Христовы невесты

Нынешнее лето, как и прошлое, Юлия Добровольская, профессор русского языка в итальянских университетах, переводчица-итальянистка, автор многочисленных словарей и учебников, а также автобиографической книги "Постскриптум", главы из которой, посвященные Гражданской войне в Испании, печатались в "Чайке", проводит в гостях у монахинь-салезианок на озере д'Орта. Ей с ними хорошо — в кельях для гостей нет той духоты, что досаждала в Милане, да и монахини стали для нее своими, ей с ними легко. А уж монашкам Юлия Абрамовна понравилась так, что посадили ее с собою за стол в трапезной — тринадцатой — ее, "атеистку", еврейку...

Этот маленький рассказ о двенадцати монахинях-салезианках Юлия Добровольская написала в прошлом году, накануне дня своего рождения — 25 августа.

Журнал "Чайка", знакомя читателей с этой миниатюрой, заодно сердечно поздравляет своего многолетнего автора и большого друга — Юлию Абрамовну Добровольскую — с днем рождения!

Ирина Чайковская

Им сказано: будьте как дети! И они именно как дети, эти двенадцать немолодых монахинь-салезианок, управительниц Домом Марии Заступницы в городишке Пелла на берегу весёлого озера d'Orta. Вот почему на их просьбу ко мне, курортнице, написать отзыв в книгу на пюпитре у входа я им сочинила филастрокку — детский стишок. Впрочем, они сами меня надоумили задорным исполнением в ритме маршика своего "гимна" O quale sorte! (Хвала судьбе). Как хорошо смотрелась эта поющая во весь голос белая шеренга, излучавшая радость бытия, перед дверьми столовой после праздничного обеда по случаю Santa Maria Assunta. Но натруженные руки уточняли: их жизнь — работа от зари до зари, молитва и работа. Статная, ещё красивая suor¹ Лидия ("Я люблю Христа с семнадцати лет", — всё время напоминает она) готовит на всю ораву завтраки, обеды и ужины; молчаливая, со строгим, чуть постным лицом, сестра Мария Тереза в одиночку орудует в прачечной, стирает и гладит горы постельного белья на 75 комнат; сухопарая, сильно в летах suor Пьерина ухаживает за парком позади Дома и за садом у старого причала; директор общины suor Лилиана, по профессии преподаватель английского языка, помогает подавальщицам. Она только что приехала из Камбоджи, где учила английскому деревенских ребятишек.

Сдают комнаты сёстры недавно, по дешёвке, и обслуживанием не балуют. Свою келью с зарешеченным окном и сидячей ванной я убирала сама, всё для этого предусмотрено. При одной уборщице на все три этажа — чистота и порядок. В Доме — бывшей шелкопрядильне с пристроенными церковью и актовым залом — нас, отдыхающих, было не больше десяти, главный контингент — это монахини-учительницы католических школ, приезжающие на недельный семинар (духовные упражнения или "библейский курс"). У салезианок школы во всём мире, очень успешные, по системе их основателя, талантливого Дона Боско (1815-1888).

Но вернёмся к стишку. Лейтмотив — se trovi un amico trovi un tesoro, сиречь: не имей сто рублей, а имей сто друзей.

Chi trova questa casa
trova un tesoro,
un tesoro
di dodici cuori d'oro,
dodici figlie di Maria ausiliatrice.
La suor Liliana ne ? la direttrice
con le vice, ausiliatrici — 
suore Alda, Vincenza, Giulia, 
                     Lucia, Pierina,
suore Lidia, Maria Teresa, 
                     Rosetta, Giacomina; 
suor Luciana tiene d'occhio le porta
che d? sul lago d'Orta.
C'? poi la cara ceca Jana
alias Giovanna,
come un giunco al vento
vaga in cerca di un convento.
Ormai vi conosco
salesiane di Don Bosco,
suore scaldacuori
belle dentro e fuori.
Vi voglio bene. Che Dio vi benedica!
                   Julia, vostra amica 

[Кто нашёл свой Дом, / нашёл клад, / в нём / двенадцать золотых сердец, / двенадцать дочерей Марии Заступницы./ Сестра Лилиана там директором,/ а замами помощницы/ сёстры Альда, Винченца, Джулия, Лучия, Пьерина,/ сёстры Лидия, Мария Тереза, Розетта, Джакомина./ Сестра Лучана смотрит за дверью,/ что выходит на озеро д'Орта./ Есть там ещё милая чешка Яна,/ она же Джованна./ Как лоза на ветру,/ бродит она в поисках обители./ Я вас теперь знаю,/ салезианки Дона Боско,/ сёстры-душегрейки,/ прекрасные внутри и снаружи./ Я вас люблю. Да хранит вас Бог./ Ваша подруга Юля]

(Яна-Джованна — мистически настроенная молодая чешка, пепельная блондинка с обликом манекенщицы, притулилась к салезианкам в надежде, что они помогут ей найти самую самую строгую обитель. Сердобольная suor Лилиана возила её по монастырям, но пока безуспешно: путь в монахини-затворницы длится 12-13 лет).

Стишок вызвал бурную радость. Сестра Винченцинa с филологическим образованием ахала, как это возможно сочинять в рифму не на своём языке. А туринские учительницы попросили suor Лилиану уговорить меня прочитать им лекцию. Уговаривать не пришлось, я же, как Клим Петрович у Галича, "в зачтениях мастак, слава Богу". О чём? Русская школа (воспитание ненависти, Павлик Морозов, исключение из университета за отказ отречься от отца — врага народа), церковь (сдача её органам, вера и неверие, казус с собором Христа Спасителя) и пр. В актовый зал, неожиданно массивный и серьёзный, с микрофонами и киноэкраном, не в духе здешних мест, где всё a misura d'uomo (человеку по росту), сбежалось семьдесят монахинь с внимательными глазами. Заинтересовались тяжкой судьбой, постигшей русский язык. Зашумели, услышав, что после революции исчезли из употребления целые языковые пласты (милосердие, покаяние, сострадание, благотворительность, подсознание) вместе с теми, кто эту лексику употреблял.

На другой день мне не давали прохода, окружали и засыпали вопросами — надо сказать, толковыми, говорившими о разносторонности интересов и начитанности. Солженицына читали все, а некоторые ещё и Флоренского, и Гроссмана. Вопрос молодой эрудитки, учительницы arte-искусства (по нашему, рисования), поставил меня в тупик. Как воспитывать волю — хотела она услышать от меня. Видимо, в частных школах ребята тоже расхлябанные, без царя в голове, пасующие при малейшей трудности.

Когда я додумалась, как надо было ответить, туринская группа уже уехала. И тогда я сделала воспитание воли темой следующей встречи, состоявшейся две недели спустя, в разгар африканской жары, которая меня допекла — посмотрим, навсегда или временно. Чтобы встреча состоялась и всколыхнула, пришлось прибегнуть к вышеупомянутой силе воли.

— Для начала пусть каждая из вас вспомнит, — предложила я, — как сама действовала через не могу на крутых поворотах жизни и что подтолкнуло к волевому акту, кто и чем этому содействовал. Заговорили все вместе, перебивая друг друга, и в итоге просили меня рассказать о себе.

В моём шестидесятилетнем с гаком послужном списке оказалось немало историй о том, как потерпевший крушение — провалившийся на экзамене или безнадёжно застрявший на дипломной работе — принимал мой вызов: я тебе помогу, но ты должен всё бросить, всех забыть, уединиться и вкалывать до седьмого пота. И из схватки с самим собой обычно выходил другой человек, возмужавший, поверивший в себя.

Я отчётливо чувствовала, что у всех, меня слушавших, готов был сорваться с языка вопрос: как ты, горемыка, живёшь без веры? Но suor Лилиана задала мне его без обиняков, в один из первых дней знакомства — видно, feeling заструился между нами сразу, — нисколько не скрывая, что в её планы входит меня обратить. Я так же прямо дала ей понять, что это немыслимо. В стране, где я родилась и прожила 65 лет, религиозные чувства искореняли с раннего детства и зорко следили за тем, чтобы оно не просочилось во взрослеющее сознание. Университетский курс "научного" атеизма не в счёт, слишком топорно он был сработан. Мои родители были неверующие. Дома религии, как и прочих советских табу, не касались. Только бабушка Анна Григорьевна, мамина мама, читала, шевеля губами, где-то в уголке Библию.

Я до Библии добралась в 40 лет, да и то из профессиональных соображений переводчика-итальянистки. Но, сколько себя помню, чту десять заповедей, наверняка впитанных с книгами моих духовных отцов Пушкина, Толстого, Чехова.

Верующих уважаю и слегка им завидую, понимая, что с верой жить (и, главное, умирать) легче. Ловлю себя на том, что за дорогого человека в смертельной опасности, не умея, но как-то по-своему молюсь. Не всё потеряно, не сдаётся Лилиана. Я отвечаю притчей: если в детстве ампутировали ногу, она не отрастёт, а протез — замена искусственная, для меня неприемлемая. На Папу Римского и церковь, в отличие от многих в Италии, зла не держу — они делают положенное им средневековое дело, а вот Caritas² и volontariato — низкий им поклон, без этого Италия бы захирела. А папе Войтиле, как говорит Жванецкий, особое спасибо: он первый сдвинул с места глыбу коммунизма.

Верная себе, suor Лилиана всё-таки предприняла попытку — как всё у них, всерьёз, прямолинейно, простодушно, благостно — обратить меня в веру: назначила "интернациональное" молебствие. Усадила меня рядом с собой в круг с сёстрами, своими и приезжими, во дворе под могучими соснами, прочитала молитву — сначала по-итальянски, потом по-английски; вслед за ней Яна — наизусть, без запинки, длинную молитву по-чешски, ещё длиннее по-итальянски и, за неимением русской, по-украински. Все взгляды впились в меня в ожидании немедленного эффекта. Стыдно сказать, но мои мысли сосредоточились на двух соснах: кого они напоминают — рядком доживающих свой век мужа и жену или вдового брата с незамужней сестрой. А когда ровно в девять высоко в небе, как раз над нами, вспыхнула лучезарная точка — осветился на скале в 700 метров фасад церкви Madonna del Sassо (Мадонна на Камне), я закричала: Смотрите! Смотрите! — на меня посмотрели с сожалением. Эстетическая сторона событий волновала только меня.

Тем не менее, я уже была своя. Ввиду перенаселённости Дома меня посадили тринадцатой за стол в форме буквы П в трапезной, баловали, предупреждали желания. Я перестала стесняться во время застольной молитвы и превращала в шутку тревожный вопрос поварихи Лидии, с семнадцати лет полюбившей Христа, "кто же ты, Юля?" Привыкла к тому, как лихо они обращались с машиной: поначалу монахиня за рулём смотрелась экзотически. Умилялась, какие они всегда прибранные, наутюженные, это при их-то работе. Форма у них незамысловатая: летом белая майка с короткими рукавами и юбка чуть ниже колен, зимой платье с маечкой под горло или юбка с кофтой мышиного цвета.

Привожу прощальное письмо мне suor Лилианы, оно даёт представление о её стиле, нисколько не елейно-ладанном, а стиль — это человек.

Пелла, 20.08.2009

Дорогая синьора Юлия!

Итак, приходится смириться с тем, что Вы уезжаете после этих прекрасных двух месяцев, проведённых вместе. Нам посчастливилось, Ваше присутствие обогатило нас, мы оценили Ваш необычный жизненный опыт, но главное — Вас как человека; мы лучше узнали Россию. Теперь Вы уже "наша", и нам будет Вас нехватать. Братское, живое спасибо, полное любви, уважения, добра, молитв. Присовокупляем поздравление с днём рождения. Да благословит Вас Господь и не оставит материнской заботой Мария. Помните, что мы всегда с вами!

Община дочерей Марии Заступницы

(следуют подписи сестёр)

Сестра Лилиана

Ещё одно письмо — от сестры Винченцы из Альбы, куда её перевели на пост завуча.

Многоуважаемая синьора Юлия!

Первая мысль после десятидневного устройства в Альбе — о Вас. Спасибо за ваше скромное присутствие в Пелле; скромное, оно, однако, глубоко повлияло на мою жизнь. При всей моей разнообразной деятельности мне нередко приходят на память ваша благородная сдержанность, ваше внимание к людям. Немногословной и задумчивой, но всегда открытой, участливой — такой я Вас вспоминаю и мне от этого хорошо. Спасибо. Обнимаю Вас с благодарностью, любовью и уважением. Думаю о Вас особенно вблизи часовни Мадонны, что около нашей школы.

Сестра Винченца

¹ Suor (суор) — сестра (итал.).

² Церковная благотворительная организация в Италии.