Eсть имена, которые в равной степени принадлежат прошлому, настоящему и будущему. Имя Исаака Дунаевского, классика советской популярной музыки, создателя жанров советской массовой песни, оперетты, киномюзикла, произведений для эстрадно-симфонического оркестра — одно из них.
Секрет» необычайного успеха музыки Дунаевского, прежде всего, в его великолепном мелодическом даре и мастерстве. Он умел сочинить такие яркие и запоминающиеся темы, которые, несмотря на свою сложность, мгновенно становились «хитами». Их пели в каждом доме. Их пела вся страна. Они стали частью её истории.
Тем не менее, о Дунаевском спорили всегда. Одни уличали его в легковесности и плагиате, другие — в лести, называя «придворным» композитором, третьи обвиняли в воспевании кровавой эпохи Сталина, четвёртые упрекали в излишней бодрости и оптимизме музыки накануне войны...
Спросите любителей музыкальной эстрады: с чего начинался Дунаевский? — и почти каждый, не задумываясь, ответит: конечно, с «Весёлых ребят»! И это правда, но, как говорится, не вся. Сам композитор писал в одном из писем: «Для широкой публики получается так, что Дунаевский возник неожиданно и сенсационно, после фильма «Весёлые ребята». Но для тех, кто меня близко знает, эта «неожиданность» была подготовлена долгими годами работы в театре».
Девятнадцатилетним выпускником консерватории юноша попадает в Харьковский русский драматический театр. Талатливый режиссёр Николай Синельников сразу приметил юного скрипача, одержимого страстью к сочинительству. Очень скоро Дунаевский становится дирижёром и руководителем музыкальной части, и в это время в Харькове почти не было спектакля без его музыки. И главное, что он познал раз и навсегда — неотразимую привлекательность работы в театре. Как позже — в кино. Через четыре года его карьера продолжилась в Москве, где он последовательно возглавлял музыкальные части пяти театров: «Вольного», «Эрмитажа», имени МГСПС, Корша и Сатиры.
1925 год ознаменовался переездом в Ленинград на должность главного дирижёра мюзик-холла. Здесь и происходит судьбоносная встреча с Леонидом Утёсовым. Начинается их совместная работа над джаз-обозрением «Музыкальный магазин». В дальнейшем именно эта постановка подсказала идею создания эксцентрической кинокомедии «Весёлые ребята».
Картину предложили поставить режиссёру Григорию Александрову, только что вернувшемуся из творческой командировки в США, где уже снимались музыкальные фильмы-шоу с участием певцов, танцоров и джаз-оркестров. Первый советский киномюзикл отсняли к середине 1934 года. Вначале он был назван «Джаз-комедия», но затем, по совету А.М.Горького, переименован в «Весёлые ребята».
Ещё до премьеры картина была показана на кинофестивале в Венеции, где произвела фурор. «Марш весёлых ребят» перевели на итальянский язык и распевали всюду. По многочисленным каналам проплывали гондолы, откуда слышалось в сопровождении мандолин «Сердце, тебе не хочется покоя...» На Западе кинокомедия шла под названием «Москва смеётся». В Америке она заслужила высокую оценку Чарли Чаплина. В Лондонской академии состоялся просмотр специально для прессы, вызвавший бурю аплодисментов. В Варшаве, куда советская делегация прибыла позднее, фильм вызвал такой восторг, что ленту пришлось оставить для повторных просмотров. В Риге кинокомедия шла под названием «Скрипач из Абрау». Но самым пламенным зарубежным почитателем стала Франция. Популярность фильма была настолько велика, что в парижском кинотеатре «Макс Линдер» были даже введены дополнительные ночные сеансы. Вся первая партия «Весёлых ребят», порядка четырнадцати копий, была целиком продана за границу. За золото.
Премьера фильма на родине состоялась на первом Московском международном кинофестивале 1935 года и сразу вызвала острую полемику и кулуарные склоки. Авторов фильма обвиняли во многом, в том числе в плагиате и американизмах. А пока продолжалась борьба «наверху», судьба песен Дунаевского была решена народом. Участники Первого Всесоюзного совещания стахановцев в Кремле, не сговариваясь, запели «Марш весёлых ребят». За короткое время эта песня стала гимном советской молодёжи. Популярность получили песни Анюты («Я вся горю, не пойму отчего») и Кости («Как много девушек хороших»). В репертуар почти всех оркестров вошли «Танго на пляже» и фокстрот «Чёрные стрелки проходят циферблат». Первый кино-мюзикл открыл новое музыкальное направление в советском кинематографе. Вслед за ним появляются «Цирк», «Дети капитана Гранта», «Волга-Волга», «Весна», «Кубанские казаки»...
Талант Дунаевского был щедрым и неисчерпаемым. Сколько вариантов, эскизов, набросков рождалось у него в часы вдохновения! Обычных суток ему не хватало. Прекрасное и трагическое горение его сердца на износ началось уже тогда. «Музыка меня преследует повсюду. Я — как орган. Во мне всё звучит. Даже ночью во мне бродят мелодии. Я вскакиваю и записываю. Потом проходит несколько дней. Мелодия мне уже не нравится, и я безжалостно рву ноты. А потом другая вдруг появится, и я безжалостно её рву...» Количество вариантов «лилось» из него, как из рога изобилия. И к каждому он относился придирчиво и требовательно. Так, например, окончательная версия «Марша юннатов» к документальному фильму «Крылатая защита» появилась лишь в день записи на студии. А «Марш энтузиастов», «Школьный вальс» и «Летите голуби» композитор совершенствовал в течение нескольких месяцев.
Захваченный тем, что пишет сегодня, неустанно поглощённый мыслями о новых сочинениях, Дунаевский был как натянутая струна. Он жил в вечной атмосфере аврала и творил в обстановке немыслимой для большинства художников, тратя огромное количество времени на бытовые хлопоты, многочисленные телефонные звонки, общение с различными людьми. В своей рабочей комнате, заваленной книгами, нотами, пластинками, письмами, бумагами, он всегда безошибочно находил нужный предмет. Когда готовился к отъезду, то укладывал чемоданы с тщательностью, доходящей до педантизма. Был всегда аккуратно одет, «выутюжен». Словом, Дунаевский являл собою образец предельно собранного человека, жившего в обстановке полнейшего хаоса.
Творческий быт композитора удивительно напоминал быт Жака Оффенбаха или Иоганна Штрауса. Подобно им он всегда был «в пути», в непостижимой для сторонних наблюдателей горячке творчества. Штраус сочинял во время путешествия, сидя в дорожной карете и записывая новую мелодию на манжете. Есть у него и музыка, записанная на ресторанном меню. Дунаевский также сочинял всегда и везде, и во всяких, подчас немыслимых условиях. В купе поезда, среди остатков завтрака мог валяться листок нотной бумаги, с наброском песни в четырёхголосном изложении... Находясь в шумном обществе, беседуя и смеясь вместе с другими, он вдруг отходил от общего стола и через мгновенье, сидя в сторонке, сочинял музыку. Во время шутливого весёлого разговора он мог подойти к роялю и сыграть новый фрагмент музыки, родившейся прямо сейчас. На подмосковной даче, между двумя партиями в крокет, мог торопливо набрасывать партитуру для фильма...
Подобно Оффенбаху и Штраусу он всегда был связан с театрами. Они тоже сочиняли накануне концерта или премьеры, У них тоже в соседней комнате сидели переписчики, которые раскидывали по всей квартире листы непросохших оркестровых партий... Их тоже преследовали корреспонденты и посетители. Только тогда не было телефона, который беспрестанно звонил в квартире Дунаевского.
30-е годы были самыми плодотворными в творчестве композитора. Он даёт авторские концерты, руководит ансамблем песни и пляски ленинградского Дома пионеров, возглавляет городское отделение Союза композиторов. До войны маэстро был удостоен многих регалий: трёх орденов, Сталинской премии, званий заслуженного деятеля искусств и депутата Верховного Совета РСФСР. Популярность Дунаевского была настолько велика, что его именем был назван теплоход! Тем не менее, скромность и простота ему никогда не изменяли.
Анализируя путь Дунаевского, можно сказать, что он творчески заряжался от аудитории и от трудно выполнимых задач. У него была страсть и потребность общаться с новыми людьми, оказывать покровительство, помогать «маленькому человеку». За свою жизнь Дунаевский сделал много добрых дел. За помощью к нему часто приезжали издалека. Он получал мешки корреспонденции и всегда старался ответить на наиболее серьёзные из посланий.
Особую радость он получал от переписки с молодёжью. Попадая в тон своего более молодого собеседника, маститый композитор как бы сам становился моложе... Он не кривил душой, когда писал, что ему жизненно необходимо общаться с молодым поколением. Слушая мелодику молодой души, он обогащал свою собственную. Мог воспринимать себя так, как его видели двадцатилетние визави. Он не случайно писал: «Своё творчество я навсегда посвятил молодости».
Дунаевский легко знакомился по переписке и начинал длительные взаимоотношения в письмах. Среди его адресатов было немало молодых девушек. Для общения с наиболее ему приятными и интересными, он «изобрёл» довольно своеобразную форму «социалистического любовного романа». Надо сказать, что маэстро был неисправимым романтиком в любви и всю жизнь искал женский идеал. Он принадлежал к породе мужчин, которые за красоту прощают всё. Все женщины, которых он любил, были очень красивы. Это и его жена — балерина Зинаида Судейкина (мать старшего сына Евгения), актриса Лидия Смирнова, балерина Зоя Пашкова (мать младшего сына Максима — будущего композитора), Наталья Гаярина и многие другие. Свои романы «на стороне» он называл поисками маленькой красоты.
Для широких слоёв населения Дунаевский был «весёлым» композитором, удачливым человеком, признанным маэстро лёгкой музыки, на которого «сыпались» почести и награды. На самом же деле, он только внешне принадлежал к числу избранных, живших в своё удовольствие людей. Сколько раз его работу замалчивали, сколько раз его унижали! Когда Г.Александрова и Л.Орлову награждали за «Весёлых ребят», «Цирк» и «Волгу-Волгу», об авторе «Песни о Родине»... «забыли». Его вычеркнули из списка лауреатов Сталинской премии за кинофильм «Весна». Если за границей снимали фильмы с его музыкой, то композитора не выпускали. Платили не соответствующие объёму работы оскорбительно мизерные гонорары... Композитор принимал это близко к сердцу. У него было гипертрофированное чувство собственного достоинства.
Для многих остаётся непонятным и удивительным тот факт, что Дунаевский — человек огромного таланта, доброго и открытого сердца, живя в атмосфере насилия и беззакония (даже «подслащенной» наградами), мог сохранять искрящийся оптимизм, романтизировать убогость быта, прославлять прекрасное «сегодня» и ещё более радостное «завтра»... «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек!..» Контраст того, что происходило в реальной жизни с тем, что воспевал композитор, действительно походил на фарс. Более того, многие жертвы террора были ему хорошо знакомы. Так, замысел «Весёлых ребят» первоначально обсуждался на квартире будущего «врага народа» Льва Каменева. Сценарист картины Николай Эрдман был арестован прямо на съёмочной площадке. Автор песни «Эх, хорошо в стране советской жить!» (из кинофильма «Концерт Бетховена») поэт В.Шмидтгоф слушал её, сидя в тюремной камере, в исполнении бодро шагающих по улице пионеров. Оператора фильмов «Весёлые ребята» и «Цирк» Владимира Нилсона «посадили» во время съёмок «Волги-Волги»...
Итак, с одной стороны — ужасающие факты, которые нельзя не замечать, а с другой — музыка, такая солнечная, радостная, светлая даже в грустных и лирических эпизодах, не оставляющая сомнений в искренности её автора. Так что же является правдой? Ответить на этот вопрос не просто.
Безусловно, Дунаевский, как и его современники, оказался невольным заложником режима. В период всеобщего поклонения «вождю всех народов», разобраться в происходящем смогли лишь единицы. Подтверждений этому немало. Политическая «слепота» была трагедией людей того времени. Как следует из писем композитора, он тоже не представлял истинные масштабы репрессий, а то, что ему было известно, не связывал с именем Сталина. Возможно и другое. Понимая свою беспомощность, он страшился осознать истину и, как большинство, уговаривал себя, что происходящее — результат недоразумения. Тем более, что этому были и подтверждения, как, например, возвращение из тюрьмы его друзей-драматургов Н.Эрдмана и М.Вольпина.
Нельзя также не учитывать и тип творческой личности художника. Одних интересует реальность, драмы и коллизии жизни, другие — по-разному абстрагируются от них. Дунаевский был романтиком и мечтателем. Обращение к темам и сюжетам из советской жизни не было для него самоцелью. Он писал: «... все идиотские разговоры об образах, о современности, сковывают музыку, вынуждают авторов на обман и самообман. Не верьте композитору, когда он говорит, что он хотел в своей музыке выразить величие эпохи. Он хотел выразить величие чувств...» Этими чувствами для самого композитора были различные ипостаси любви: к России, к женщине, к молодёжи, к детям и, наконец, к песне, которая «жить и любить помогает». Дунаевский воспевал эту любовь, вкладывая в музыку эмоции радости, веры, надежды. Он был певцом счастья или счастливых иллюзий и в этом чувствовал своё призвание. Он понимал, что люди нуждаются в мечте и, по сути дела, воплотил в своём творчестве нечто подобное голливудской «фабрике грёз». А что касается патриотических стихов (принадлежащих в основном поэту В.Лебедеву-Кумачу), то они, как правило, подтекстовывались к уже готовой музыке. Многие из них давно устарели, а музыка Дунаевского по-прежнему живёт.
В военные годы композитор испытывал серьёзный творческий кризис. Вокруг его имени стали распространять нелепости, будто бы он умолк, потому что «исписался». На самом же деле, композитор был в депрессии и растерянности. Гром пушек явно не был его стихией. «По-видимому, моя муза — муза мирного времени... Я певец советского преуспеяния». Его герои-мечтатели, живущие в воображаемой им сказочной стране, не вписывались в суровую действительность, где не осталось места иллюзиям.
Несмотря на тяжёлое душевное состояние, композитор продолжал работать. Он выступал в тылу и на фронтах со своим эстрадным оркестром более 700 раз. Однако, написанная им музыка не становилась популярной, в то время как песни его коллег по перу: М.Фрадкина, М.Блантера, В.Соловьёва-Седого, Н.Богословского и других, распространялись молниеносно. При этом исполнения довоенных песен Дунаевского исчислялись не сотнями, а тысячами. Помимо этого, народ, как и в гражданскую войну, сочинял свои варианты текстов на любимые мелодии композитора. «Готовься к бою, и пахарь, и воин», — пели на мелодию «Марша весёлых ребят». «Греми, наша ярость, вперёд бронепоезд», — на мелодию «Коховки». А «Песня о Родине» по-прежнему играла роль неофициального патриотического гимна. Исполнялась и симфоническая музыка композитора. «Она заряжает нас большой энергией, так нужной нам для мужества и стойкости», — отмечал известный ленинградский дирижёр Карл Элиасберг.
Одним из немногих исключений стала песня «Моя Москва», написанная в 1942-м году на стихи М.Лисянского и С.Аграняна. Песня эта поразительно воздействовала на любую аудиторию. Люди слушали её стоя, со слезами на глазах. Они испытывали глубочайшее волнение. «Дорогая моя столица, золотая моя Москва». Эти слова означали в те суровые дни многое. Это была душевная боль и огромная ответственность за жизнь сердца страны, осознание того, что, пока оно бьётся, Россия непобедима. Тогда ещё никто не мог и предположить, что в 90-е годы на референдуме москвичи выберут эту песню в качестве официального гимна своего города.
В послевоенные годы творчество Дунаевского заметно оживляется. Он пишет свои лучшие оперетты «Вольный ветер» и «Белая акация», музыку к кинофильму «Весна», песни «Каким ты был», «Школьный вальс», «Молчание»... Но это не означало, что атмосфера, в которой он жил, была благотворной. В начале 50-х для композитора наступили поистине чёрные дни. Он «прозрел», и видеть то, что происходило вокруг, было мучительно. «Все запутались, боятся, перестраховываются, подличают, провоцируют, меняют каждый день свои убеждения, колотят себя в грудь, сознаваясь в совершённых и несовершённых ошибках», — писал он другу. Работать становилось всё труднее. «Страшно и невыносимо, что творческая неудача рассматривается как некоторое преступление... Слово отрицательной критики является уже непререкаемым законом, открывающим столько гадкого и мутного словоговорения и пакости людской, против которой нет никакой защиты...», — писал Дунаевский. Это было время борьбы с «космополитами», гонений на «формалиста» Д.Шостаковича. Время, когда для прослушивания И.Стравинского в кабинете звукозаписи консерватории требовалось разрешение ректора, а на открытом партийном собрании маститые профессора били себя в грудь, клялись в верности реализму и предавали анафеме С.Прокофьева. Правда, не все вели себя так... Скрипач Давид Ойстрах и пианист Эмиль Гиллельс имели мужество сказать, что они как играли великую музыку Прокофьева, так и впредь будут её играть. А когда Дунаевскому предложили подтвердить свою лояльность, подписавшись под печально известным письмом о «врачах-вредителях», он тоже категорически отказался, хотя понимал, что такой ответ мог стоить ему жизни. В этот период от него отвернулись многие бывшие друзья и соратники, в том числе, Григорий Александров и Любовь Орлова.
28 ноября 1950 года в Союзе композиторов состоялось чествование его 50-летнего юбилея. Никаких правительственных награждений не последовало. Пресса ни одной строчкой не обмолвилась об этом событии. «Что же это такое? — писал композитор. — Невоспитанность, хамство. Сознательное и преднамеренное нежелание афишировать непомерную популярность художника. И я глотаю эту обиду, как глотал много раз за последние годы». Но после юбилея ему всё-таки выхлопотали звание народного артиста РСФСР. «Моё звание встречено действительно с большим восторгом, — пишет он позднее.— Не поздравили меня только Блантер и Новиков».
В 1951 году режиссёр Иван Пырьев предложил ему написать музыку к документальному фильму «Мы за мир». Вся съёмочная группа уже выехала в Берлин, а Дунаевского всё ещё не выпускали. Его долго томили ожиданием и, в результате, отказали. Композитор был рад, что хотя бы наступила ясность. И пока фильм снимался в Берлине, начал писать к нему музыку в Москве, в том числе знаменитую песню «Летите голуби». В материальном плане он мог работать спокойно, на средства 2-й Сталинской премии, полученной вместе со съёмочной группой за фильм «Кубанские казаки». Он так радовался огромному успеху песни «Ой, цветёт калина»!
Беда пришла гораздо раньше, чем закончилась работа над фильмом. Его сын Евгений — будущий художник-дизайнер, оказался втянутым в жуткую историю. В праздничный ноябрьский день 1951-го года он взял машину отца и повёз на дачу компанию студентов из Института кинематографии, где он учился. Подвыпившие на вечеринке молодые люди без его ведома воспользовались машиной, причём за руль села не умеющая водить студентка 3-го курса. В результате аварии девушка погибла. Было доказано, что Евгений не виновен и даже, вынесено решение суда о возмещении ему материального ущерба. Однако в 1952-м году в прессе появился пасквиль «Печальный акт» и поползли слухи, порочащие имя Дунаевского. Композитор ходил чёрный от переживаний, пытался протестовать, писал, искал правду, но доказать никому ничего не смог. Ходил за помощью к Тихону Хренникову — первому секретарю Союза композиторов. Тот посоветовал: «Кайтесь, Исаак Осипович, кайтесь!».
Дунаевский был человеком с большим достоинством, сознающим свою значительность. Но в то же время он нуждался в доброжелательстве и сочувствии, был доверчивым, чувствительным к обиде и несправедливости. В последние годы у композитора создавалось ощущение, что его планомерно «уничтожают». Музыку перестали переиздавать, в магазинах невозможно было найти ни одного экземпляра нот. Исполнять его произведения продолжали, а для этого их либо приходилось переписывать «от руки», либо пользоваться самодеятельными, ужасающего качества, оркестровками. Композитор очень страдал от того, что «калечили» его сочинения. За год до смерти он не выдержал и написал возмущённое письмо в Музгиз о дискриминации его творчества. В ответ была переиздана увертюра из кинофильма «Дети капитана Гранта» — одно из множества блистательных опусов для оркестра, за которые их автора прозвали за рубежом «московским Штраусом». «Мне ужасно надоела моя жизнь, все мои дела, все мои занятия», — сказал однажды этот очень жизнерадостный по природе человек.
Дунаевский давно болел сердечно-сосудистыми заболеваниями. Страдал тромбофлебитом и сильными болями в области сердца. При этом он решительно избегал обращаться к врачам и тщательно скрывал от близких действительное состояние своего здоровья. Несомненно, тот напряжённый ритм жизни, который композитор избрал для себя и сильные переживания оказались непосильным для его организма. А по-другому ни жить, ни творить он не умел... В последние годы его здоровье совсем расшаталось. В свои 55 лет он передвигался с палочкой и походил на старичка.
«Большой концерт» великого Исаака Дунаевского закончился 25-го июля 1955 года. В этот день в своей квартире он скоропостижно скончался от сердечного приступа. Траурное прощание с композитором проходило в Большом зале московской консерватории. Его похоронили на Новодевичьем кладбище.
Сегодня, когда прошло почти полвека с тех пор, как композитор ушёл из жизни, многие его произведения продолжают звучать на концертной эстраде, в эфире, в новом исполнении и современных аранжировках. Более сотни лет тому назад Генрих Гейне писал в одной из своих статей: «Поистине невозможно почтить тех композиторов, которые дают песням мелодии такого рода, что они находят доступ к народу и разносят истинную жизнерадостность и подлинное веселье». К такого рода композиторам принадлежал Исаак Дунаевский. Он навсегда вошёл в историю государства, которому служил. А музыка его избежала участи быть погребённой в пыли истории.
Добавить комментарий