может быть. Никогда бы не подумал.
Разглядывая раритетные фотографии – запечатленное мгновение, я пытаюсь отгадать дату, когда это произошло, получая какое-то странное удовольствие от погружения в пионерское детство.
В нашем доме Новый год считался величайшим событием, мы собирались всей семьёй и отмечали замечательный праздник. Шутка ли? 31 декабря родился мой папа в местечке Белая Церковь. Мальчик появился на свет незаконнорожденным и рос в неполной семье.
Воспитывала его одинокая бабушка Соня, не умеющая ни писать, ни читать. Она говорила на русском неважно, как иностранка, с сильным акцентом, неправильно склоняя глаголы, не согласуя их с местоимениями. Например, вместо я ушла, я ушёл, она поел и так далее. Мама очень переживала, как это скажется на моем развитии. Бабушка запомнила свой год рождения – 1888 и год рождения сына – 1912, а в 1914 началась Первая Мировая война, что прибавляло достоверности к придуманной легенде о гибели моего дедушки Ниселя на поле боя. С 1922 по 1929 мальчик воспитывался в еврейском детском доме, где бабушка работала кухаркой. Вероятно, младенца зарегистрировали в синагоге, но метрики тех лет, увы, не сохранились: то ли уничтожены, то ли потеряны. Бабушка Соня утверждала, что родила сына под Новый год, поэтому папа всегда считал, что это произошло 31 декабря.
Только перед выходом на пенсию в 60 лет, до уже немолодого человека дошло, что в штетле Новым годом считали Рош-ша-Шана, празднование которого всегда приходилось на сентябрь. Это означало, что ребёнок родился в сентябре, а не в конце декабря. В конце концов, папа решил исправить недоразумение — неправильную дату в паспорте на сентябрь. Задобрив бутылкой водки знакомого милиционера, он договорился, чтобы тот выписал ему новый паспорт с правильной датой рождения в сентябре. За бутылку водки блюститель порядка был готов на что угодно. Получив паспорт, родитель был обескуражен. Спьяну «страж закона» поставил дату рождения в паспорте на несуществующий день «31 сентября», хотя даже малолетки знают, что в сентябре только 30 дней. Так мой папа вообще остался без дня рождения и день его появления на свет мы уже никогда не отмечали.
Используя современную технологию, я выяснила, что в 1912 году, еврейский Новый год Рош ша-Шана по еврейскому календарю в 5673 году начался в среду, 11 сентября, и закончился в пятницу, 13 сентября 1912 года. Теперь я не сомневаюсь, что мой папа Лейб Ниселевич Стеркис родился 11 сентября 1912 года в местечке Белая Церковь под Киевом.
Добавить комментарий