Два месяца назад, 9 декабря 2024 года, наш зум-театр ЧАЙКА показал премьеру спектакля "Иосиф из Аримафеи"по моей пьесе с тем же названием. У нас замечательные актеры, благодарна им безмерно. Все это время думала: где напечатать пьесу? Это притча, но в ней узнается сегодняшняя Россия, очень страшно, что и в будущем многое из угаданного может повториться. Несмотря на крамольное содержание, отправила ее в один московский, наиболее, как казалось, смелый журнал, но ответа не получила. Что в общем-то понятно. Сегодня с радостью публикую ее в нашей ЧАЙКЕ. Надеюсь, что кто-нибудь из зарубежных режиссеров заинтересуется этим текстом.
Автор
Картина Первая. Вывеска. «Выставка художника Павла Сурепина «Возвращение к истокам»
Павел. Почему нет посетителей? Обычно на мои выставки ходят.
Ольга. Время такое. Не до выставок. Голодно, холодно, идут военные действия. Лет через 5-10, если восстановимся, – снова начнется выставочный бум.
Павел. Через пять. Гм. Через пять лет? Это много. Вы молодая, вам что, а вот таким, как я, которым уже к семидесяти... Чего ждать?
Ольга. Да вы, Павел Исаевич, уже дождались. Народный художник. Получили орден «за заслуги перед отечеством» 4 степени из рук САМОГО.
Павел (тихо). Мне показалось, что это был двойник. Он говорил запинаясь и смотрел в сторону.
Ольга. (громче, но глядя по сторонам). А какая разница? Орден-то без обмана.
Павел. Четвертой степени.
Ольга. За культуру больше не дают. Давайте я вас сфотографирую на фоне названия выставки. Вообще-то меня послали взять у вас интервью...
Павел. Лучше у кого-нибудь из посетителей... может, все же дождемся...
Ольга. А вот и посетительница.
Павел. Я ее уже видел. Она здесь была с утра. Стояла возле одной картины...
Ольга. Сейчас тоже стоит. Вот эта, большая, в центре зала. Как она называется, не напомните?
Павел. Снятие с креста.
Ольга. А, это древнее... Мифы Древней Греции.
Павел. Нет, это Ближний Восток, и совсем не мифы. Это было, я в этом уверен.
Ольга. Сказки. Сейчас много таких, которые верят в сказки. Мой парень, к примеру, верит в нечистую силу – домовых, леших, всяких кикимор. У них в школе «Русский народный быт» вел один учитель полоумный, говорил, что, кто во всю эту чертовню не верит, тот не русский. А у нас в школе было другое - на уроке «Русского народного быта» лапти плели. (мечтательно) Хорошее было время.
(к Павлу) Куда вы? За вами не угонишься.
Павел (подходит к женщине). Простите, я вижу, вы уже давно стоите возле этой картины. Она вам понравилась? Я художник, автор.
Женщина. Меня здесь интересует один человек. Мне кажется, вы не точно его изобразили. Он у вас мощный телесно - в сравнении с Христом, тело которого с креста снимает, он просто атлет.
Павел. Вы говорите об Иосифе из Аримафеи?
Женщина. Да, о нем.
Павел. Но подумайте сами, как бы этот персонаж мог снять тело с креста, если бы был немощным, хилым, в общем бессильным? Он бы и на лестницу не залез, и тело бы выронил. Я, знаете, реалист.
Женщина. Реалист? Но... но... разве такие картины реалисты пишут?
Павел. Да что вы в самом деле! Обычный сюжет – евангельский. Всю дорогу художники писали. Рубенс, Рембрандт... Правда, мне пришлось просить специальное разрешение – в наше время, знаете ли... (тихо) В наше безбожное время ...
Ольга (подходит к женщине) Ольга Безуглова. Московские новости. Вы разрешите задать вам пару вопросов?
Женщина (смешалась) Но ... но я не знаю... я здесь почти случайно. Меня выгнали из дому, и я пришла сюда.
Ольга (отходит, тихо Павлу). Осторожно, это сумасшедшая. Для интервью не подходит.
Павел (женщине). Кто вас выгнал из дому?
Женщина. Соседи. Они сказали: ты одна, а нас много, нам нужна твоя комната.
Павел. Но как же... Это незаконно. Разве так можно?
Женщина. Меня некому защитить. Я действительно одна.
Павел. Как? Ни мужа, ни детей? И даже кошки нет... или этой... собаки?
Женщина (отрицательно качает головой). Никого.
Павел. Где же вы предполагаете жить?
Женщина. Пока не знаю. Верю, что Господь вразумит.
Павел. Верующая?
(Женщина кивает)
Павел. А это... какой религии? Православная? Вы на русскую не очень похожи...Евреечка?
Женщина. Я верую в Бога. А церковь мне без разницы, я туда не хожу.
Павел. Куда же вы ходите?
Женщина. В музеи хожу. Вот пришла на выставку... вашу - и увидела эту картину. Меня тема заинтересовала. Вы знаете, как раз на днях мне приснилось одно стихотворение, на эту тему... об Иосифе Аримафейском. Хотите послушать?
Павел. Стихи? Но здесь выставочный зал. Хотя никого нет, но все же неудобно...
Женщина. Я тихо буду читать (читает)
Жил старый человек в Аримафее –
Почет, богатство, дружная семья...
Вдруг слух прошел, что где-то в Иудее
Явился тот, кого ждала Земля.
Хоть в теле нет ни бодрости, ни силы,
Но сердце встрепенулося в груди.
- Я вижу впереди лишь мрак могилы.
Идти ли мне? И Бог сказал: «Иди».
И он пошел, и путь его был светел –
Господня длань простерлася над ним.
И он в дороге весть благую встретил –
Тот, Посланный, вошел в Иерусалим.
И он спешит, хоть сил запас истрачен.
Вот он уже у городских ворот.
И снова весть: «Посланник божий схвачен.
И казнь лихая мученика ждет.
- Вот я пришел и казни стал свидетель.
При мне вонзились в небо три креста.
Ругались два разбойника как дети.
А Он однажды лишь раскрыл уста.
- О мой отец, почто меня покинул?
Почто оставил в этот страшный час?
Прощальным взором этот мир окинул –
И жизнь его земная прервалась.
Тряпье казненных стражники делили.
Все что имел я стражникам отдал.
Свидетели луна и звезды были,
Как тело в ранах я с креста снимал...
И вот сижу. И ночь идет глухая
И эта ночь длиною в тыщи лет.
А рядом свет горит не потухая,
Тот негасимый, тот небесный свет.
(Кончает читать. Пауза. Художник замер)
Ну я пойду. Спасибо, что послушали.
Павел. Куда же вы? Вам же некуда идти?
Женщина. Некуда.
Павел. Как вас зовут?
Женщина. Мариам.
Павел. А меня Павел. Павел Сурепин. Вот и познакомились. Пойдемте ко мне. У меня квартира – на одного три комнаты. Плюс Мастерская рядом.
Женщина. Вы правду говорите? Вы действительно один? Я вас не стесню? Я ночами иногда кричу...
Павел. Квартира еще сталинской постройки. Стены толстые, ничего не слышно.
Мариам. Но... я вас не знаю... и вы не знаете меня...
Павел. Значит, мы в равных условиях. Соглашайтесь, пока я не передумал...
Появляется Человек в сером.
Ольга (Павлу) Вот какой-то гражданин подошел, попробую взять у него интервью.
Павел. Этот? Он больше смотрит на нас с вами, чем на картины. Скорее всего, он из «этих».
(Женщине). Решайтесь скорее. За нами уже следят. Так идете?
Ольга (подходит к человеку в сером) Ольга Безуглова. Московские новости. Можно узнать, какие у вас впечатления от выставки?
Человек в сером. Никаких. Я здесь по другому делу. Понятно вам?
Ольга. Ага, понятно. Извиняюсь.
Павел. (к Мариам) Так вы идете?
Мариам. Иду.
Картина вторая. Квартира Павла. Мастерская. Павел и Мариам
(Павел пишет портрет Мариам)
Павел. Вам, наверное, скучно сидеть и позировать.
Мариам. Я не позирую, просто сижу, думаю о своем...
Павел. О чем?
Мариам. О своем.
Павел. Вы, Мариам, очень скрытная. Вот уже несколько дней живете в моей Мастерской, а я ничего о вас не знаю.
Мариам. Спросите.
Павел. Даже не знаю, что спросить. Сколько вам лет?
Мариам. Сорок.
Павел. Я так и полагал, в амплитуде от 20 до 60. Вы кажетесь и молодой, и старой в разные дни и в разное время.
Мариам. Внутри я одинакова.
Павел. Откуда вы пришли? (сам себя перебивает). Вы словно эльф... явились из воздуха...Я имею в виду... что, собственно, я имею в виду?
В общем, кто ваши родители?
Мариам. Не знаю. Думаю, что отец был художник, запомнила запах краски в нашей квартире. Была война, мне было три года – меня вывезли и определили в Детский дом. И до 18 лет я воспитывалась в Детском Доме. И потом там осталась – работать.
Павел. А что-нибудь помните из раннего детства? родителей помните?
Мариам. Я помнила свое имя, Мариам, но меня записали Марина. Я не хотела, но что я могла сделать? – ребенок. Папу звали Ося, Иосиф, маму – Ни, Нина. Папа ушел на фронт.
Павел. Откуда вас эвакуировали, из какого места?
Мариам. Антоновск. Это поселок, его уже нет на карте, он был разбомблен...полностью...
Павел. Знавал это местечко. В юности. Лет сорок назад... Нас перебросили туда как раз для эвакуации жителей, я был в конвое...
Мариам. Вы могли видеть мою маму ... и меня...
Павел. Куда делась мама?
Мариам. Нас обстреливали... в состав врезался дрон...я чудом осталась жива, а мама... мама... ( кричит) Здесь трудно дышать... Давайте откроем окно. Или у вас тоже на окнах решетки?
Павел. Решеток нет, но есть постоянное наблюдение. Камеры. Чай будете пить? Я что-то утомился. Сеанс закончен. Чайник на плите. Чашки в шкафу. Ха. Мне как Народному художнику и орденоносцу выдали печенье в наборе. Юбилейное. Угощайтесь. Я его ел в раннем детстве... Видно, возобновили производство. Вы пейте, пейте чай. А я, пожалуй, выпью водочки... вам даже не предлагаю. Вы ведь не пьете?
Мариам (отрицательно машет головой). Не пью.
Павел. А для меня, знаете, это зелье временами как Святой Грааль нашего с вами Иосифа Аримафейского (пьет).
Кстати, почему у вас в стишке Грааль не фигурирует? Святой Грааль! Он сейчас у нас весьма моден. Говорят, наш новенький, но престарелый Правитель мечтает о бессмертии. И даже отдал распоряжение найти чашу с Граалем, чтобы, влив в себя этот кровяной напиток, жить вечно (боязливо оглядывается, затыкает себе рот). (тихо) Вы, Мари, меня останавливайте, я бываю невоздержан на язык, а кругом камеры, прослушка...
Мариам. Иосиф не собирал в чашу кровь распятого. Все было не так. Не верьте написанному...
Павел. Не так? А ты почем знаешь, как было? Не читала Евангелий? У тебя в стихе, если я правильно помню, сплошной апокриф – все перепутано, перевернуто. (загибает пальцы) Иосиф Аримафейский – по всем раскладам, был богачом из Иерусалима, у тебя он живет в Аримафее. Он - тайный приверженец доктрины Христа, так сказать, тринадцатый апостол, у тебя же он пошел в Иерусалим, случайно услышав о появлении божьего посланца. Евангелисты хором утверждают, что тело снимает с креста группа близких людей и сразу после казни. А у тебя Иосиф делает это один, ночью. И еще одна серьезная ошибка: у тебя Иосиф договаривается о снятии тела не с Пилатом, а со стражниками.
Сплошные ошибки! Кажется, я все перечислил. А ведь всего один раз твой стих прослушал. Шестьдесят с гаком, а какая память!!! Итак, резюмирую: вы, дорогая Мари, проявили полную некомпетентность в этом вопросе. (пьет) Поработайте над текстом!
Мариам. Все было так, как у меня в стихе. И конец у Иосифа был печальный, совсем не такой, как пишут. (с насмешкой) Умер в Британии... Похоронен... Его разбойник убил, а тело бросил в реку, так что у него даже нормальной могилы нет, у нашего с вами Иосифа...
Павел. Ну, знаете (пьет). И чего тебе дался этот сюжет?
Мариам. Мне было видение.
Павел. А, понятно. (развязно). Так ты евреечка? Или кто? На русскую не похожа. Фамилию свою помнишь? Чего молчишь? Думаешь, небось, я русский? Я свой паспорт в 20 лет разорвал – и новый оформил. Там вместо Пинхас Исаакович значилось Павел Исаевич – так что вот уже сорок с верхом обживаю чужую жизнь. И ничего... привык. Даже радуюсь... А! слышала про такое? Тебе первой рассказываю. Многого добился. Народный художник, орденоносец, квартира в центре, Мастерская... Но бывает такая деребедень находит, прямо выть хочется. Схватить бы какого-нибудь Пиню разнесчастного, да порасспросить, как ему, бедолаге, живется в нашей достославной стране... Сравнить, так сказать... Как живется, а? Какие коврижки обламываются? Ведь полный отврат, все презирают, бьют, унижают, говорят, вы нашего господа убили. А? Правильно я понимаю? И Пиня молчит, молчит... Нет чтобы прокричать им в рожу: «Да вы сами и убили, а теперь вешаете на нас». (Звучит еврейская музыка, Павел начинает танцевать еврейский танец. Быстро кружится, потом, обессиленный, падает).
Мариам. Вы, Павел Исаевич, выпили лишнего. Давайте я доведу вас до постели.
Павел. (вырывается из ее рук). До постели сам дойду. Ты же мне компанию не составишь? (смотрит на Мариам). Нет?
Мариам. Нет.
Павел. Ну нет, так нет. Спокойной ночи... и чтобы без видений.
Картина третья. Квартира Павла. Он в гостиной с Ольгой.
Ольга (смотрит в блокнот) Ну и немножко пробежимся по биографии. Вы ведь, Павел Исаевич, воевали?
Павел. Как иначе? Был мобилизован. Воевал. Тогда был совсем юным, 20-летним. Служил в конвое. Охранял эвакуированных, женщин и детей.
Ольга. И есть награды?
Павел. Значок. За доблестную защиту Отечества 3-й степени ( в сторону). Хотя бы не 4-й.
Ольга. Чем вам запомнился фронт?
Павел. Это был, собственно, не фронт. Приграничье. Женщины, дети. Мы, конвой, распределяли их по вагонам. Состав с эвакуированными, как мы позднее узнали, бомбили. Многие погибли. Маленькие дети остались сиротами и были распределены по Детским домам. Сейчас эти дети уже выросли и приносят посильную пользу нашему государству.
Ольга. Ваша персональная выставка называется «Возвращение к истокам». Что вы вкладываете в эти слова?
Павел. Ну, это просто. Возвращение к традиционным ценностям. Семье, детям, православию...
Ольга. Павел Исаевич, начальство меня просило спросить вас об этой картине, которая висит в центре выставки. Она вроде никак не вписывается в тематику и сильно отличается от остального вашего творчества. Объясните, хорошо? А я запишу. Итак, в чем смысл картины (смотрит в блокнот») «Снятие с креста»? Вы говорили, она из древней истории.
Павел. Да, есть такая книга «Библия», она делится на «Ветхий завет» и «Новый завет». Моя картина тематически восходит к «Новому завету», на котором стоит православие. Хотя эти сюжеты сейчас не популярны, и даже в некоторой степени... под запретом, мне было разрешено, в порядке исключения, написать картину о Снятии с Креста... э... некоего божественного посланника... В картине можно увидеть прославление дружбы и сотрудничества. Она написана в традициях русского сказочного фольклора, я ориентировался на великого русского художника Виктора Васнецова... Кроме того, один из персонажей картины, Иосиф Аримафейский, по легенде, получил чашу со Святым Граалем, дарующим бессмертие, что очень созвучно научным изысканиям нашего времени и текущего момента (вытирает лоб платком). Этот ответ удовлетворит ваше начальство?
Ольга. Будем надеяться. Если что, придется переписать. Никогда не знаешь, что они вычеркнут.
(складывает блокнот, смотрит по сторонам) У вас красиво... Это такая гостиная?
Павел. Да, у меня хорошая квартира. Прежнюю, больше метражом, я отдал жене после развода.
Ольга. И давно вы в разводе?
Павел. Да лет двадцать уже. Я недолго выдержал, очень быстро убежал....
Ольга. И дети есть?
Павел. Странным образом, да. И даже двое. Двойня.
Ольга. Мне у вас нравится. В большой квартире приятно жить. Моя мамаша говорила про такое: «Шик-блеск-красота». Вы и картины здесь рисуете?
Павел. Нет. У меня к квартире примыкает Мастерская. Я работаю там.
Ольга. Не покажете?
Павел. Нет, не покажу. Там сейчас один человек... живет.
Ольга. А, это та, сумасшедшая?! Она, значит, у вас поселилась? У меня к ней тоже есть пара вопросов.
Павел. Да? И каких же?
Ольга (тихо) Мне кажется, она подосланная. (злобно) Стихи-и-и читает. Иосиф как там его... Ясно: оттуда.
Павел (встревоженно). Откуда - оттуда? Бросьте, я вас прошу. Она чистый, очень несчастный человек, детдомовка.
Ольга. Эк... она уже вас оплела, (с издевкой) очень несчастный человек... Вы же сами говорили... Святой Грааль, бессмертие... наш Правитель всем этим сильно интересуется... тут пахнет изменой...
Павел (испуган). Оля, какой изменой? О чем вы? Женщина прочитала стихи. На религиозную тему. У нас религия еще не под запретом.
Ольга. Смотря какая религия. Религия религии - розница.
Павел. Розница? Послушайте, давайте я покажу вам квартиру. Вы ведь еще кухни не видели, а у меня чудесная кухонька и есть чем вас угостить... За особые заслуги мне в продуктовом наборе выдали ванильное печенье.
Ольга. «Земляничное»? Я о нем от мамаши слышала...
Павел. «Юбилейное». Печенье моего детства. Пойдемте, я вас чаем напою...
(уходят)
Картина четвертая. Павел, Ольга и Анжелина
(Звонок в дверь. Павел открывает, вбегает Анжелина)
Павел. Ты? Что тебя принесло?
Анжелина. Мужлан! (проходит на кухню, Ольге) Привет, я Анжелина, когда-то имела счастье быть женой этого человека. Слава богу, быстро избавилась от такого счастья. (к Павлу) Я затеяла ремонт. На этот период мы, все трое, переезжаем к тебе. Дня через два. Тебя устроит?
Ольга. Я пойду, Павел Исаевич.
Анжелина. Куда же вы? Вижу, вы так уютно здесь расположились. Если б знала, никогда бы без предупреждения не ворвалась. Я ведь понимаю: еще не очень старый одинокий мужчина тянется к молодым девушкам... А для молодой девушки это так привлекательно – интимное свидание со знаменитым художником Павлом Сурепиным...
Ольга (без эмоций) Ольга Безуглова. Московские новости. У нас с Павлом Исаевичем рабочая встреча. Редакция поручила взять интервью. Я пойду, Павел Исаевич. Сегодня вечером должно появиться... (уходит)
Анжелина. У нас действительно ремонт – и мы переберемся сюда, если ты, конечно, не возражаешь. Через два дня.
Павел. Не мешало бы заранее предупредить. Я бы уехал на это время.
Анжелина. А эта... бойкая девица, журналистка, она разве не у тебя живет?
Павел. А тебе какое дело?
Анжелина. Мне до всего есть дело. Мне доложили, что у тебя кто-то поселился.
Павел. И дальше?
Анжелина. Что дальше? Я испугалась за тебя. Женщины такие коварные. Вот эта девчонка, например, что ты в ней нашел? У нее совершенно рыбьи глаза и фигура как доска, абсолютно плоская...
Павел. А в чем ее коварство?
Анжелина. Как? Разве непонятно? Увидела свободного мужика, известного художника, еще не совсем дряхлого, живущего в центре, в большой квартире...
Павел. Угрюмого мизантропа, временами сильно пьющего...
Анжелина. Издеваешься?
Павел. Как Митя?
Анжелина. Все так же. На ингаляторах. Астматик, практически инвалид... Резкие запахи ему противопаказаны. В Мастерской я поселю Никошу.
Павел. Мастерская занята.
Анжелина. Занята? Кем же?
Павел. Одним человеком.
Анжелина. Женщиной?
Павел. Какое твое дело - женщиной? мужчиной? Мы в разводе больше двадцати лет. Не знаю, сколько за этот срок ты сменила партнеров. Не интересовался. Слышал, что много.
Анжелина. Ну и неправда, всего троих... Все такие... малоинтересные. И мальчики ни одного из них не приняли.
Павел. Чем они сейчас занимаются?
Анжелина. Никоша пошел в Росгвардию, в молодежную группу, проходит обучение. А Митя... ну Митя пока дома, слава богу, с таким здоровьем армия ему не грозит... Все книжки читает. Не современный, диковатый... Даже не знаю, как его приохотить к компьютеру, сопротивляется... Говорят, у тебя выставка открылась? Я за своими делами пропустила...
Павел. Какие же у тебя дела?
Анжелина. Какие дела? А денежки зарабатываю. Все же нас трое, твоих подачек недостаточно (с гордостью) Я с некоторых пор занимаюсь могильным дизайном. Из любой ветхой фотки сделаю первоклассный цветной портрет для могилы. Умею создать у посетителей приподнятое праздничное настроение. Сейчас работаю все больше для солдатиков, погибших на прошлой войне. И патриотично, и пользуется спросом, и оплачивается неплохо. А эта... женщина... которая у тебя в мастерской... что она там делает? Кто она?
Павел. Хочешь познакомиться?
Анжелина. Почему нет?
Павел. Ну хорошо. Только ты ее не спугни. Она дикая. Сейчас позову. (Идет в глубь квартиры, к Мастерской. Возвращается обескураженный). Ее нет. Мастерская пуста. Там есть другой выход. Наверное, она вышла через ту дверь.
Картина пятая. Павел сидит на кухне, пьет
(Звонок. На звонок идет открыть дверь. Входит Мариам)
Павел. Мари! Какая приятная неожиданность. Не ждали. У моего предшественника Ильи Ефимовича Репина была такая картина. Я думал, ты сбежала.
Мариам. Я искала работу. Можно устроиться в семью – ухаживать за стариками или за детьми. Но у меня нет рекомендаций.
Павел. А где ты вообще работала?
Мариам. Как где? В Детском доме. Я его ненавидела. У меня был тяжелый опыт, когда я только туда поступила, крошкой трехлетней. Не хочу об этом... Я ненавидела свой Детский дом, но больше деться было некуда. Как детдомовке мне полагалась площадь. Но ее дали совсем недавно. Соседи обещали меня убить, если я ее не освобожу.
Павел. Голодная? Угощайся: печенье из продуктового набора. «Юбилейное». А уж в честь какого юбилея – бог весть. Возможно, производство возобновили к столетию нашего достославного Правителя. И чай можно согреть. Я, как видишь, другое пью... (Мариам наливает себе воду из чайника, берет печенье). Спасибо, я действительно проголодалась.
Я вот подумал, что мог бы предложить тебе работу. Сейчас нас будет здесь больше: приезжает моя бывшая с двумя отпрысками. Нужно, чтобы кто-то следил за порядком. Прибирался. Мальчишки всегда все разбрасывают... Подойдет тебе?
Мариам. Конечно, подойдет. А сколько лет мальчикам?
Павел. Чуть больше двадцати. Взрослые.
Мариам. Меня лет до двадцати война не отпускала. Все снилась бомбежка... и как маму убило. Я не хотела, чтобы меня брали в чужую семью. Ждала отца, что приедет за мной. А потом... потом нашла его на сайте погибших. Было написано: «геройски погиб за родину».
У меня к вам просьба, Павел Исаевич: Можно мне использовать бумагу и краски для рисования, которые лежат в мастерской.
Павел. Рисуешь?
Мариам. Решила попробовать.
Павел. Я тебе помогу. Можно акварелькой, гуашью, да и акрилом... Что лучше пойдет... Можно и просто карандашом... Я с юности в блокнотах делал зарисовки. Особенно в годы военной службы. Карандашом, конечно, там не до красок было. Вот подожди, сейчас что-то покажу. (Уходит и быстро возвращается): Р-раз – умбаквили –мелитоли-комунадзе - и два (вытаскивает из-за пазухи старый блокнот). Вот этот блокнотик... из прошлого - мне недавно понадобился. Как раз для той самой картины «Снятие с креста». Мучился над изображением матери Иисуса, не мог найти выражения лица. И вдруг вспомнил про старый военный блокнот. Вот взгляни... тут довольно много рисунков... женщины дети... А вот эту женщину в полосатой косынке я как-то сразу приметил. До сих пор помню, что косынка была в красно-белую полоску, жаль, карандашом цвета не передашь.... Мне она сразу в глаза бросилась, взгляд такой глубокий, сосредоточенный, да и косынка полосатая выделялась...
Мариам. (волнуясь). А девочку рядом видели?
Павел. Девочку? Да вроде не было там никакой девочки.
Мариам (скрывается)
Павел. (он опьянел) Мариам, где ты? Опять я один? Почему ты всегда уходишь? Ты дух? Эльф? Откуда ты взялась? Ты мне приснилась?
Мариам (возвращается с косынкой в руках) Павел Исаевич, не нужно вам больше пить. ( показывает косынку) Она? Та самая?
Павел. Та вроде была красно-белая, а эта с фиолетовыми разводами. .
Мариам. Так выгорела же. Сколько лет храню. Это мамина косынка. Я была рядом с мамой. Вы должны были меня видеть. Видели?
Павел. Давно было. Уже трудно что-то вспомнить. И голова у меня тяжелая. Но, кажется (хватается за голову), кажется, видел. Маленькая такая, с косичками... Так это ты была?
Мариам. Только не с косичками, а с короткой стрижкой...
Павел. Может, и с короткой ... Разницы нет.
Главное, что видел.
Картина шестая. Анжелина, Никоша и Митя в гостиной
Анжелина. Никоша, ты когда на службу?
Никоша. Сегодня иду в ночь, ночное дежурство, будем на мотоциклах объезжать город.
Анжелина. На мотоциклах? Так всех же перебудите! Они так громыхают...
Никоша. Зато порядка будет больше. Нам старшой говорит: народ нужно попугать, много стало непуганых.
Митя. А зачем пугать? Пусть себе живут. Кому люди мешают?
Анжелина. Вот заступник нашелся. Ты всех по себе судишь, что с тебя взять – смирный, больной, никуда не ходишь. А народ разный, есть и бунтари, и предатели, (тихо) власть всегда боялась бунта.
Никоша. К нам на днях новое оборудование поступило – как раз для тех, кто бунтует, - дубинки, электрошокеры, кандалы...
Митя. Какое же это новое оборудование? Все эти инструменты с прошлого или даже позапрошлого века...
Анжелина. Ты у нас, Митя, больно умен. Да все по-книжному. А настоящей жизни не знаешь... Послушай брата. Он сейчас в самом центре жизни...
Я видела, ты с этой... уборщицей долго беседовал. Что она тебе говорила?
Митя. Она мне старинные предания рассказывала, сказки...
Анжелина. Какие же? Мы с Никошей тоже послушаем.
Митя. Жил один человек. Старый, больной и слабый – и он услышал, что где-то в их земле появился чудесный Посланник, который несет людям мир и счастье.
Анжелина. Уже чувствую, что не все ладно в этой сказке. Что-то меня страх пробирает. Ты как, Никоша?
Никоша. Спокойно, маманя. Я на месте.
Митя. Можно продолжать? И вот этот человек все бросил и пошел, чтобы поглядеть, что за Посланник такой. Но когда пришел, оказалось, что Посланника схватили, по приказу властей, и приговорили к казни.
Анжелина. Так я и знала, что конец будет в этом роде. И что, казнили его?
Митя. Казнь была особая. Взяли крестовину – и прибили его к ней за руки и ноги.
Никоша. Это что-то новенькое. Я про такую казнь не слышал.
Анжелина. Да не новенькое, а очень даже старенькое. Я девочкой что-то такое слышала от бабушки. Все это случилось еще до последнего освободительного похода и до того, как интернет отключили.
Митя. А ночью этот слабомощный и больной снял тело с крестовины и предал земле. И это место стало местом всеобщего поклонения. Поначалу власть всех оттуда гнала и цветы, что люди приносили, уничтожала, а потом они и сами приходить стали - вроде для исцеления, слава такая об этом месте шла. И вот еще такая подробность: Есть легенда, что у того, кто тело снял и похоронил, хранилась Чаша со святым Граалем.
Никоша. А что это такое?
Анжелина. Никоша, ты просто обязан это знать. Наш Правитель повсюду ищет Грааль, ему не терпится получить бессмертие. Ты, Никоша, своего не упусти. Это может быт шансом для тебя.
Никоша. Не понял.
Анжелина. Ну как же. Эта «рассказчица сказок» говорит про святой Грааль. Не нужно ли ее хорошенько порасспросить, что он такое, где находится, можно ли достать. Порасспрашивать как вы умеете, с нажимом, чтобы все без утайки узнать...
Митя. Мама, зачем? Это сказки. Им никто не верит, даже я... А Мариам хорошая, очень добрая, она меня сахарным петушком угостила – на палочке...
Анжелина. Можно подумать, я вас не кормлю. Петушок на палочке. Ты понял, Никоша! Скажи вашему, как там его, старшОму, что ты знаешь одну подозрительную особу, которую неплохо бы проверить... Мариам... И имя-то какое! Эфиопское или...это... грузинское... Один дьявол...
Митя (рыдает). Мама, зачем? Выходит, я донес на нее. Это сказки. Это неправда все. Нет никакого Святого Грааля, и Посланника тоже не было, и его могилы... Мариам хорошая, добрая. Зачем ей к ним в лапы? Они ее не выпустят...
Анжелина. Все. Пошла к себе. Мой перерыв кончился, пора и за работку. Денежки зарабатывать. А ты, Митя, думай прежде чем вступать в разговоры. Ты молодой, неопытный, из дому редко выходишь. Жизни не нюхал. Тебя так легко обмануть... (уходит)
Картина седьмая. Никоша и Митя
(Митя сидит в слезах, закрыв лицо руками)
Никоша. Ты, Митька, того, не думай. Я к СтаршОму не пойду. Да он и слушать не будет. Он должен нас в порядке держать, Молодежный отряд. Какое ему дело, кто там что рассказывает? Мамаша – отживший кадр, не понимает, как это работает.
Митя (с просветлевшим лицом). Не скажешь? Не донесешь на нее? Она, правда, очень хорошая.
Обещала за меня молиться. И, знаешь, когда мы с ней разговариваем, у меня приступов не бывает.
И все истории у нее... такие... человечные.
Никоша. А я, Митюня, надумал на войну идти. Ты только мамаше не говори - это еще не точно.
Я в себе такие силы чувствую. Гуляют. Посмотри, какие мышцы! Ежедневные тренировки, мужская еда без всяких сладостей. В узде себя держу, не даю расслабляться. Не как некоторые, у которых что ни день, то пьянка-гулянка. У меня ни пьянок, ни гулянок... Такие, как я, образцовые, и должны за родину воевать. А ? Как считаешь?
(Митя молчит)
Конечно, если подумать подольше, то можно испугаться. Все же на войне убивают или... или делают калеками... Будешь, как ты, всю жизнь сидеть на инвалидности, со своими ингаляторами...
Но я уверен, меня не убьют, нет.
Митя. Она мне свои рисунки показывала. На белой бумаге карандашом человеческие лица... Там и мы с тобой есть, и Павел, и даже мама Анжелина.
Никоша. Мамаша меня может не отпустить. Скажет, у меня один сын, второй, инвалид, не в счет.
Не имеете права забирать. Но я ведь не по мобилизации. Я сам. Что скажешь?
(Митя молчит)
Ты, Митюня, не тушуйся. Будь побойчее. А то мамаша, если меня не будет, слопает тебя без соли. Заездит своими наставлениями. Уж я вроде целыми днями дома не нахожусь, а и то тяжело, когда прихожу: зудит без остановки. Понимаю, почему папаша не выдержал – убежал.
Митя. И там есть один рисунок. Ну точно, как она рассказывала. Старичок маломощный взбирается по лестнице на самый верх, к крестовине, на которой висит тот самый казненный, гвоздями прибитый к доскам. Ночь, темнота кромешная, только, непонятно откуда, лучик света пробивается... а кругом – ни души, голая местность. Страшный рисунок. Но при этом в нем есть какая-то... просветленность...
Никоша. Да что ты заладил: крестовина, казнь, гвозди... Я тебе про Фому, а ты мне про Ерему. Говорю: хочу на войну идти. Что скажешь?
(Митя молчит)
Картина восьмая. Павел и Мариам
Павел (пишет портрет Мариам). Что, устала сидеть? Осталось немного. Без тебя уже буду доканчивать... (задергивает портрет)
Мариам. Нет, я не устала, сижу, думаю.
Павел. О чем же ты думаешь, божественная Мари, вот бы узнать. Да ведь не скажешь...
Мариам. Почему? О простом думаю. Какая у вас интересная семья. Все такие разные... И судьба у всех будет разная...
Павел. Судьба? Кто знает, какая у кого будет судьба? Разве я знал сорок лет назад, что буду жить так, как сейчас живу и как живут мои несча... счастливые соотечественники? (оглядывается). Заткните мне рот, Мари, иначе я сейчас начну высказываться, а кругом камеры... сыск... И я молчу, молчу. Как Пиня молчит, когда толпа привычно его обвиняет: «Ты и твои соплеменники распяли Того, Посланного, Богоданного», молчит Пиня, не кричит им в ответ в их отвратные рожи, морды, хари: «Вы и распяли, изверги, а на нас вешаете». И две тысячи лет назад распяли, и совсем недавно. Именно вы, вы распяли». (останавливается) Однако мне нужно выпить...
Мариам. Погодите, Павел Исаевич, не нужно вам пить. Хотите посмотреть мои рисунки? У меня их уже много накопилось (приносит рисунки)
Павел. Так ты портреты пишешь? С натуры?
Мариам. В основном из головы, по воображению. Но бывает, что и с натуры. Вот – смотрите – ваша семья. Вот Никоша... Узнаете? У него впереди нелегкая жизнь. Станет большим военным начальником, образцом для подчиненных. А потом по доносу завистника пройдет через круги ада, поношенье, тюрьму ... Рано погибнет, даже семью не успеет завести...
Павел. Та-ак. А что про Митю скажешь?
Мариам. Митя, вроде и слабый, и больной, а сумеет выучиться. К тому времени страна преобразится, понадобятся грамотные люди. Митя пойдет в науку, станет ученым-биологом. И семья у него будет хорошая, жена–коллега и сын-ангеленок... Хорошо будут жить, дружно и счастливо...
Павел. Та-ак. А это кто? Неужто Анжелина? Больно на дьяволицу смахивает. Что о ней скажешь, Кассандра ты наша новоявленная?
Мариам. А с Анжелиной ничего не сделается. У нее долгая будет жизнь, всех переживет... С Митей на старости лет поссорится, с внуком тоже разойдется, одна будет жить, кончит жизнь в Престарелом Доме...
Павел. Вот как. Ты словно по книге читаешь.
Мариам. Так все в книге и записано... Нужно только глаза закрыть – все и увидишь...
Павел. Та-ак. Ну хорошо. А со мною что? Какой мне конец заготовлен?
Мариам. С вами... с вами... мне трудно сказать... очень все не ясно. У вас дорога раздваивается, а по какой пойдете, пока непонятно...
Павел. А портрет? Мой портрет?
Мариам. Портрет? Я еще над ним работаю... Вы будете в образе... Пока не знаю, в каком... Ваше будущее еще не определилось...
Картина девятая. Гостиная. Павел и Человек в сером
(Павел сидит в гостиной, пьет. Появляется Человек в сером.
Павел (видит Человека в сером) Вы за мной?
Человек в сером. Может, и за тобой. Пока нам нужна гражданка (вынимает лист, читает) Марина Осиповна Герасимова. Где она?
Павел. Если ее нет в Мастерской, значит, вышла прогуляться. Она свободный человек.
Человек в сером. Пока. Пока свободный. Мне нужны сведения о ней. Мы получили информацию о ее неблагонадежности и нелояльности государству. Можешь ты это подтвердить?
Павел. Нет, не могу. Это оговор. Я хотел бы знать, в каком мы с вами статусе – следователь и свидетель? Вы собираете материал для судебного разбирательства? Или я не так понимаю?
Человек в сером. Ты не так понимаешь. Все эти «судебные разбирательства» ушли в прошлое. Сейчас все проще. Есть подозреваемый и есть доказательства его вины. Затем следует наказание.
Павел. И кто все это осуществляет?
Человек в сером. Я.
Павел. Как? И опрос свидетелей, и сбор доказательств, и определение наказания?
Человек в сером. Такой порядок существует уже давно и утвержден Генеральной Комиссией по ревизии Законов. Но хватит вопросов. Спрашивать буду я.
Павел. Однако... я бы хотел...
Человек в сером ( злобно). Мало ли, что бы ты хотел Пинхос Исаакович, здесь спрашиваю я. Понял?
Или нужны подручные средства для объяснения?
Павел. Подручные средства? Нет, нет, они, пожалуй, здесь лишние. Я вас слушаю, гражданин... вы не представились...
Человек в сером. Я НИКОГДА не представляюсь. Что ты знаешь о подозреваемой в измене Марине Герасимовой?
Павел. Так нелояльность или измена? Это разные вещи и разная степень вины.
Человек в сером. Что прикажете делать с этими умниками! Ты будешь отвечать или нет?
Павел? Что отвечать?
Человек в сером. Что подозреваемая в измене Марина Герасимова совершила искомый акт измены и должна быть осуждена по всей строгости Закона, выработанного Комиссией по его ревизии.
Павел. Но... но это не так. Я не могу это подтвердить!
Человек в сером. Тем самым ты становишься пособником акта измены и предательства.
Павел. Теперь уже и предательства. Вы живой человек или машина? Разве можно так осуществлять правосудие?
Павел. Хватит. Мое терпение кончилось. Именем Закона, принятого Комиссией по его ревизии, ты будешь арестован. Если не дашь признательные показания. В этом случае тебе и вышеуказанной гражданке грозит смертная казнь через удушение.
Павел. Удушение?
Человек в сером. Так дешевле. Государство, в связи с новой войной, перешло на режим экономии.
Если не хочешь быть удушенным, должен признаться, что держал у себя в доме вышеперечисленную гражданку, совершавшую акты измены и предательства.
Павел. А если признаюсь, вы от меня отстанете?
Человек в сером. По поведению. Смотря как будешь себя вести, Пинхос Исаакович.
Павел. Я должен подумать. Дайте мне одну ночь. Всего одну. Завтра я вам отвечу.
Человек в сером. Ну, гляди у меня...
(скрывается)
Картина десятая. Мастерская. Павел и Мариам
(Павел пьет в одиночестве. Появляется Мариам)
Мариам. Добрый вечер, Павел Исаевич!
Павел. Это ты, Мари? Ты всегда появляешься внезапно. Словно видение или сон.
Мариам. Я гуляла. Вы живете в чудесном месте.
Павел. Живые пруды... Когда-то и я любил здесь гулять... С милой девушкой. Вот я тебе расскажу.
У меня сегодня ночь откровений. Только сначала, если ты не возражаешь, дверь в Мастерскую я закрою на ключ. Чтобы никто нам не мешал. Ты ведь меня не боишься?
Мариам. Нет.
Павел. Вот и хорошо. А больше мне здесь никто не нужен... У нас с тобой будет ночь любви. (Мариам отшатывается) Не бойся, не бойся, дурочка... Я неправильно выразился – ночь любовных откровений. Ведь любовь... она есть... или хотя бы была у всех. Так? ( не ждет подтверждений) И это самое лучшее, что есть или было в жизни. Согласна? (не ждет подтверждений и продолжает как в бреду). И когда жизнь кончается, что остается на ее донышке? Свершения? Достижения? Планы? Да нет, вовсе нет, только то, затаенное, что лежит в самой твоей глубине...
Мне было двадцать лет. И я был на войне. Не в самом ее пекле – в приграничье, занимался эвакуацией населения... А она, Маруся, работала в штабе, при командующем, секретаршей. Беленькая, легкая, стремительная. Не ходила – летала. Наверное, не я один на нее заглядывался... На следующий день нас должны были перебросить в другое место... И я набрался храбрости – и каким-то чудесным образом сумел с ней познакомиться, когда она выходила из своей конторы... И мы с ней всю ночь прогуляли... О чем говорили – не помню, но было ощущение такой радости и свободы, какого я больше никогда не испытывал. Мне было ясно, с первого на нее взгляда и с первого произнесенного ею слова, что вот существо, рядом с которым я бы хотел провести жизнь...
На следующее утро мы меняли дислокацию, у меня в блокноте был записан Марусин адрес... Но... под утро случился налет вражеской авиации, мы успели проскочить, а штаб был обстрелян. Выживших не было. Тем и кончилась моя любовь...
А потом, уже на гражданке, я встретил Анжелину, вернее, она бросила на меня свой хищный взгляд и сгребла в охапку. В первую минуту, поддавшись дьявольскому соблазну, я не смог увернуться от напасти, но потом Господь вразумил, шепнул мне: беги, беги без оглядки. И я побежал что есть духу... Бегу до сих пор. Но как видишь, от нее трудно убежать... (трет лоб).
Да, Живые пруды... прогулки с милой девушкой... Это тоже было... было... Уже после. Когда мы разбежались с Анжелиной. Я, понимаешь ли, был большой ходок, женщин не пропускал, но во всех встреченных мною девицах и дамах искал черты той, Маруси... Черты Маруси... Вот странность: ты вроде внешне на нее не похожа... совсем не похожа, а по существу... Мне с тобой так же легко (трет лоб, прерывает себя). Но я о другом. И вот мне показалось... Аня была моя студентка... откуда-то из Сибири... И я, глупая башка, подозревал, что нужен ей, чтобы остаться в Москве, и все тянул, тянул, говорил, что нужно проверить свои чувства, что еще не время... Видно, ей надоело – и она вышла замуж... за однокурсника... И снова я остался с носом...
Смешно? Грустно? Чего только жизнь не намешала мне в свой коктейль.. Это пойло не было Святым Граалем, увы. Приходилось лгать, изворачиваться, прикрываться ИХ лозунгами... Всю жизнь мечтал написать большое полотно на сюжет из Евангелия. Что-то вроде «Христа в пустыне», или «Явления Христа народу»... Годы потратил на то, чтобы дали разрешение. И что? На выставку никто не пришел. О ней написала одна протухшая официальная газета. И, если по-честному, я сам вижу, что никакой это не шедевр. Фигуры мертвые, ватные... Разве что Мария... Да, Мария живая, она удалась... Но одна фигура не делает картины... Получается, что и мое художество, как и любовь, потерпело фиаско... Так?
И что теперь? Что мне осталось в качестве жизненного итога?
Что скажешь, Мари?
Мариам. ...Вы говорите, что у всех в жизни есть или была любовь. Я пережила страшный опыт, когда была маленькой девочкой. Я претерпела... претерпела... короче претерпела. Потом я выросла и решила поставить крест на человеческой любви, стать монашкой и посвятить себя Богу. Любовь к Богу – это ведь и любовь к людям... Мне помогла одна женщина... она ходила в наш Детский дом, читала нам разные книжки. Меня она выделяла - и как-то принесла мне книжку в какой-то нелепой, очень яркой обложке – а внутри было Евангелие. И я тайком его читала... это спасло мне жизнь...
Теперь о вашем вопросе. Мне кажтся, можно посмотреть по-другому. Вот я вижу: Ваш Митя, лет этак через двдцать, разговаривает со своим пятилетним сыном, вашим внуком. Тот просит: - Папа, расскажи мне о дедушке, какой он был?. - И Митя ему говорит: -Твой дед был известным художником, но он решился выступить против тогдашней неправедной власти. – И что с ним стало? - Они, мой мальчик, его убили, он погиб защищая правду, – как герой.
Павел. Мари, мне страшно. Я не готов к смерти. Я бы очень хотел пожить еще хоть пару лет, хоть годик и даже хоть один лишний денек...
Мари. У вас есть выход... Ваша судьба еще не решена... Вы можете отказаться...
(громкий стук в дверь)
Голос Анжелины: Павел, открой. Почему дверь закрыта? Ты не один? Ты с этой...? Чем вы занимаетесь?
Павел. Чем мы занимаемся? Разве непонятно? Разумеется, любовью.
(Стуки усиливаются, наконец дверь ломается и Анжелина оказывается в Мастерской
Павел смотрит на нее и начинает хохотать, указывая на нее рукой. Вслед за ним начинает смеяться Марион, а затем и сама Анжелина... Все трое неестественно громко и нервно хохочут...)
Эпилог. Через 20 лет. Митя и Павлик, его сын
Вывеска. «Выставка одной картины: Павел Сурепин. «Снятие с креста»
Митя. Павлик, пожалуйста, не бегай, остановись. Видишь, эту большую картину? Ее написал твой дед Павел Сурепин, в честь которого ты назван. Понял?
Павлик. А мороженое? Ты обещал мороженое.
Митя. Сейчас посмотрим картину – и пойдем есть мороженое. Вот взгляни. Она называется «Снятие с креста», сюжет пока тебе непонятен. Но ты должен знать, что за эту картину твой дед пострадал – его убили в тюрьме.
Павлик. А почему этот человек на картине лезет по лестнице?
Митя. А как ты думаешь?
Павлик. Он хочет залезть на небо.
Митя. Ты прав. Его зовут Иосиф Аримафейский – и он хочет залезть на небо...
Когда я был юным, мне о нем рассказала одна женщина, святая. Мы не знаем, где могила твоего дедушки и где похоронена эта женщина. Но давай минуточку о них подумаем.
Павлик. А как думать?
Митя. Хорошо. О хороших людях подумаем хорошо.
Павлик. Я уже подумал. Я очень хорошо подумал. Идем за мороженым?
Митя. Идем.
Добавить комментарий