И всюду страсти роковые «Саломея» Рихарда Штрауса на сцене New York City Opera

     

Сцена из спектакля «Соломея» в постановке New York City Opera

Что бы там ни говорили и ни писали, а миф о Саломее — падчерице легендарного царя Ирода, красавице, влекущей мужчин таящимися в ней яростными, необузданными страстями, нельзя не счесть, может быть, первым в мировой литературе триллером о любовном безумии и сексуальной патологии. История внезапно вспыхнувшей страсти Саломеи к предтече Христа Иоанну Крестителю, разгорающейся тем неукротимее, чем недоступнее объект ее сексуальных устремлений, завершается убийством — по ее просьбе и по приказу Ирода — первого пророка новой религии. Саломея получает на блюде его мертвую голову, общаясь с которой пытается, но не может, освободиться от испепеляющей жажды любви.

      Этот сюжет издавна привлекал художников, оставивших сотни полотен, на которых изображена роскошная молодая женщина с блюдом и лежащей на нем мертвой головой. Однако на театре, где так дорожат сильными эмоциями, трагическими коллизиями, Саломея не появлялась. Пока, так сказать, «под занавес» Х1Х века ее не вывел на подмостки ироничный и парадоксальный Оскар Уайльд. Никто не мог толком понять, создал ли он драму, которая заставит зрителей содрогнуться, или посмеялся над этим нагромождением страстей. Великая Сара Бернар поняла «Саломею» как трагедию и, вдохновившись творением Уайльда, пожелала сыграть в нем заглавную ролью. Но... показное целомудрие взяло верх — английская цензура запретила пьесу как «богохульную и безнравственную». В 1904 году к пьесе Уайльда обратился уже завоевавший мировое признание, автор нескольких опер и симфонических поэм немецкий композитор Рихард Штраус. Он ощутил в этой пьесе возможности выявления в музыке, в вокале чувств, которые снедают человека, корежат его душу, лишают его жизни. Хотя немецкая цензура также не одобрила «опасного» сюжета, опера за первые два года была поставлена в пятидесяти театрах.

      Я хочу напомнить, что в Советском Союзе во времена правления величайшего музыковеда всех времен и народов, о Рихарде Штраусе было известно только узкому кругу специалистов. Произведения его не исполнялись, а имя не рекомендовалось произносить всуе. Некоторые наивно полагали, что причина «изгнания» была в обстоятельствах жизни композитора. В год прихода гитлеровцев к власти Штраус — всемирно признанный композитор и дирижер — много раз заявлявший о своем желании пожить на старости лет на покое — ему подошло к 60-ти — вдруг, заступил на должность президента государственного агентства, которое контролировало всю музыкальную жизнь Германии. Скорее всего, он пошел на это, чтобы помочь своим друзьям-евреям, спасти жену своего сына, тоже еврейку. Однако с нацистами не ужился и уже через два года ушел в отставку. В 1948 году Мюнхенский суд признал Штрауса невиновным в сотрудничестве с нацистами. Но для товарища Сталина «сотрудничество с наци» никак не порочило хорошего человека — он ведь и сам более чем активно сотрудничал с ними. Штраус не подходил по другой причине — писал «непонятную» товарищу Сталину музыку, «ненужную советским людям». Ему бы что-нибудь попроще. А он сочинял музыку больших мыслей, напоенную всесокрушающими эмоциями. Музыку отчасти новаторскую, но укорененную в традициях немецкого романтизма, представляющую значительные сложности и для исполнения, и для восприятия.

     

Сцена из спектакля «Соломея» в постановке New York City Opera

Потому, наверное, «Саломея» — нечастая гостья в репертуаре оперных театров. В этом сезоне постановку осуществил театр New York City Opera. Он расположен в Линкольн-Центре в ближайшем соседстве с Metropolitan Opera, что, казалось бы, предполагает нелегкую конкуренцию. Но, слава Аполлону, этого не происходит потому, что работа театров строится на разных принципах. Если Metropolitan Opera ориентирована на «звезд», то New York City Opera — при том, что театр располагает прекрасной профессиональной труппой, талантливыми певцами, обладателями замечательных голосов, — делает упор на разнообразие репертуара, ставя как старые забытые оперы, так и произведения современных композиторов.

      В прошлом сезоне мне повезло услышать на сцене театра «Любовь к трем апельсинам» Прокофьева, «Летучий голландец» Вагнера, «Макбет» Верди.

      «Саломея» — новая победа на избранном театром пути, интересный оперный спектакль со смелой и неожиданной режиссурой. Постановщик Иан Джадж не побоялся свободного переплетения испепеляющих обнаженных страстей с комедийными откровенно заземленными сценами. Поистине великолепной надо назвать работу дирижера Джорджа Манаана, продемонстрировавшего высокую культуру и мастерство в преодолении невероятных сложностей партитуры. Оркестр звучит замечательно. Хотелось бы отметить исполнение соло скрипачкой Евгенией Стренгер (концертмейстером оркестра и, кстати, нашей соотечественницей) и гобоистом Рэндулом Принсипалом.

      В партии Саломеи, как давно отмечалось, композитор «эксплуатирует» все возможности женского голоса. Исполнительница партии Илана Лаппалэйнен обладает сильным сопрано огромного диапазона. Ее пение напоено эмоциями. При этом она почти все время в движении. Более того, она танцует, делает настоящий стриптиз (да-да!) и легко с низов взлетает на умопомрачительные верха. Все мужские голоса звучат отлично. А что касается комедийных персонажей, то за свое краткое пребывание на сцене, они успевают создать яркие забавные характеры, чему должно быть помогают костюмы. О них стоит сказать особо.

      Рассказывают, что однажды Эйзенштейну принесли эскизы костюмов. Мастер взглянул и воскликнул «Эпоха не та!» На что художник спросил «А питание та?» В Америке питание «та», но костюмы явно не той эпохи. Тим Гудчайлд одел комедийных евреев в хасидские черные лапсердаки и черные же шляпы. Ирод щеголяет в халате Генриха ХIII, накинутом поверх фрачной пары, его жена выглядит как Маха Гойи. Забавно. Впрочем, может быть так и надо. Художник ведь не хуже нас знает как кого одеть, чтобы узнали и запомнили.