 |
| Улочка Перужа. Все дома — жилые. Слева — автор статьи Валерий Лебедев. |
|---|
Выражение "старые камни Европы" многослойно. Старые, это да. Многим храмам около 1000 лет. Да и домам около того. Это и для камней много. Ступени в храме в средневековом городке Перуж (Perouges), недалеко от Лиона, поистерлись от сотен тысяч шагов. Камни в морщинах, кое-где отпали кусочки. С XI века в нем идут службы — по сей день. Сам городок как бы музей. Но вместе с тем — жилой "поселок". Это не мертвые Помпеи на потребу туристам: эх, люди жили, в лупанарии бегали, коих там на 20 тысяч населения было 24. И в швейцарском Авенже (Avenches), и в таком же средневековом французском Перуже — настоящая жизнь: на окнах занавески, вечером внутри свет уютных торшеров. И припаркованные рядом Тойоты и Рено выглядят как нелепая иллюстрация футурологии с антиутопией. Таких городков и в Швейцарии, и во Франции — многие десятки, с крепостными стенами, с мостовыми, мощеными булыжником или брусчаткой. С замком вместо даунтауна. Внизу — магазинчики, лавки, мастерские. Тем и живут. Живут ухоженным, устойчивым бытом, хранят память десятков поколений. Толстый слой культурного гумуса. Без лупанариев и бесовских гладиаторских игрищ. Хотя там и сям, в том же Авенже, восстановлены римские колизеи. Это ж тоже престарелые камни "старых камней" Европы. Теперь на их аренах проводят какие-то фестивали песен.
За этой устойчивой размеренной жизнью — мудрость ушедших миллионов людей. Что они завещали? Жить в мире и дружбе? А зачем тогда крепости, рвы, сторожевые башни? Ну, на всякий случай. Все бывало.
Напластование цивилизационных пластов велико. Если стоит храм и написано — XIII века, то так и есть. Его ни разу не взрывали, а потом не восстанавливали с искренним убеждением, что это и есть тот самый старый храм. Достраивали, что-то перестраивали, враги могли разрушить замок. Но свои — редко.
В Швейцарии одно время жил и человек двух миров — революционного и консервативного, главный теоретик Народной воли (считай — русского, да и мирового террора), редактор газеты "Народная воля" Лев Тихомиров. Он успел уехать из России после убийства Александра Второго (1-го марта 1881 года). Потом, под влиянием жизни в благостной Швейцарии осознал, что был неправ, написал брошюру "Почему я перестал быть революционером", был прощен сыном убитого царя, императором Александром Третьем, вернулся, стал редактором второй по значению российской газеты "Московские ведомости", написал исследование "Народная монархия".
И вот что он отметил в Швейцарии как самое главное:
"Дома. Каменные, многосотлетние. Смотришь поля. Каждый клочок огорожен толстейшей, высокой стеной, склоны гор обделаны террасами, и вся страна разбита на клочки, огорожена камнем... Я сначала не понимал загадки, которую мне все это ставило, пока, наконец, для меня не стало уясняться, что это собственность, это "капитал", миллиарды миллиардов, в сравнении с которыми ничтожество наличный труд поколения. Что такое у нас, в России, прошлый труд? Дичь, гладь, ничего нет, деревянная дрянь, никто не живет в доме деда, потому что он еще при самом деде два-три раза сгорел. Что осталось от деда? Платье? Корова? Да ведь и платье истрепалось давно, и корова издохла. А здесь это прошлое охватывает всего человека. Куда ни повернись, везде прошлое, наследственное... И невольно назревала мысль: какая же революция сокрушит это каменное прошлое, всюду вросшее, в котором все живут, как моллюски в коралловом рифе?"
Но Россия упорно шла к своей упоительной цели — стояния у бездны на краю. Бывший террорист, а ныне борец с революцией написал, уже имея в виду Николая Второго: "Господь закрыл очи царя, и никто не может изменить этого. Революция все равно неизбежно придет, но я дал клятву Богу не принимать больше никакого участия в ней".
Россия очередной раз самоподорвалась.
Дух созидания и сохранения пронизывает любой старый город. Средневековый французский город Перуж одно время почти забросили. Был момент, когда в нем оставалось жить 8 человек. В начале прошлого века собирались и вовсе снести, но одумались. Ведь уже во времена трех мушкетеров Перуж был старинным городом. Придали ему новый силы съемки фильма "Три мушкетера".
Есть смысл немного рассказать о первом в мире сериале, и первой полной экранизации знаменитого романа Александра Дюма. Снял его известный французский писатель, актер, продюсер и режиссер Анри Диаман-Берже в 1921 году. Рискнула большими деньгами фирма Пате, выделив молодому режиссеру (ему было тогда 27 лет) большую по тем временам сумму в 2,5 миллиона франков. Снимать решили в Перуже — никаких декораций, вот он, город по которому в 1625 и последующих годах, в эпоху Людовика XIII и кардинала Ришелье ездили и ходили Д'Артаньян с друзьями. И парижские кварталы были такими же. Но они не сохранились, а Перуж — к вашим услугам. В результате получился шедевр немого кино, 12 одночасовых серий. Студия Пате заработала огромную прибыль.
Во время Второй мировой войны французский фильм утеряли. Нет — и все. Только в 1995 году после долгих поисков английскую копию фильма наконец-то нашел внук режиссёра, Жером Диаман-Берже, который вместе с сыном Гийомом, уже правнуком режиссера, взялся за его восстановление. Фильм перевели в цифру, дали закадровый текст, добавили музыку и шумы. Ленты, как видно, тоже не горят. В 2001 году состоялась долгожданная премьера восстановленной версии на канале Cineclassics. Восстановленный вариант состоит из 14 серий по 26 минут каждая. Вышло очень даже недурно, есть смысл посмотреть и сейчас.
Тысяча лет и для камня предел. Трескается, сыплется, разрушается. Это иллюзия, что древние замки так и стоят, как стояли. Шильонский замок, в подвале которого на цепи 4 года сидел противник герцога Савойского (владельца этого замка), городской бунтовщик Бонивар, воспетый Байроном (он оставил около столба с цепью свой автограф, закрытый ныне стеклянной табличкой), много раз достраивался, перестраивался, а потом и реставрировался. В нем не осталось ни одного потолка или стены, которые бы ни обновлялись с 15 века и даже полностью бы ни создавались заново.
Что такое сроки порядка тысячи лет даже для камня можно усмотреть на метаморфозах самого старого и знаменитого русского храма Покрова на Нерли. Архитектора для бригады Андрея Боголюбского, которая воздвигала храм, прислал Фридрих Барбаросса, имени его давно никто не знает. Немца, как видно. Но он создал русский шедевр. Как и гораздо позднее создавал итальянец Фиораванти — архитектура сближает народы.
Раскопки, проведенные в 1950-х годах великим знатоком древнерусской архитектуры Николаем Николаевичем Ворониным (1904-1976) вокруг церкви Покрова на Нерли, построенной предположительно в 1165 году, показали, что этот храм, силуэт которого всем хорошо знаком, выглядел на самом деле совсем не так.
Во времена домонгольской архитектуры храмы завершались не луковичной главой, а шлемовидной, и эту первичную главу заменили на луковичную только в 1803 году.
Поначалу церковь окружали с трех сторон галереи, высотой до половины храма. Склоны искусственно насыпанного холма были облицованы камнем, а к реке, согласно реконструкции, сделанной в 50-х годах прошлого века Николаем Ворониным, спускалась лестница, которая вела к пристани.
В XIX веке без ведома органов, отвечавших за охрану памятников и без разрешения епархиального архитектора местные духовные власти приступили к полной переделке храма. Умельцы сбили остатки древней росписи XII века в куполе и барабане, переделали кровлю и заменили часть наружной скульптуры "безобразными подделками", как охарактеризовал их приехавший на место археолог Алексей Сергеевич Уваров (1825-1884). Живопись храма погибла навсегда.
В общем, окажись мы в XII веке у Храма Покрова на Нерли, вряд ли мы его узнали бы.
С бегом времени связан один любопытный артефакт. Почти все, даже просвещенные туристы, полагают, что средневековые здания были сложены из грубых камней, связанных известковым раствором. И сейчас все дома того времени, замки и храмы, мы видим сложенными из больших серых камней, неотесанными, как бы под стать средневековым феодалам.
Но — ничего подобного! Тогдашние стены были гладко оштукатурены и покрашены в белой цвет. Выражение "белокаменная столица" (Москва) относилось к любому средневековому городу. В том смысле, что все они были белокаменными. Первым делом время пошарпало именно штукатурку. Она осыпалась, обнажив ту самую грубую серую каменную кладку. Это произошло к новому времени, к XVII веку. Старые города, да и старые дома в более новых городах никто не обновлял. Как стояли, так и продолжали стоять. Новые поколения изначально видели старую кладку: вот дом из дикого камня, стоящий тут уже сотни лет...
А тут уже и романтики-художники подоспели. Для них на картинах антуражем часто служили руины — как античные, так и средневековые. На них древние обломки стен смотрелись с обнаженной кладкой. И возник новый стереотип, новый канон средневековой архитектуры: она отличалась именно фактурой грубой и дикой каменной кладки. Никто и представить уже не мог, что средневековые стены сияли белизной известки. Конечно, знатоки пытались исправить положение. Штукатурить стены замков и храмов. Народ возмутился: что вы нам подсовываете новодел? Туристы не шли смотреть на эти поделки. Посудите сами: ну какое же это средневековье, если стоит беленький домик в стиле украинской мазанки?
Вернуть аутентичность не удалось.
Более того, новый канон старого облика стал обязательным законом. Если кто-то купил развалюху, скажем, в Перуже, то он обязан восстановить именно грубую кладку на известковом растворе — и никакой штукатурки. Иначе не разрешит главный архитектор Франции. Как известно, с IX по XII векa в Европе сменились два основных архитектурных стиля — романский и готический. Первый стиль (начиная с Каролингов) был подражанием древним римским постройкам, только примитивнее и тяжеловеснее, чем античный римский. Толстые стены, сравнительно невысокий купол, толстые и приземистые колонны, узкие и небольшие окна романских соборов говорят о постоянных феодальных войнах, когда церкви одновременно были крепостями. Готический стиль обошелся без крепостных функций, приобрел легкость, высоту и воздушность.
Дополнительно к ним еще строили в византийском и в арабским (мавританским) стилях — но это больше в Италии, Испании. И везде — штукатурка, забытая за толщей времен. Сейчас процветают фирмы, которые специально изготавливают под старину фактурную штукатурку, позволяющую создать интерьер имитации средневековой каменной кладки. То есть, не кладку штукатурят, как то делали в средние века, а штукатурку делают в виде каменной кладки, как к тому привыкли в 18 веке!
Нечто похожее произошло с немыми фильмами. Уже давно немые ленты иначе как в ускоренном движении не воспринимаются. А дело тоже в своего рода техническом артефакте. С появлением звукового кино для приемлемого качества звука пришлось увеличить скорость проекции с 16 до 24 кадров. В первые годы на новых проекционных аппаратах широко крутили фильмы "великого немого", они их там крутили со скоростью в полтора раза большей (24/16). Вот так этот новый канон-артефакт и закрепился, и во времена звукового кино возникла эстетика "Великого немого", которой в самом немом кино не было. Поэтому, если сейчас хотят имитировать или пародировать немое кино, то снимать будут в полтора раза быстрее, иначе никто не поверит, что это синема 20-х годов.
Вот мы написали о 1000 годах как опасных для камня. Но, возможно, для титана и 1000 лет нипочем. На территории ООН стоит большая стела из титановых плит с надписью: "Советский Союз — Организации Объединенных Наций. Успехам человечества в освоении космоса посвящается". Стоящий как утес СССР давно рухнул, интересно будет глянуть на этот монумент через 1000 лет.
Чего не осталось от средневековья в горной Швейцарии и Франции — так это дорог, всяких козьих троп, во всяком случае, в качестве транспортных артерий. Дороги в Альпах — феноменальны. На огромных ногах высотой до 300 метров по эстакаде через пропасть идет хайвей. И вливается он в тоннель в горном хребте. Через 2-3 километра выходит — и снова на мост длиной 2 километра. И — снова в тоннель. Длина тоннеля под Монбланом — 11 км. От Женевы до Берна не менее 10 тоннелей, каждый из которых даст фору бостонскому Биг-Дигу, прославившемуся только невероятными хищениями. (Это какая-то подземная "Панама", судебный процессы по которой идут по сей день). Идеальное покрытие, четкая разметка. О латках на полотне, тем более о дырах, не может быть и речи. И не только на хайвеях, но на дороге через любую деревню. Какой контраст с когда-то первой автомобильной державой — Америкой!
Ещё одно наблюдение: на местных дорогах и городских улицах минимум светофоров, перекрёстки организованы как круговое движение. Сначала раздражает, потом понимаешь — так не только удобней — не стоишь на "красный" на пустом перекрёстке, но и экономичней — обслуживание электронно-электрического хозяйства, особенно на сложных развязках, влетает в копеечку. Безотказно, всепогодно и дисциплинирует. Разогнавшись, нет соблазна "большому мастеру" проскочить на ускользающий "жёлтый".
За две недели поездок мы не видели ни одного полицейского. Ни полицейской машины, ни сидящего в засаде копа со спидганом. Америка, в которой полицейские машины так и шныряют, а на улицах много копов с пистолетами на боку, по виду своему — просто полицейское государство. А Россия, в которой на улицах к тому же много военных — так и вообще милитаристское. И мы не видели в Швейцарии и во Франции ни одной аварии. Иногда стоят знаки с уведомлением: скорость контролируется радаром. В Швейцарии ограничение — 100 (км/час), во Франции — 110 (на хайвеях). Швейцарцы закон соблюдают, французы предпочитают 120-130, и даже на горных склонах позволяют себе. Кажется — никаких последствий. Нам рассказали, что совсем недавно было не так благостно, порядок на дорогах массовой установкой радаров навёл как раз нынешний президент Франции Николя Саркози, в бытность ещё министром внутренний дел. Французские шумахеры, как водится, шумели и возмущались, были случаи вандализма, но потом смирились, аварийность резко пошла на спад. Отсутствие полиции (о людях в военной форме и говорить нечего — их нет) говорит о высокой самоорганизации населения, о такой тонкой саморегуляции жизни, о которой только мечтали русские анархисты, окопавшиеся в Швейцарии в XIX веке как у себя дома.
Вместе с тем за этой саморегуляцией есть и сила. В каждом доме в Швейцарии хранится оружие, мужчины периодически призываются на сборы. В случае надобности маленькая Швейцария может за один день выставить миллионную армию. И пойди, пройди через горные перевалы...
Мы жили на хуторе, рядом — две форта крепости Эклюз (l'Ecluse), последние работы завершены в 1854 году. Один форт внизу, второй выше на 650 метров. Крепости частично вырублены в скале, а частично — скала как бы достроена из камней. Титаническая работа, прямо-таки пирамида Хеопса. Сотни помещений — казарм, комнат для жилья, орудийных ниш, складов и пр. Обе крепости соединены лестницей, вырубленной прямо в скале в виде закрытой штольни, 1165 ступеней, длина штольни по вертикали 650 м, а в целом лестницы тянутся километра два. Даже просто подняться — подвиг.
Крепости перекрывают проход через Альпы к Женеве со стороны Франции. Сизифов труд, ибо вскоре после завершения столетнего строительства границу перенесли вглубь Швейцарии, и крепость осталась во Франции. Один смысл: сейчас там скромно финансируемый музей, два кинозала, реконструированные спальни для служивых крепости, пушки и... отличный полигон для скалолазов. Между прочим, треть солдат того времени в фортах — инвалиды. Может быть, только в этом и был смысл этих циклопических сооружений. Инвалиды вроде как были при деле и получали зарплату "за службу", которая заключалась в глазении по сторонам на великолепные ландшафты и крепком сне. В общем — синекура для бедолаг. Да, вот еще что... Отхожие места в крепостях, например в Шильонском замке, находились на большой высоте, и стульчаки открывались в вертикальные шахты высотой метров 50. Вниз страшно смотреть. И если бы враг задумал подкрасться снизу, так сказать, ударить с тыла, то отряд инвалидов после обеда просто снес бы их точным бомбометанием.
Вообще у нас при посещении крепости возникла мысль о бессмысленности оборонительных сооружений для целей защиты от врага. Никогда еще стены не могли защитить от сильного захватчика. Самый яркий пример — Великая Китайская стена. Длина до 4500 км, строилась для защиты от северных варваров, а они под видом чжурчженей, хунну, монголов, манчжуров и т.д., только и делали, что с легкостью обходили "непреодолимую преграду" и разливались по всему Китаю, устанавливая свои династии. Куда не кинь взгляд — одно и то же. Вал Адриана — (эта "китайская стена" Рима), линия Мажино, укрепления Маннергейма, Укрепрайоны Сталина... У монголов никаких валов не было, а захватили полмира. Вообще, попытка отсидеться в крепости — первый признак угасания державы. Как только Гитлер стал объявлять города "неприступными крепостями" (например, Кенигсберг), так считай, все пропало. Не потому пропало, что стал объявлять, а потому, что идеология "неприступной крепости" — есть признание поражения.
В средние века и ранее крепости строились, похоже, больше по части держать-и-не-пущать, пока не оплатишь проезд в узких местах. Во всяком случае, назначение Шильонского замка — резиденции герцогов Савойских — было контролировать проход к Сен-Бернардскому перевалу, долгое время единственной дороге в Италию. Точно так же и форт Эклюз запирал узкую расщелину — дорогу из Женевы во Францию, со стремительной Роной, которую было невозможно в те времена перейти вброд. В общем, тут и таможня давала много добра, и за державу было не обидно.
Защита от лихих соседей, конечно, тоже имела место. Конкурентов, желающих сидеть на кассе, всегда хватало. Тут нужно отметить, что, если внимательно всмотреться сквозь цветочные горшки и ставни от солнца, то обычные дома альпийских жителей — тоже маленькие крепости. Стены каменные, окошки маленькие, часто зарешеченные, двери дубовые с прочными запорами, закрывать которые никогда не забывают. Это вам не американские демократичные халабуды, дощатую дверь которых легко вышибает коленом тщедушный афроамериканский профессор. Впрочем, румынские цыгане и прочие восточноевропейские албанцы чистят эти домики-крепости без особых затей. Европа — их общий дом.
Что действительно является для Запада непреступной крепостью — так это его научное и технологическое преимущество. Это было наглядно видно при посещении нами Большого адронного коллайдера в ЦЕРНе в Женеве. Вот где циклопичность с пользой!
Добавить комментарий