ПЕРВАЯ СТУПЕНЬ.
ПОДГОТОВКА. ЖИЗНЬ ПИФАГОРЕЙСКОГО ПОСЛУШНИКА
Только с этого момента начиналось послушничество, называемое подготовлением, которое длилось не менее двух лет и могло продлиться до пяти лет. Послушники или служащие должны были соблюдать во время уроков абсолютное молчание. Они не имели права ни возражать, ни расспрашивать своих учителей. Они должны были принимать их поучения с молчаливым уважением и долго размышлять над ними в одиночестве. Чтобы внедрить это правило в сознание нового слушателя, ему показывали женщину, окутанную длинным покрывалом, с пальцем на устах, Музу молчания.
Пифагор считал молодежь еще не готовой понимать происхождение и конец вещей. Он думал, что упражнять молодых людей в диалектике и в рассуждении прежде, чем они не прочувствовали смысл истины, значило подготовлять софистов, исполненных претензий. Он стремился, прежде всего, развивать в своих учениках высшую способность человека: интуицию. Но он не брал для этой цели предметом своих толкований что–либо трудное и таинственное. Он исходил из естественных чувств, из основных обязанностей человека при его вступлении в жизнь, и показывал их соотношение с мировыми законами. Запечатлевая в сердцах молодых людей прежде всего любовь к родителям, он расширял это чувство отождествлением идеи отца с идеей Бога, великого Творца вселенной.
«Ничего нет почтеннее звания отца. Гомер назвал Юпитера Королем Богов, но, когда хотел показать все его величие, он называл его Отцом Богов и людей». Пифагор сравнивал мать с природой, великодушной и бдительной; как небесная Цибела производит светила, как мать Деметра зарождает плоды и цветы земли, так питает мать своего ребенка всеми радостями, доступными для него. Поэтому сын должен почитать в своем отце и в своей матери земных представителей этих великих божеств. Он доказывал, что любовь к родине происходит из любви, которую человек питал в детстве к своей матери. Родители не даются нам случайно, как думает неведающий, но благодаря тому высшему, связанному с предшествующим, порядку, который можно назвать судьбою или необходимостью. Их нужно уважать в любом случае, а друзей своих нужно выбирать. Вступающим предлагали соединяться по двое, сообразно душевному сродству. Младший должен был искать в старшем те качества, к которым он сам стремился, и оба товарища должны были побуждать друг друга к лучшей жизни. «Друг есть наше второе «я», — говорил учитель.
Насколько по отношению к Учителю пифагорейские правила требовали абсолютного подчинения, настолько же в дружеских отношениях они предоставляли полную свободу; более того, Пифагор делал из чувства дружбы стимул всех добродетелей, поэзию жизни, путь к идеалу.
Таким образом, будилась в учениках индивидуальная энергия, мораль оживотворялась и принимала характер поэзии, с любовью принятые правила жизни переставали быть стеснением и служили, наоборот, к утверждению индивидуальности. Пифагор добивался, чтобы послушание было добровольным. Кроме того, преподавание морали подготовляло к восприятию философии, ибо связь, которая выяснялась между общественными обязанностями и гармонией Космоса, вызывала предчувствие мирового закона аналогий и соответствий. В этой связи и заключается основа мистерий оккультного учения и всякой философии. Ум ученика привыкал видеть печать невидимого порядка на всей видимой действительности. Общие правила и краткие предписания раскрывали перспективы этого высшего мира. Утром и вечером золотые стихи звучали в ушах ученика под аккомпанемент лиры:
Воздай бессмертным Богам благоговейное поклонение.
И сохрани затем твою веру...
Комментируя это правило, ученику разъясняли, что боги, различные с виду, были, в сущности, одни и те же у всех народов, потому что они соответствуют тем же разумным силам, которые действуют во всей вселенной. Благодаря такому пониманию, мудрый мог почитать богов своей родины, имея в то же время совершенно иное представление об их сущности, нежели человек невежественный. Терпимость ко всем культам, единство всех народов в человечестве, единство религий в эзотерической науке, — все эти новые идеи начинали возникать в уме вновь вступившего ученика. А золотая лира продолжала свои глубокие поучения:
Почитай память благодетельных героев,
Почитай бессмертный дух полубогов.
За этими стихами начинал различать он — как бы сквозь покрывало — божественную Психею, душу человеческую. Небесный путь загорался перед его внутренним взором. Ибо в культе героев и полубогов, посвященный созерцал учение о будущей жизни и тайну мировой эволюции. Эта великая тайна раскрывалась перед учеником не сразу; его подготовляли к ее восприятию, говоря ему о целой иерархии превышающих человека существ, называемых героями и полубогами, которые являются его руководителями и покровителями его жизни. К этому добавляли, что они служат посредниками между человеком и божеством, что через них, проявляя героические качества, он может достигнуть приближения к божеству. «Но каким образом войти в сношение с этими невидимыми гениями? Откуда происходит душа? Куда уходит она? И зачем эта мрачная тайна смерти?» Вступающий не смел задавать этих вопросов, но их можно было угадать по выражению его лица, и, вместо ответа учитель указывал ему на борющихся на земле, на статуи в храме и на просветленные души на небесах, этой «огненной крепости богов».
В глубине античных мистерий все боги сводились к единому верховному Богу. Это откровение, понятое до конца, становилось ключом Космоса. Идею эту сохраняли в тайне до посвящения в собственном смысле этого слова. Вступавший не знал о ней ничего. Ему давали лишь предвидение этой истины в отражениях, перенесенных на музыку и на числа. Ибо числа, поучал Учитель, заключают в себе тайну вещей, а всемирная гармония есть совершенное выражение Бога. Семь священных ладов, построенных на семи нотах семиструнника, соответствуют семи цветам света, семи планетам и семи видам существования, повторяющимся во всех сферах материальной и духовной жизни, начиная с самой смиренной и кончая самой великой. Мелодии этих ладов, введенные в душу ученика, должны были настраивать ее и сделать ее настолько гармоничной, чтобы она могла ответно вибрировать на каждое дуновение истины.
Этому очищению души соответствовало и очищение тела, которое достигалось правильной гигиеной и строгой дисциплиной нравов. Побеждать свои страсти было первым долгом посвященного. Кто не привел свою собственную природу к гармонии, тот не может отражать и божественную гармонию. Но в идеал пифагорейской жизни не входил аскетизм, так как брак рассматривался у них как нечто священное. При этом от учеников требовалось целомудрие, для посвященных же воздержание служило источником силы и совершенства. «Уступать чувственности значит соглашаться на унижение перед самим собой», говорит Учитель. Он утверждал, что сладострастия самого по себе не существует, что его можно сравнить «с пением сирен, которые, как только приблизишься к ним, исчезают, и на месте, откуда раздавалось пение, оказываются поломанные кости и окровавленные куски тела на скале, изъеденной морскими волнами; тогда как истинная радость подобна концерту Муз, который оставляет в душе следы небесной гармонии».
Пифагор доверял добродетели посвященной женщины, но относился с большим недоверием к женщине обыкновенной. Одному ученику, который спрашивал Пифагора, когда же ему можно будет приблизиться к женщине, он отвечал: «Когда тебя утомит твой покой».
Пифагорейский день распределялся следующим образом: как только пламенный диск солнца выплывал из голубых волн Ионического моря, золотя колонны храма Муз, который возвышался над жилищем посвященных, молодые пифагорейцы пели гимн Аполлону, исполняя в то же время священный дорийский танец, одновременно и мужественный, и торжественный. После обычных омовений совершалась прогулка по храму в полном молчании. Каждое пробуждение рассматривалось как воскресение в новую жизнь.
Начиная свой день, душа должна была сосредоточиться, чтобы в целомудренной чистоте внимать последующему уроку. Под сенью священной рощи ученики группировались вокруг самого Учителя, или вокруг его представителей, и урок происходил в тенистой свежести деревьев или под портиками храма. В полдень произносилась молитва героям и доброжелательным гениям. Эзотерическая традиция утверждает, что добрые духи приближаются к земле вместе с солнечными лучами, тогда как злые духи ищут темноты и появляются только с наступлением ночи. Умеренный обед состоял обыкновенно из хлеба, меда и оливок.
Послеобеденное время посвящалось гимнастическим упражнениям, затем урокам, медитациям, и внутреннему подготовлению к уроку следующего дня. После заката солнца происходила общая молитва, пели гимн космогоническим богам, небесному Юпитеру, Минерве, Провидению, Диане, покровительнице мертвых. В это время ладан, манна или иные фимиамы сжигались на алтаре под открытым небом, и звуки гимна, соединяясь с волнами ароматов, тихо поднимались в потемневшем воздухе, когда первые звезды зажигались в глубокой лазури неба. День заканчивался вечерней трапезой, после чего самый молодой из учеников читал вслух, а самый старший пояснял прочитанное.
Так протекали дни пифагорейцев, чистые и ясные, как небо без облаков. Год вычислялся по большим астрономическим праздникам. Так, возврат Аполлона гиперборейского и празднование мистерий Цереры соединял и вновь вступавших учеников, и посвященных всех степеней, как мужчин, так и женщин. На этих празднествах молодые девушки играли на лирах, замужние женщины в пеплумах пурпурного или шафранного цвета исполняли чередующиеся хоры, сопровождаемые песнями и гармоническими переводами строф и антистроф, которые впоследствии переняла трагедия. Во время этих торжественных празднеств, на которых, казались, божественное отражалось и в грации движений, и в проникновенной мелодии хоров, молодой ученик проникался предчувствием оккультных сил, могучих законов оживотворенной природы, глубоких тайн прозрачного неба. Брачные церемонии и погребальные обряды носили более интимный, но не менее торжественный характер.
ВТОРАЯ СТУПЕНЬ•ОЧИЩЕНИЕ • ЧИСЛА • ТЕОГОНИЯ
Счастливый день, «золотой день», как говорили древние, был гот, когда Пифагор принимал нового ученика в своем жилище и торжественно присоединял его к рядам своих учеников. Следствием этого были непосредственные встречи с Учителем: принятый ученик проникал во внутренний двор, куда допускались лишь верные последователи. Отсюда название «эзотерические» (те, которые внутри), противополагавшиеся «экзотерическим» (те, которые вне). С этого и начиналось настоящее посвящение.Откровение состояло в полном, обоснованном изложении оккультного учения, начиная с первооснов, заключенных в таинственной науке чисел, до последних результатов мировой эволюции, до высшего назначения божественной Психеи, души человеческой. Эта наука чисел была известна под различными именами в храмах Египта и Азии, а так как она давала ключ ко всей тайной доктрине, ее тщательно скрывали от непосвященных. Цифры, буквы, геометрические фигуры и другие начертания, служившие знаками этой алгебры оккультизма, были понятны одному лишь посвященному. Этот последний раскрывал Их смысл новому адепту лишь после того, как получал от него клятву молчания. Пифагор формулировал священную науку в книге, написанной его рукой и носившей название «Священное слово». Эта книга не дошла до нас, но позднейшие произведения пифагорейцев Филолая, Архита и Гиероклеса, а также диалоги Платона и трактаты Аристотеля, Порфирия и Яамблиха знакомят нас с ее принципами. И если принципы эти оставались до сих пор непонятными для современных философов, это произошло оттого, что смысл и значение их можно понять лишь путем сравнения всех эзотерических доктрин Востока. Пифагор называл своих учеников «математиками» потому, что обучение начиналось с доктрины чисел. Но эта священная математика или наука принципов была иной, чем та, которой владеют наши ученые и философы: она была одновременно и более трансцендентна, и более жизненна, и рассматривала Число не как абстрактное количество, но как существенное и деятельное качество верховной единицы, Бога, источника мировой гармонии. Наука чисел была наукой живых сил, божественных качеств в действии, как в мирах, так и в человеке, как в макрокосме, так и в микрокосме. Следовательно, проникая в свойства чисел, схватывая и объясняя их различные сочетания, Пифагор создавал, в сущности, целую теогонию или рациональную теологию.
Истинная теология должна была давать основы всех наук. И она может возвыситься до науки о Боге лишь тогда, когда ясно покажет единство и взаимную связь всех остальных наук; лишь тогда станет синтезом, объединяющим их в одно целое. Именно такую роль играла в древних египетских храмах наука Священного Глагола, и ее-то Пифагор формулировал под именем науки чисел. Она имела притязание обладать ключом жизни и сутью бытия. Адепт, направляемый Учителем, начинал с созерцания ее начал в собственном разуме, прежде чем применял эти начала к концентрической необъятности развивающихся миров.
Современный поэт предчувствовал эту истину, когда заставлял Фауста спускаться к Матерям для того, чтобы возвратить жизнь призраку Елены. Фауст хватает магический ключ, земля разверзается под его ногами, он почти теряет сознание, он погружается в пустоту пространства. Наконец, он достигает Матерей, которые бодрствуют над первосозданными формами великого Целого. Эти Матери не что иное, как числа Пифагора, божественная сила мира. Поэт передает нам содрогание своей собственной мысли перед этим вторжением в бездну Неисповедимого. Для древнего посвященного, духовное зрение которого пробуждалось как новое чувство восприятия, это внутреннее откровение являлось вознесением в пламенеющее солнце Истины, откуда он созерцал все существа и формы, брошенные в водоворот жизни божественной эманацией.
Конечно, не сразу приходит он к внутреннему обладанию истиной, когда человек могучим сосредоточением всех своих сил начинает постигать мировую жизнь. Требовались годы упражнений для достижения столь трудной гармонии между разумом и волей. Прежде чем овладеть творческим словом, необходимо научиться складывать священный глагол, буква за буквой, слог за слогом.
Пифагор имел обыкновение давать свои наставления в храме Муз, построенном сенаторами Кротона по плану и по личным указаниям Пифагора рядом с его собственным жилищем среди деревьев окружающего сада. Только ученики второй степени проникали туда вместе с Учителем. Внутри этого круглого храма виднелись девять мраморных Муз; посередине стояла Гестия, закутанная в покрывало, торжественная и таинственная. Левой рукой она защищала пламя очага, правой рукой указывала на небо. Гестия у греков, точно так же, как Веста у римлян, была хранительницей божественного начала, которое сокрыто во всех вещах. Представительница божественного огня имела свой алтарь в храме Дельф и при каждом домашнем очаге. В святилище Пифагора она олицетворяла божественную науку или Теософию. Окружавшие ее эзотерические Музы носили, кроме обычных своих мифологических имен, еще имена тех оккультных наук и священных искусств, которые находились под непосредственной охраной каждой из них. Урания наблюдала за астрономией и астрологией; Полимния владела наукой потусторонней — о жизни души — и искусством прорицания; Мельпомена со своей трагической маской представляла науку жизни и смерти, трансформаций и перевоплощений. Эти три верховные Музы, вместе взятые, олицетворяли всю космогонию или небесную физику. Каллиопа, Клио и Эвтерпа являлись представительницами человеческой или психологической науки с соответствующими ей искусствами: медициной, магией и моралью. Последняя группа — Терпсихора, Эрата и Талия заведовали земной физикой, наукой элементов, камней, растений и животных.
Таким образом, с первого раза перед учеником появлялись все линии наук, отраженные в строении вселенной, в лице Муз, освещенных божественным пламенем.
Вступив со своими учениками в это небольшое святилище, Пифагор раскрывал книгу Глагола и начинал свое эзотерическое обучение.
«Эти Музы, — говорил он, — не более как земной образ божественных сил, духовную красоту которых вы будете созерцать внутри себя. Так же как они устремляют свои взоры на огонь Весты, из которого все они произошли и который дает им движение, ритм и мелодию, — должны и вы погружаться в центральный Огонь Вселенной, в божественный Разум, чтобы вместе с ним изливаться во все его видимые проявления».
Затем с могучей силой Пифагор увлекал своих учеников из мира форм и реальностей, уничтожал время и пространство и уносил их с собой в великую Монаду, в самую суть несотворенного Бытия. Пифагор называл ее Единицей, заключающей в себе всю полноту гармонии, мужское начало всепроникающего Огня, самодвижущийся Разум, Нераздельный и Непроявленный, творческая мысль которого обнаруживается преходящими мирами. Единый, Вечный, Неизменный, скрытый под многообразием форм, которые приходят, уходят и изменяются. Суть вещей ускользает от человека, говорит пифагореец Филолай. Он познает лишь явления этого мира, в котором конечное сочетается с бесконечным. Как же может он узнать их? Только поскольку существует между ним и всем остальным гармония, единение, общее начало; и это начало дается вещам Единым, который вместе со своей сутью придает им меру и смысл. Он есть мера, определяющая отношение между объектом и субъектом, смысл вещей, посредством которого душа участвует в Разуме Единого. Но как приблизиться к Нему, Непознанному? Видел ли кто-нибудь руководителя времен, душу солнц, источник разумов? Нет! Лишь сливаясь с Ним, можно проникнуть в Его сущность. Он подобен невидимому огню, действующему из центра вселенной, подвижное пламя которого протекает по всем мирам, вращая их по орбитам. Пифагор прибавлял к этому, что дело освящения состоит в приближении к великому Существу, в уподоблении Ему, в возможном усовершенствовании, в господстве над всеми вещами посредством разума, в достижении той же активности, какой отличается тот невидимый огонь. «Ваше собственное существо, ваша душа, не представляет ли собой микрокосм, малую вселенную? Она полна бурь и несогласий. И задача в том, чтобы осуществить в ней единство гармонии. И лишь тогда Бог проникнет в ваше сознание, и лишь тогда вы разделите Его власть и создадите из вашей воли жертвенник очага, алтарь Весты и трон Юпитера!
Бог, неразделимая сущность, имеет своим числом Единицу, которая содержит в себе Бесконечность, именем — имя Отца, Создателя, или Вечно-Мужское, знаком — живой огонь, символ духа, сущность Всего. Вот первое начало всех начал.
Но божественные способности подобны мистическому Лотосу, который египетский посвященный, распростертый в своей гробнице, видит возникающим из темноты ночной. Вначале это лишь блестящая точка, затем она раскрывается подобно цветку, и пламенная сердцевина раскрывается подобно светящейся розе о тысяче лепестков.
Пифагор говорил, что великая Монада действует творческой Диадой. С момента проявления Бог двойственен: неразделимая сущность и разделимая субстанция; начало мужское, активное, животворящее, и начало женское, пассивное, или пластическая живая материя. Диада представляет, таким образом, слияние Вечно-Мужского и Вечно-Женского в Боге, два божественных свойства, основные и соответствующие. Орфей поэтически выразил это в стихе:
«Юпитер одновременно и Супруг,
и божественная Супруга»
Все системы политеизма обладали интуитивно этой идеей, изображая Божество то в мужском образе, то в женском.
И эта природа, вечная, одушевленная, эта великая супруга Бога — не только та земная природа, которую мы видим, но и невидимая небесная природа, недоступная нашему плотскому зрению. Мировая Душа, первозданный Свет, поочередно — Майа, Изида или Цибела, которая, вибрируя под божественным воздействием, содержит в себе сущность всех душ, духовные типы всех существ. Она же и Деметра, земля, проникнутая жизнью, со всеми заключенными в ней телами, в которые воплощаются все эти души. Она же и Женщина, подруга Мужчины. В человечестве — женщина представляет собой природу и совершенным подобием Бога является не человек, но мужчина и женщина. Отсюда — их непреодолимое, волшебное и роковое влечение друг к другу; отсюда и упоение любви, в которой проносится мечта нескончаемого творчества и темное предчувствие, что Вечно-Мужественное и Вечно-Женственное достигнут совершенного слияния лишь в недрах Бога. «Отдадим же честь женщине на земле и на небесах, — говорил Пифагор вместе со всеми древними посвященными, — она дает нам понимание Великой Женщины-Природы. Да будет она ее освященным образом и да поможет она нам постепенно подняться до великой Мировой Души, которая зарождает, сохраняет и обновляет; до божественной Цибелы, которая в своей светотканной мантии влачит за собой бесчисленные сонмы душ». Монада изображает сущность Бога. Диада — его производительное свойство. Последнее вызывает к жизни вселенную, это видимое раскрытие Бога в пространстве и во времени. Проявленный мир — тройственен, ибо как человек состоит из трех различных элементов, сплавленных вместе, из тела, души и духа, так же и вселенная делится на три концентрические сферы: мир естественный, мир человеческий и мир божественный. Таким образом, Триада, или закон троичности, есть образующий закон вещей и истинный ключ жизни. Ибо он снова и снова встречается на всех ступенях лестницы жизни, начиная с органической клетки, проходит через физиологический строй животного тела, через всю деятельность кровеносных сосудов и спинно-мозговой системы, до сверхфизической организации человека, вселенной и самого Бога включительно. Ключ этот раскрывает как бы по волшебству перед изумленным разумом внутреннее строение вселенной; он же указывает и на бесконечные соотношения между макрокосмом и микрокосмом. Закон этот действует подобно свету, который, проходя через предметы, делает их прозрачными и заставляет все миры, и малые, и великие, светиться подобно волшебным фонарям.
Попробуем выяснить этот закон путем соотношения между человеком и вселенной.
Пифагор признавал, что человеческий дух в своей бессмертной, невидимой и абсолютно-деятельной природе, происходит от Бога. Ибо дух есть то, что движется само по себе. Пифагор называл тело — его смертной, делимой и пассивной частью. Он полагал, что то, что мы называем душой, тесно связано с духом, но состоит из третьего посредствующего элемента, который происходит из космического флюида; поэтому душа подобна эфирному телу, которое дух сам ткет и образует для себя. Без этого эфирного тела, материальное не могло бы развивать живых сил, и было бы инертной массой без жизни. Душа обладает формой, сходной с телом, которое она оживляет, переживая его после смерти и распада. Она становится тогда, по выражению Пифагора и Платона, легкой колесницей, которая увлекает дух в божественные сферы, или же низвергает его в мрачные области, смотря по ее хорошим или дурным свойствам. Организация и эволюция человека повторяются на всех ступенях жизни и во всех сферах бытия. Подобно тому, как человеческая Психея бьется между духом, который ее привлекает, и телом, которое ее задерживает, так и все человечество развивается между миром естественным и животным, в который оно погружено своими земными корнями, и божественным миром чистых духов, где его истинный источник, к которому оно и стремится подняться. И то, что происходит в человечестве, повторяется и на всех планетах и во всех солнечных системах, лишь в различных соотношениях и в постоянно возобновляющихся видах. Растяните круг до бесконечности и постарайтесь охватить в едином понятии все безграничные миры. Что найдете вы в них? Творческую мысль, астральный флюид и миры в процессе эволюции: дух, душу и тело Бога. Приподнимая покров за покровом и измеряя свойства самого Бога, мы увидим в Нем Триаду и Диаду, облекающиеся в неисповедимые глубины Монады, подобно россыпи звезд в безднах бесконечности. Уже по этому краткому изложению можно судить, какое первенствующее значение придавал Пифагор закону троичности. Можно сказать, что закон этот представляет краеугольный камень эзотерической науки. Все великие создатели религий знали этот закон, все теософы предчувствовали его. Оракул Зороастра говорит:
«Число три царствует повсюду во вселенной, Монада уже есть начало Его» Великая заслуга Пифагора состояла в том, что он формулировал этот закон с ясностью греческого гения. Он сделал из него центр теогонии и основу всех наук. Уже прикрытая покровом в эзотерических писаниях Платона и совершенно непонятая позднейшими философами, идея эта была постигнута в новейшие времена лишь немногими посвященными в оккультные науки. Из всего сказанного ясно, какую широкую и прочную основу давал закон всеобщей троичности, как классификации наук, так и построению космогонии и психологии.
Подобно тому, как мировая троичность сосредоточивается в единстве Бога, так и человеческая троичность сосредоточивается в самознании и в воле, в которых все способности тела, души и духа сливаются в одном живом единстве. Человеческая и божественная троичность, заключенные в Монаде, образуют священную Тетраду. Но человек осуществляет свое единство лишь условным образом. Ибо его воля, влияющая на все его существо, не может действовать совершенно и одновременно во всех его проводниках, то есть в инстинкте, в душе и в интеллекте. Вселенная и сам Бог представляются ему поочередно и последовательно отраженными в этих трех зеркалах. — 1. Видимый через инстинкт и через калейдоскоп чувств Бог — многообразен и бесконечен, как его проявления. Отсюда — политеизм, в котором число богов неограниченно. 2. Отраженный в разумной душе Бог — двойственен, то есть состоит из духа и материи. Отсюда — дуализм Зороастра, Манихеев и некоторых других религий. 3. Отраженный в чистом разуме, Он — тройственен, то есть является духом, душой и телом во всех проявлениях вселенной. Отсюда — культ троицы в Индии (Брама, Вишну, Шива) и Св. Троица в христианстве (Отец, Сын и Святой Дух). 4.
Познанный волею, в которой сливается все, Бог — Един и отсюда исходит герметический монотеизм Моисея во всей строгости. Здесь нет уже ни олицетворения, ни воплощения. Здесь мы выходим из пределов видимой вселенной и вступаем в царство Абсолютного. Предвечный царствует один над миром. Различие религий происходит из того, что человек постигает Бога лишь через призму своего собственного существа, условного и конечного, тогда как Бог неустанно осуществляет единство трех миров в гармонии вселенной.
Это само по себе указывает на магическое значение Тетраграммы в порядке идей. В ней заключены не только основы наук, закон существ и способ их эволюции, но и источник различных религий и их верховного единства. В ней скрывается действительно всеобщий ключ. Отсюда — энтузиазм, с которым Лизий говорит о ней в «Золотых стихах», и в этом же можно видеть причину, почему пифагорейцы клялись этим великим символом:
Клянусь тем, который запечатлел в наших сердцах Священную Тетраду, величавый и чистый символ, Источник Природы и образец богов.
Пифагор шел еще дальше в своем учении чисел. В каждом из них он определял тот или другой принцип, тот или другой закон, ту или другую активную силу вселенной. Он говорил, что главные основы содержатся в четырех первых числах, ибо, складывая или перемножая их между собой, можно найти и остальные числа.
Точно так же и бесконечное разнообразие существ, образующих вселенную, происходит в сочетании трех первичных сил: материи, души и духа, под творческим импульсом божественного единства, которое смешивает и дифференцирует, сосредоточивает и дает им силу. Вместе с другими учителями эзотерической науки Пифагор придавал большое значение числам семь и десять. Состоя из трех и четырех, семь означает соединение человека с божеством: это — число адептов, великих посвященных, и так как оно выражает полное осуществление всего прошедшего через семь ступеней, — оно является изображением закона эволюции. Число десять, образуемое из сложения первых четырех чисел и заключающее в себе число семь, есть совершенное число, ибо оно выражает собою все начала Божества, сперва развившиеся, а затем — слившиеся в новом единстве. Заканчивая преподавание своей теогонии, Пифагор показывал своим ученикам девять Муз, олицетворяющих науки, сгруппированные по три, — Муз, соответствующих тройной троичности, проявленной в девяти мирах, и образующих вместе с Вестой, хранительницей первичного огня, священную Декаду.
Добавить комментарий