В журнале "Чайка" No. 21 за 2010 год напечатана статья Виталия Бернштейна "Чужие стихи, которые носишь в себе...". Автор статьи, рассматривая вопрос о том допустима ли "деликатная правка отдельных любимых стихотворений великих поэтов", приходит к выводу, что да, "для собственного употребления" допустима, и далее приводит три примера, когда, по его мнению, ему удалось "подправить" шероховатости исходного текста.
Давайте рассмотрим упомянутые примеры и поразмышляем, оправданы ли поправки, сделанные автором статьи.
Пример первый — стихотворение Бунина:
И цветы, и шмели, и трава, и колосья, И лазурь, и полуденный зной... Срок настанет — Господь сына блудного спросит: "Был ли счастлив ты в жизни земной?" И забуду я всё — вспомню только вот эти Полевые пути меж колосьев и трав — И от сладостных слёз не успею ответить К милосердным коленям припав.
То же стихотворение, но с исправлением в шестой строке. Цель — замена "неправильной" четырехстопной шестой строки на трёхстопную, встречающуюся в остальных четных строках.
И цветы, и шмели, и трава, и колосья, И лазурь, и полуденный зной... Срок настанет — Господь сына блудного спросит: "Был ли счастлив ты в жизни земной?" И забуду я всё — вспомню только вот эти Полевые пути между трав — И от сладостных слёз не успею ответить К милосердным коленям припав.
Обратим внимание на то, что в оригинале строка "...меж колосьев и трав" инвертированно откликается на первую строку стиха "...и трава, и колосья", замыкая круг воспоминаний. Растянутая, четырехстопная шестая строка подготавливает заключительную
"К милосердным коленям припав", которая по контрасту воспринимается как короткая, ударная, итоговая.
В исправленном стихе всё это потеряно.
К тому же сама по себе "тропа между трав" звучит бедновато: трава она и есть трава, что справа что слева. Тогда как "тропа меж колосьев и трав" выпукло и представимо рисует картину волнующегося моря злаков, благоухающего луга, вьющейся между ними тропинки.
Пример второй — есенинский "Клён":
Клён ты мой опавший, клён заледенелый, Что стоишь нагнувшись под метелью белой? Или что увидел? Или что услышал? Словно за деревню погулять ты вышел. И как пьяный сторож, выйдя на дорогу, утонул в сугробе, приморозил ногу...
Поправка Бернштейна:
И как пьяный сторож, потеряв дорогу, утонул в сугробе, приморозил ногу...
Мотивировка поправки: "как-то трудно представить сугроб посреди дороги, в котором можно утонуть".
Потерять дорогу означает: сбиться с дороги, заблудиться. Но это не то, что произошло с клёном/сторожем. Он — местный, дорогу эту знает превосходно, вышел на неё безошибочно. Просто по пьяному делу пошатнулся, сделал пару неверных шагов — и оказался на обочине, по пояс в сугробе. Описание этой сценки поэтом непротиворечиво.
Кроме того, в сознании читателя есенинское "выйдя на дорогу" почти неизбежно ассоциируется со знаменитой лермонтовской строкой "Выхожу один я на дорогу". У Михаила звезда с звездою говорит, у Сергея клён обнимает березу — гениальны оба. Да и дорога, на которую наши герои выходят, это скорее путь, они именно выходят на него, а не теряют.
Теперь прислушаемся к звучанию исправленной строки:
"И как пьяный сторож, потеряв дорогу..."
Нетрудно заметить, что схемное ударение приходится на первый слог слова "потеряв". Рассогласование грамматического и схемного ударений придает строке некую угловатость. Это, конечно, мелочь, но ради чего нарушать мелодический рисунок волшебного стихотворения?
Пример третий — пастернаковская "Зимняя ночь"
Тут читателя ждут две поправки.
В четвертом катрене:
На озаренный потолок ложились тени, скрещенья рук, скрещенья ног, судьбы скрещенья.
две последние строки заменены:
сплетенья рук, сплетенья ног, судeб сплетеньe.
Обоснование корректировки: в страстном объятии конечности героев страстно сплелись — значит надо писать "сплетенья".
Прежде всего необходимо заметить, что говорится о тенях на потолке, а тени именно скрещиваются — они ведь плоские. Об остальном чуть позже.
Вторая поправка — изменение порядка четверостиший (см. иллюстрацию). Бернштейн поправляет Пастернака, выстраивая четверостишия в той последовательности, в какой предположительно развивались события в свидании возлюбленных. Эта перетасовка, однако, привела к тому, что рефрен "свеча горела на столе, свеча горела" очутился в соседних, последнем и предпоследнем катренах — концовка получилась навязчивая, тавтологичная.
 |
| Слева — исходный текст стихотворения Б.Пастернака "Зимняя ночь". Справа — с перетасовкой четверостиший |
|---|
Между тем "непоследовательность" в описании свидания Пастернаком — мнимая.
Хотя стихотворение называется "Зимняя ночь", но в последнем четверостишии мы узнаем, что свеча горела на столе не одной-единственной февральской ночью, а "то и дело", то есть имело место не единственное свидание, а, по крайней мере, несколько. Поэтому стихотворение следует воспринимать не как хронологически последовательный репортаж о конкретной встрече, а как обобщенную картину любовной драмы. Фрагментарность эпизодов не только повышает эмоциональную заряженность произведения, но и указывает на характер отношений героев, судьбы которых именно "скрестились" то есть временно, и, возможно, случайно, пересеклись.
Подведем итоги.
Несомненно, статья Виталия Бернштейна проникнута любовью к поэзии, свидетельствует о заинтересованном, вдумчивом прочтении стихотворений. Поднятая автором статьи тема заслуживает внимания и обсуждения. Думается, что детальное рассмотрение примеров "деликатных правок" должно еще раз подчеркнуть необходимость бережного отношения к текстам великих мастеров, к нашему литературному наследию.
Добавить комментарий