Год 1944. Мир объят пожаром войны. Советская армия большой кровью, неся огромные потери, теснит гитлеровские полчища на Запад. В Африке с немцами сражаются союзники. Американские военно-морские силы бьются с японцами. А в это время, точнее 21 марта 1944 года, все нью-йоркские газеты печатают на первых полосах сообщение о начале суда над Вэйном Лонергэном — убийцей жены, матери его годовалого сына. Огромная толпа осаждает вход в Нью-Йоркский уголовный суд, чтобы взглянуть на обвиняемого — высокого стройного пышущего здоровьем красавца в темно-синем костюме, белоснежной сорочке, украшенной элегантным голубым в горошек галстуком. Он проходит в наручниках между двумя полицейскими и улыбается. Ведь его арест, всего лишь, нелепое недоразумение…
Вэйн Лонергэн родился в Канаде, близ Торонто, в небогатой семье. Мать постоянно болела, попадая время от времени в психиатрическую больницу. Вэйна и его сестру воспитывала тетка — женщина строгих нравов, не сумевшая привить их племяннику. Окончив с грехом пополам католическую школу, Вэйн отправился в Нью-Йорк в надежде вытянуть там свой счастливый билет. Профессии у него не было, образования, фактически, тоже. Рассчитывать он мог только на свою блестящую внешность, врожденный шарм и природную тягу к красивой жизни. Не имея в кармане лишнего цента, он брал только те работы, которые сулили ему знакомства с нужными людьми. Летом 1939 года устроился на Всемирную выставку. Должность не ахти какая, но... В шортах цвета хаки, в белой рубашке с закатанными рукавами, в пробковом шлеме возил он по территории выставки пожилых богачей в специальных креслах. Там-то и встретил он миллионера Уильяма Бертона, владельца пивных заводов “Бернхаймер”, оценивавшихся в 7 миллионов долларов. С женой пивной король развелся. У него была дочь на выданье, а Бертон стремился жить только в свое удовольствие. Он употреблял время и деньги на писание портретов своих знакомых (благодаря чему числился в обществе “художником”) и на пламенную дружбу с привлекательными молодыми людьми. Лонергэн, как говорится, попал в очко. Нет, он недаром без устали рыскал по Нью-Йорку в поисках той (или того, это было ему без разницы) с чьей помощью он мог бы зажить в соответствии со своими запросами. Для Вэйна Бертон оказался счастливой находкой. Молодой красавец без колебаний принял предложение свалившегося с неба покровителя переехать в его квартиру на Ист 57 улицы.
Боже, какая прекрасная жизнь началась для Лонергэна! На деньги Бертона он покупал себе дорогие вещи, играл в теннис и гольф, занимался верховой ездой, посещал знаменитые клубы и рестораны, был завсегдатаем театральных премьер на Бродвее, желанным гостем на всевозможных “парти”, а в свободное от этих непыльных занятий время мог составить партию в бридж с людьми богатыми и светскими.
Дочь Бертона Патриция (Пэтси, как ее называли) жила с матерью. К тому времени, о котором идет речь, было ей 18 лет. Довольно хорошенькая, но уж чрезмерно избалованная, своевольная, она ни в чем не знала отказа, при этом была дурно воспитана, имела склонность к громким скандалам и любила посвящать знакомых и малознакомых в интимные тайны своей жизни. С Лонергэном она встретилась в доме своего отца на званом обеде. Неординарная сексуальная жизнь отца давно не была для нее тайной. Поэтому, когда за столом она оказалась рядом с возлюбленным отца, она не испытала ни малейшего дискомфорта и сразу завела с ним разговор о том, что ее в тот момент огорчало.
Проблема была в том, что ей очень хотелось бывать в Stork Club — престижном ночном клубе, куда допускались только “самые-самые”. (У входа в этот клуб молодцами Джона Готти будет убит крестный отец мафиозной семьи Гамбино Пол Кастелано, Но это произойдет сорок пять лет спустя). А пока... Пэтси, заглядывая в глаза Вэйна, говорила: “На днях отец поехал со мной в этот клуб. Но швейцар не снял перед нами золотую цепочку. Вы же знаете, что на языке клуба это означает: “для вас вход закрыт”. “Ну, если вам так уж хочется пойти в Stork Club, — отвечал Лонергэн, — давайте прямо сейчас туда поедем”. Парочка смылась с обеда и отправилась в клуб. На этот раз, перед Лонергэном швейцар с поклоном снял золотую цепочку. Пэтси была в восторге. С этого вечера она постоянно появлялась с Вэйном во всех злачных местах для богатых и знаменитых.
Тем временем Уильям Бертон умер, и Пэтси оказалась наследницей его состояния. И в 1941 году Пэтси, ощутив себя самостоятельной, обвенчалась с Вэйном. Обмениваясь кольцами, они произнесли традиционное: “Пока смерть не разлучит нас”. Лу — мать Пэтси, была в ужасе от этого, как она говорила, “позорного мезальянса”. Но Пэтси меньше всего интересовало мнение матери и светских знакомых. “Если Вэйн был хорош для моего отца, он будет хорош и для меня”, — со злорадным цинизмом заявляла она.
Молодые поселились в Манхэттене на Парк-авеню. Жизнь они сразу превратили в непрерывный кутеж. Ночи проводили в ресторанах и клубах, здорово (вернее: нездорово) пили, не пропускали ни одной вечеринки, где можно было бы напиться и “погулять”. Ну, что ж, наслаждайтесь и веселитесь, если такой образ жизни вам по душе. Так нет! Пэтси с самого начала супружества громко и всем подряд поносила мужа, который, как она говорила, “просаживает ее деньги, а сам ничего не делает”. А что Лонергэн мог или должен был делать? Он постоянно выслушивал эти потоки брани, но в присутствии посторонних не отвечал на них. За семь миллионов он соглашался стойко переносить оскорбления.
Несмотря на штормовой стиль отношений, в 1942 году у супругов родился сын — Вэйн Лонергэн младший. Можно было бы понадеяться, что его появление внесет некоторые коррективы в отношения родителей. Куда там! Пэтси и Вэйн продолжали пить, кутить и скандалить. Соседи, чуть ли не каждую ночь, вызывали полицию. Дошло до того, что Лонергэнов попросили съехать с квартиры. Семейство перебралось в новую квартиру, на Ист 51 улицe. Однако Вэйну жить там не довелось. При переезде, в июле 1943 года, Пэтси и Вэйн расстались. Время, как мы помним, было военное. Американцы — представители высшего класса — считали своим долгом служить в армии. Призвали на военную службу и Вэйна Лонергэна. Но когда на вопрос о его сексуальной ориентации (тогда еще это было обязательным), он ответил: “гомосексуалист”, его немедленно освободили от службы. Однако на мужчину, не носившего военную форму, смотрели с подозрением и неприязнью. И Лонергэн посчитал, что ему все же лучше быть в армии. Он поехал в Канаду и там был зачислен в Королевские Воздушные силы. Он тут же попросил жену не спешить с разводом, пока он служит в армии. Пэтси согласилась, но исключила Вэйна из завещания, оставив своим единственным наследником годовалого сына.
Расставшись с мужем Пэтси пустилась в разнос и в разгул. Кавалеры сменяли друг друга чуть ли не еженощно. Несколько дольше при ней задержался итальянский аристократ Марио Энцо Габеллини. С ним и прокутила свою последнюю ночь на воскресенье 23 октября Пэтси. В эту же ночь она познакомилась с морским пехотинцем Питером Эльсером. Дала ему свой телефон и договорилась встретиться завтра. В 6.30 утра Габеллини, наконец, подвез Пэтси к ее дому на такси и расстался с ней.
Не взглянув на сына, который спал в соседней комнате с няней, Пэтси прошла в свою спальню. Она разделась и легла голая на кровать поверх покрывала.
Вэйн, узнав, что он выкинут из завещания, взял увольнительную на 48 часов, и в субботу 22 октября прибыл в Нью-Йорк, одетый в военную форму. Он позвонил Пэтси и, выяснив, что ее нет дома, в обществе актрисы Джин Мерфи Джабург отправился в театр. После спектакля он пригласил Джин поужинать, а потом посидеть в баре. В 4 утра он распрощался с Джин у дверей ее дома, договорившись встретиться с ней на ланче в отеле “Плаза”. Своей квартиры у Вэйна в Нью-Йорке не было, и он принял приглашение своего друга и любовника Харджеса, который на эту ночь уезжал, остановиться у него, предупредив, что дома будет только дворецкий Эмиль Питерс.
В воскресенье весь день Пэтси не выходила из спальни. Хотя мать привыкла, что дочь спала дни напролет после бурных ночей, в ее душе все же скребли кошки. Когда под вечер позвонил новый знакомый Пэтси Питер Эльсер, мать попросила его приехать. Они вдвоем подошли к двери спальни и стали стучать. Ответа не последовало. Тогда Эльсер, по просьбе Лу, взломал дверь. Зрелище, представшее их глазам, было ужасающим. Голая Пэтси лежала на кровати, залитой кровью. Голова была разбита, лицо изуродовано. Рядом валялся окровавленный серебряный подсвечник. На горле Пэтси чернел огромный синяк. Руки тоже были покрыты синяками, а из-под ногтей вылезали обрывки волос, куски кожи. Патриша была мертва.
Сразу подозрение пало на Габеллини — он был последним, с кем Пэтси видели живой. Однако на свое счастье, Габеллини, привезя Патришу, не отпустил такси, а попросил шофера подождать. Попрощавшись с Пэтси, он вернулся в машину и, подъехав к ближайшему кафе, пригласил водителя выпить чашку кофе. Как только в газетах появился рассказ Габеллини, водитель такси объявился и подтвердил слова своего ночного клиента. Подозрения немедленно отпали.
Воскресным утром Вэйн проснулся в спальне Харджеса. Он выбрал в шкафу один из костюмов хозяина квартиры, надел его на себя. Потом взял спортивную сумку, сложил в нее свою военную форму, засунул туда же пару гантелей и, перекинув ношу через плечо, вышел из дому. На пустынной набережной Ист-ривер Вэйн с размаху швырнул сумку в воду. После этого он отправился в отель “Плаза”, встретился, как договорился накануне с Джин, позавтракал в ее обществе, распрощался и отправился на аэродром, чтобы лететь в Торонто.
На следующий день Лонергэн был арестован и экстрадирован в Нью-Йорк. “К убийству Пэтси я не имею никакого отношения, — повторял он. — Я потрясен. Я собираюсь на ее похороны, и я хочу видеть сына”. Но мать Патриши не нуждалась в доказательствах. Она знала, кто убил ее дочь. Вэйн не был допущен на похороны, и он больше никогда в жизни не встретился со своим сыном. Мальчик был отдан под опеку бабушки и ему тут же сменили имя на Уильям Энтони Бертон.
Поначалу Лонергэн все отрицал. Но у следователей на руках были факты, упрямо противостоявшие его россказням. Так он заявлял, что провел ночь в квартире Хорджеса, но дворецкий Эмиль Питерс сказал, что Лонергэн пришел только утром. Потом он заявил, что военную форму украл солдат по имени Морис Уорчестер. Ему казалось, что он выдумал это имя). Но, как это по воле случая бывает, Морис Уорчестер оказался реальным человеком. Он сказал, что он в субботу только прибыл в Нью-Йорк и был дома. Лонергэна он не знает и никогда с ним не встречался. Все решил анализ волос, застрявших под ногтями Пэтси. Вэйн сломался и признал, что убил жену.
Суд над убийцей занял 10 дней. Присяжные вынесли вердикт: виновен. Он был приговорен к 35-ти годам заключения.
Отсидев 22 года, Лонергэн был выпушен на волю. Его депортировали в Канаду с запрещением когда-либо ступать на землю Соединенных Штатов.
Первым делом, Вэйн попытался связаться с сыном — уже взрослым человеком, окончившим Гарвард и успешно занимавшимся семейным бизнесом. Только сын еще связывал его с наследством Патриши, которое за эти годы выросло до 57-ми миллионов. Вэйн позвонил ему. Тот спокойно, не проявляя большого интереса к собеседнику, разговаривал с отцом, который приглашал его приехать в гости в Канаду. А через несколько дней Вэйну вручили официальную бумагу, в которой ему рекомендовалось во избежание неприятностей, никогда больше не пытаться войти в контакт с Уильямом Энтони Бертоном.
Утратив надежду приобщиться к миллионам убитой жены, Лонергэн пошел по единственному доступному ему пути: стал искать людей, которые взяли бы на себя заботы о нем. Он оставил гомосексуальные пристрастия и сконцентрировал усилия на дамах. Сначала это была деловая женщина, занимавшая высокое положение в одной крупной корпорации. Но оглядевшись и разобравшись, что к чему в Торонто, Вэйн сменил покровительницу. Ею стала знаменитая канадская комедийная актриса (“самая смешная женщина в Канаде”) Барбара Хамильтон. Они прожили вместе 14 лет, до самой смерти Лонергэна от рака в 1986 году. Благодаря Хамильтон, Вэйн был принят в высшем свете и литературно-художественных кругах Торонто. Его осенял ореол знаменитости. При его появлении шептали: “Да, да! Тот самый!” А убил ли он кого-то или его оклеветали, как он постоянно утверждал... Кого интересовали такие пустяки? Он был остроумным собеседником с большим шармом, с ним было приятно проводить время. Кто требовал большего?
Добавить комментарий