ОТРЫВОК ИЗ ПОВЕСТИ В СОКРАЩЕНИИ
После заката нагретый мрамор лестниц медленно остывал, чуть дымился белесым паром. Бары и рестораны в отеле "Дипломат" по-настоящему оживали только к вечеру. Всплески музыки разливались вдоль опустевших бассейнов. В их зеркальной поверхности отражалась хмельная оранжевая луна. Белели кресла с брошенными полотенцами.
Эмма, уже одетая для ужина, стояла возле парапета и смотрела на темнеющий океан.
— Красиво, как в книжке на картинке. Не по-настоящему красиво, будто фильм смотришь... Знаешь, Алеша, кого я встретила в ресторане, здесь во Флориде? Сержика, представляешь?! Сережу Шевчука из моей школы, то есть лицея, на два класса старше. Я с ним играла в теннис и ходила на каток. Помнишь, был период, когда я увлекалась фигурным катанием?.. Шевчук тут с целой компанией. Приехали на летние каникулы, да так и застряли. Он теперь "академик", папа ему оформит академический отпуск на год, чтобы поправил здоровье...
— Сергей Шевчук? Длинный такой, белобрысый и нахальный? — он резко повернулся. — Его министерский партийный папа в последние годы живенько перестроился и крестился... Куда ему поправлять здоровье? На нем и тогда пахать было можно. И компания его, наверное, такие же лоботрясы — новые русские...
— Нормальные мальчики... тебе все кажутся лоботрясами. Тебе нет равных, серьезно! Только ты святой, у тебя принципы, благородные цели. А они — просто хотят красиво пожить, пока молоды. Только ты один работаешь и заботишься о судьбах человечества. Серьезный, правильный Алеша, Алексей Алексеевич! Мне даже стыдно, что я такая легкомысленная. Ты всегда был таким... серьезным, даже в молодости?
— Я и сейчас не старый еще, кажется... Судьбы человечества меня не слишком волнуют. А если и волнуют, я на них никак не могу повлиять, к сожалению. Пока я могу изменить к лучшему, хоть немного, жизнь только сорока сирот в моем детском доме.
Просто ты еще совсем девочка и тебе кажется, что все, кто старше двадцати, уже древние старцы...
— Знаю, знаю, не сердись. Ты не древний, не обижайся, братец-кролик. Ты очень взрослый и серьезный молодой человек. — Эмма звонко расхохоталась, и ее хохот мячиком поскакал по лестнице. — Но мне не хочется быть серьезной, пока... Мне хочется танцевать! Пойдем в бар, будем пить и танцевать!
— Нет, не хочу возвращаться в шум и давку. Здесь лучше.
— Всегда ты так! А я хочу в шум и давку! — она надула губы, но не могла долго сердиться на Алешу. — Нина тоже слишком серьезная, но я перевоспитаю ее. Вот увидишь! Сделаю из нее современную эмансипированную женщину. Я уже начала ее учить водить машину! И приодела. Она выглядела жутко провинциально, будто деревенская овечка — кудрявенькая, беленькая. Ты же сам говорил, что мы должны заботиться о других. Вот я и стараюсь, забочусь о ней.
— Но не в смысле тряпок! Ради Бога, только Нину не перевоспитывай по своему образу и подобию! Она славная, скромная девушка, без претензий. На какие деньги ты ее приодела? Опять у папы клянчила?
— Чем тебе не нравится мой образ? Всем нравится, а тебе не нравится! — Эмма поправила волосы, искоса и лукаво посмотрела на него. — Ничего я не клянчила, мне папа дал кредитную карточку. Я и сама заработала переводами. Но Нина... такая провинциальная, застенчивая. Ничего не позволяет мне купить для нее. Глупые кошкины церемонии. Хорошо, что ей подошли несколько моих старых платьев и джинсы. Она их укоротила. Откуда она все умеет? Мы пошли в парикмахерскую, сделали ей стрижку, маникюр, и она стала вполне хорошенькой. За ней, по-моему, приударяет твой тюфяк Гена. Но она слишком хороша для такого... лопуха развесистого.
— Того, что ты заработала переводами, наверняка, хватило ровно на одну пару дизайнерских джинсов. Нет, на одну штанину. А Нину жизнь заставила, научила все делать самой. У нее не было нянек и гувернанток. И если Гене она нравится... Я не замечал, странно. Он положительный...
— Слишком положительный, но скучный, обыденный, как... как серый валенок. Слова от него не добьешься. Хорошо, что он хоть начал мыться и причесываться под твоим влиянием, а то просто стыдно перед друзьями.
— Какими друзьями?
— Я же тебе говорю, тут Сержик и его компания. Москвичи, прикольные ребята. Один из них — даже крутой бизнесмен, в кино. Уверяет, что я обязательно должна сниматься, не зарывать свой талант. С моей клёвой внешностью и темпераментом...
— А ты и уши развесила, — раздраженно перебил Алеша. — Мало ли что мальчишки болтают. У тебя даже речь меняется, становится вульгарной, когда ты начинаешь якшаться с подобными типами.
— Он не тип и не мальчишка, он — настоящий режиссер или продюсер, снял два фильма. Ты отчитываешь меня, прямо как няня Фетисовна. Скажи еще, что я должна блюсти свою девичью честь!- Эмма рассердилась, отвернулась, ожидая, что он попросит прощения. Но Алеша молчал. И она гордо ушла по направлению к бару, стуча каблуками.
"Что он ко мне пристает? Чего он вечно меня учит, как нужно жить, будто школьницу? — Она лягнула попавшееся на дороге плетеное кресло и ушибла палец. — Я уже не маленькая, в жизни разбираюсь не хуже него. Кому пришло в голову поженить Беллу и Ларкина? Мне! И они счастливы. Для Нины я тоже найду жениха, лучше этого мятого Гены. Да, ей обязательно нужно выйти замуж. Она просто создана для замужества, не то, что я. Мне никто не нужен, хоть прекрасный принц... не нужен и все! Пусть Алешка смеется надо мной, но я — красивая и с характером. И талантливая, да-да-да! Мою игру на пианино многие хвалили. Учительница танцев всегда ставила другим в пример. И не только потому, что папа давал большие пожертвования на школу...".
Эмма подсела к белому роялю, взяла несколько аккордов... внимательно стала рассматривать свои руки, замершие над клавишами. Потом подняла взгляд и поймала уголком глаза отражение в стенном зеркале:
Руки, которые в залах дворца вальсы Шопена играли, по сторонам ледяного лица локоны в виде спирали... 1
Она заиграла "Элегию" Калинникова, чуть сбиваясь. Давно не практиковалась.
— Вот ты где прячешься! Хорошо играешь. Крутизна! — веселый Сержик с двумя приятелями приближался к ней, ловко лавируя между креслами и диванами. — А мы уж испугались, что ты уплыла в океан, русалка ты наша. Покинула нас навсегда, как улетевшая звезда, и не увижу никогда... да, да, да... что бы еще такое срифмовать?
Приятели захохотали. Видно, здорово уже набрались. Но Сержик был трезв, как стеклышко. Он умел пить и не пьянеть. Эмма знала эту его способность по многим школьным вечеринкам.
Однажды в девятом классе, кажется на даче, отмечали день рождения одноклассника Жени. Его отец торговал машинами, и гостей привезли на день рождения в черном лимузине. Женя всем давал проехаться на папином "Порше" и клялся, что получит его в подарок. Пили сначала шампанское, потом добрались до запертого бара, и после того, как Женька вскрыл замок шпилькой, перешли на зарубежные коньяки и виски. Эмма здорово окосела. Курили марихуану. Мальчишки тогда совсем одичали от выпивки и травы, начали приставать, безобразничать. Эмме и ее подружке пришлось бы несладко, если бы Шевчук не подсунул ребятам двух шлюховатых чувичек, с которыми он пришел. А Эмму и подругу вовремя увез от греха подальше, на такси. Правда, забросив подругу домой, он привез Эмму к себе, но не трогал, пока она не пришла немного в себя. Потом они еще встречались иногда, пока Эмма не увлеклась молодым футболистом. Но к Сереже Шевчуку у нее навсегда осталась смутная благодарность. Он и в постели был весьма хорош, не то, что другие неловкие мальчишки. Умел ее рассмешить и не устраивал сцен, когда Эмма его отставила.
Теперь она смотрела на возмужавшего Сержика с удовольствием. Он стал шире в плечах, юношеские прыщи бесследно исчезли благодаря совместным усилиям чувичек, Эммы и еще изрядного числа его знакомых.
Сергей подмигнул своим приятелям:
— Валите, ребята, кулём. Мы к вам позже присоединимся. Мне нужно потолковать с барышней. Кончайте колбаситься, растворитесь!
С гоготом и криками приятели скатились по лестницам к пляжу, сбивая на ходу лежаки, а Сергей положил локти на крышку рояля и нахально уставился на Эмму. Красивые глаза. Светлые, веселые, бездумные, чуть раскосые. Как у тигра, который не решил еще, напасть ли ему на жертву или затеять с ней игру... Густые брови вразлет. Нужно сказать что-нибудь, а то он ее съест взглядом и косточки обгложет.
— Как тебе здесь, во Флориде?
— Ничего, клёво. Девочки симпатичные, а ты — лучше всех. Но я тут не только для гулек. Я решил бросить институт. Пока на время, — Сержик заломил бровь, затянулся сигаретой, зажег вторую для Эммы. — Меня теперь интересует бизнес. Пока я еще не старый хрыч, а молод и полон энергии, я хочу создать свою собственную фирму, такую, как у твоего папы. Чтоб все уважали: пальцы веером, и весь в шоколаде. Понимаешь? Но сначала нужно поработать в перспективной фирме, присмотреться, что к чему... Впрочем, тебе бизнес, наверное, до печки. В натуре, чудное мгновенье, передо мной конкретно ты... — Он подвинулся ближе. Эмма почувствовала жар его мускулистого тела под тонкой рубашкой. — Пойдем, потанцуем, а потом ко мне... Поверь, я теперь другой человек, перековался. Даже к женитьбе готов, в натуре!
Он прижал свободную руку к сердцу, скосил глаза к носу, состроил такую потешную гримасу, что Эмма покатилась со смеху и взяла сигарету. Хотя только вчера поклялась себе, что больше ни одной затяжки, все. Она и Алеше обещала бросить курить, беречь здоровье и цвет лица. И зубы... они страшно желтеют от никотина...
Но в гостиничном номере ночью она выкурила с Сержиком еще полпачки, как-то незаметно для себя. После секса сигарета — ну просто необходима. Никотин успокаивает нервы, продлевает кайф, создает дымчатую атмосферу близости, располагающую к разговорам.
— Помнишь друга-баклана, Дёму Сечкина из моего класса? Он закололся и в прошлом году склеил ласты... Паукан гомиком заделался и выкобенивается на сцене — вообразил, что он певец. А Петюн забурел, разжирел, сидит в банке. На дискаре в Москве встретились, он пригласил к себе, накрыл такую поляну... короче, по полной схеме. Я свою фатеру хочу приобрести, а то надоело: шнурки в стакане постоянно2, никого не привести, засуха... — выпендривался Сержик, нарочито щеголяя неумеренным употреблением модного жаргона.
Когда новости исчерпались, Сережа предложил траву — так просто, чтобы вспомнить школьные времена. После нескольких затяжек предметы в комнате приобрели удивительную четкость, но некоторые обзавелись радужными протуберанцами.
— Хорошо, что я тут тебя срисовал сразу, а то кругом одни швабры и барракуды... Расслабимся опять, а? — Сержик опять полез целоваться, но Эмма его отпихнула и ответила в тон:
— Не разводи кайфолом...
Зеркало на стене расширилось, из его лунной середины протянулся луч и тронул Эмму за плечо. Она повернулась на кровати и поплыла по этому лучу в пульсирующую глубину зеркала. Совсем не страшно, но Сержик не последовал за ней. Она плескалась в зеркале одна, словно "русалка в реке голубой, озаряема полной луной. И старалась она доплеснуть до луны серебристую пену волны", и вспомнить что-то очень важное, что лежит на дне. Какую-то главную тайну. Которая и не тайна для нее вовсе, но забылась, затерялась, как перчатка в шкафу.
Непонятно — где верх, а где низ... "и там, на подушке из мягких песков, среди голубых тростников спал" витязь с Алешиным лицом, "добыча ревнивой волны"3. Эмма легко извернулась лунным обнаженным телом и ушла в глубину. Протянула невесомые руки, обняла его голову и приблизилась губами к его мерцающим губам. Но Алешины глаза оставались плотно закрытыми. Выпуклые веки — перламутровые раковины, густые-густые темные ресницы... Эмма провела языком по его губам, по щеточке ресниц и заметила, что он не дышит. Ей стало страшно.
Лунный свет, омывавший тело, показался холодным. Радужные круги превратились в красные, потом интенсивно лиловые и вспыхивали отблесками далекого пожара. Лунный водоворот неожиданно иссяк, растаял туманом. Они теперь лежали на выжженной, потрескавшейся земле, на самом дне темноты. Она трясла его за плечи, но Алеша не двигался. Низко пролетали большие розовые птицы — не то фламинго, не то пеликаны. Эмма протягивала к ним руки, умоляя о помощи, но те летели, летели мимо, мерно взмахивая крыльями. А тучи спускались все ниже. Стало тяжело дышать. Рев машины прорывался сквозь окружающую пелену. Неожиданно красная страшная морда грузовика с нахальными фарами высунулась из темноты, оскалилась бампером, показав жуткие желтые клыки. Вот-вот раздавит Алешу! В порыве ужаса Эмма ухватилась за бампер и начала его трясти...
— Не тряси меня. Я не сплю. Что с тобой? Хочешь воды? — Сержик потянулся за графином. — Расслабон хиляет? Я говорю, поедем завтра вместе куда-нибудь? Я взял красный "джип" — зверь, а не машина... Хорошая волокуша от этой травы?
Эмма жадно выпила стакан холодной воды. Налила в ладонь и потерла лицо.
— Да, волна пошла. Поедем... а куда? Я хочу на фламинго посмотреть. Тут есть какой-то испанский монастырь, пойдем в монастырь!
— Как тебя корежит! В монастырь уйти?
— Нет, только посмотреть, интересно. Кстати, о зверях... Тебе Нина, Нина Зверева нравится? Беленькая такая, мы ее в баре видели, — она откинула простыню. — Жарко! Губы пересохли. Дай еще воды!
— Швырнемся в монастырь, если хочешь, нет проблем. Нина, полненькая такая? Ничего телка, сойдет по третьему сорту. Ножки хорошие. А мордочка — так себе. — Сержик отодвинул ее сигарету, лизнул в щеку и поцеловал в губы. Провел пальцем по Эмминому подбородку и дальше, через пульсирующую ложбинку на шее, к груди. Погладил по обнаженному бедру. — Таких ног, как у тебя, ни у кого нет. И грудь! О, эта грудь! Поверь моему опыту лавэра4. Даже не верится, что натуральная. Ты ее точно не подшивала силиконом?
— Еще чего! У меня маленькая грудь. Все натуральное, можешь проверить. Спасибо, дуся, за комплимент! — Эмма опять глотнула воды, затянулась и выпустила дым ему в волосы. — О, гляди, у тебя голова в огне, дымится. Как огнедышащий дракон... Ну, ладно, не буду хулиганить, не буду. Не дерись! Она славная девочка, эта Нина. Простенькая, конечно. Мордочку можно подмазать. К ней нужно присмотреться только...
— Присмотрюсь! — пообещал Сержик и поцеловал Эмму в голое плечо, в грудь, потом в лопатку, в локоть, словно пробовал, всюду ли она одинакового вкуса. Погладил, облапил и заявил: — Все, что ты прикажешь, королева, я выполню с радостью. Ты не рассыпаешь5? А то у меня есть...
— Тоже мне рассыпушник, брось трепаться. Нет, я и курить больше не буду, галюны пошли, будто я тону... Нина отличная девочка, я серьезно.
— И я серьезно. Я тут расчесал одного барыгу, и у меня до фига кокса6. Ну, не хочешь, как хочешь. Я удивительно серьезный... ты послушай, какие у меня планы, закачаешься. Я тут с двумя кадрами коксанул в кубе, они иконщики и предложили...
Он еще долго говорил. Но Эмма уже отключилась от его речи, сливавшейся с шумом прибоя. Она глядела в окно на проплывающие яхты, на белесые ночные облака. Сержик и Нина. Они будут классной парой. Как это ей сразу не пришло в голову? Шевчук симпатичный, высокий, такой же яркий блондин, как Нина, спортивный. Правда, легкие волосы уже начинают редеть.. Но когда он еще облысеет полностью? Эмма снисходительно потрепала его по макушке. Еще кудрявый!
Сергей уже перерос свои юношеские глупости. Готов жениться, создать фирму и всякое такое. Он не слишком интеллигентный, простой как дерево, если честно, да и жуликоватый к тому же, но деловой парень. То, что нужно Нине. Хорошо, что радужные протуберанцы растаяли. Почему все начинается так хорошо, а потом лунная река превращается в пустыню, и начинается ломка? Из Сержика получится отличный муж. Теперь, когда он перебесился, почти... Что это за гадость он подмешал в траву? Раньше у нее таких эффектов не было. А Сережа — ласковый, умелый парень, это проверено. Хотя во всем, что не касается секса и наркотиков — примитивный, как грабли и незатейливый, как пень.
Эмма усмехнулась, похлопала Сержика по голой попе. Повернулась на другой бок и дружески подмигнула луне. Нет, все-таки она умница! Конечно, Сержик сразу потащит Нину в койку, но это, как водится. Интересно, Нина принимает противозачаточные таблетки? Нужно с ней поговорить, а то еще залетит сходу.
Добавить комментарий