За последние годы Ада Роговцева несколько раз приезжала в Америку. Известную актрису очень тепло встречают почитатели ее творчества. Ее помнят и любят. Еще бы, такую женщину!
- Я заглядывал перед встречей с вами в Интернет. Огромный список фильмов, в которых вы снимались. И самых разных, по жанру, по тональности, по взгляду на жизнь.
- Да, много фильмов. Как говорил Чехов словами Фирса из "Вишневого сада" - живу давно. Поэтому и список большой.
- Но какой бы ваш фильм не смотрели, первое впечатление: красивая, очень красивая женщина. Вы были одной из самых красивых женщин в советском кино. И сейчас в украинском. К сожалению, не видел ваших последних фильмов. А красота помогает женщине в жизни и в кино?
- Я скептически отношусь к вашим словам о красоте, которую вы мне приписываете. Но я счастлива, что легенда о моей красоте существует. Я помню, еще в детстве я огорчалась, когда говорили - вот эта девочка красивая, а Ада хорошенькая. Это различие меня очень обижало. Потом в возрасте, особенно уже в зрелые годы, это различие мне помогло. Хорошенькая, обаятельная, смешливая, веселая - мне лично в моем амплуа и в той дороге в кино, которая мне выпала, эти качества действительно помогали. Так что я отметаю приписываемый мне титул красивой женщины и не променяю его на то, что некоторые меня считали просто хорошенькой.
- Говорят - не родись красивой, а родись счастливой. Одно с другим не связано?
- Это не совсем так. Бывают ситуации, когда тебе нужно что-то долго доказывать и располагать к себе. А так два раза улыбнулся и вроде бы уже мосты перекинуты.
- Каково самоощущение красивой женщины?
- В школе я этого не ощущала, я страдала, что обо мне говорили просто как о хорошенькой. А потом, когда я пришла в театр, моя внешность стала для меня как бы моей работой. И я относилась и отношусь к себе достаточно придирчиво и смотрю на себя достаточно трезво. Мне бы хотелось быть и повыше... И еще есть многое, многое, чего бы мне хотелось и чего я не имею. Но я не оригинальна. Даже первые красавицы мира, самые популярные кинозвезды всегда придирчивы к себе и недовольны собой.
- Я не случайно заговорил о красоте, потому что в то время, когда вы начинали сниматься в кино и вообще долгое время в советском кино женская красота, да и мужская тоже, были не в чести, не в моде. Считалось, что это должны быть как бы люди из толпы, ординарные на вид, словом, простые советские люди.
- Да, когда я пришла в кино, был в моде так называемый поток жизни и поэтому не отбирались особые экземпляры. Но мне посчастливилось, я всегда попадала к людям очень интеллигентным, а значит в чем-то чуть-чуть старомодным. Они не отказывались от таких понятий, как красота, возвышенность, лиризм, романтичность. И у меня было очень много таких режиссеров и актеров рядом, которые вели меня по жизни.
Я играла такие роли, что обо мне часто говорили - ах, какая она красивая. И это мне помогало.
- А за пределами съемочной площадки с людьми, которые решали, кого снимать, а кого нет, кому давать ход, а кого задвинуть, из-за вашей яркости и оригинальности не возникали конфликты всякого интимного рода? Мужики ведь какие бывают, такого о нравах в кино начитаешься...
- В конце жизни об этом неловко говорить, но все, что касалось интима, - как-то я этим не пользовалась. Может быть, и жаль. У меня как-то не получалось. Я очень тяжело жила все годы и у меня работа души всегда заглушала всякие другие впечатления о себе со стороны других людей. Я как бы изнутри себя относилась к людям и очень многим вот таким взглядом изнутри запрещала какие бы то ни было поползновения в отношении себя.
- А вы помните тот день, когда вам сказали, что вы будете впервые сниматься в кино?
- Я помню тот день. Я была студенткой первого курса театрального института в Киеве. Был сентябрь, была золотая осень. И зашел покойный ныне человек, просто скромный труженик кино, второй режиссер и сказал, не хочу ли я приехать на студию. Я приехала и первый, кого я увидела, был Александр Вертинский, который только что вернулся из эмиграции. Я помню, наше поколение было очень целомудренным и скованным, и многое там было хорошим, а иногда и не очень. И он мне сказал шутя, конечно, озоруя - ну где мы сегодня ужинаем, красавица. И я поняла, что я пала, раз я вызываю такие мысли даже у пожилых людей.
Я очень огорчилась, страдала, напустила на себя такой строгий, независимый вид и, может быть, даже была грубовата, отнеслась к нему с такой комсомольской грубоватостью и прямотой. Мы с ним потом еще встречались на съемочной площадке, но вот такой холодок отчуждения я всегда держала на всякий случай. Это было смешно и нелепо. Вертинский был на площадке очень улыбчивый, юморной, сосредоточенный на деле, которое нужно сделать. И он расточал вокруг себя колоссальную атмосферу присутствия очень талантливого человека. К тому же он был идол, все тянулись к нему.
- А какой был ваш первый фильм?
- Это был фильм по книге классика нашего украинского Коцюбинского "Фата Моргана". Я играла там деревенскую девчонку, батрачку. Моими партнерами были куры, свиньи. Так я начинала в кино.
- А если представить, что на сцену выходят все ваши персонажи, то кто это, чем они различаются? Кто были после этой деревенской девочки?
- Много было деревенских девочек. Потом была Поля Вихрова из "Русского леса" Леонова, очень интеллигентная девочка. Была Машенька афиногеновская. Был какой-то азарт - окунуться в деревенскую среду и тут же выскочить в рафинированность. И недоброжелательные мои критики часто писали - нет, она не может это играть, она вся чеховская, достоевская, а народный характер ей менее недоступен. А потом появлялся "Вечный зов" и критики писали - нет, она не может играть Дездемону, потому что она от сохи девка. Меня это забавляло с одной стороны, а с другой и радовало, потому что, значит, какая-то достоверность была во всех случаях.
- Для вас, в вашем личном восприятии - самая главная картина или главный спектакль, главная роль?
- Я не могу предать спектакль, в котором я играла 670 раз и все 670 раз он проходил при переполненных залах. Это была "Варшавская мелодия" Леонида Зорина, где я играла польскую певицу, девочку после оккупации, пережившую трагедию любви, потому что она полюбила русского парня, а браки запретили между иностранцами, им пришлось расстаться. Они каждые десять лет встречаются, он гаснет, а она нет, ее держит талант, какая-то особая жизненная одаренность. Мне эта роль была очень дорога.
- Вы меня извините, трудно мне понять. 670 раз вы играли. Но это ведь скучно, мне кажется, 670 в одной и той же роли. Говорить одни и те же слова и разыгрывать одни и те же эмоции.
- Нет, вы знаете, это каждый раз по-новому. Пьеса так написана, что она очень импровизационна. Я могла выносить в этой роли на сцену все свои радости и боли. У меня умерла мама и в этот день играла спектакль, хотя мне предлагали не играть. Я должна была для мамы спеть этот любовный гимн, особенную одаренность женскую, ее кокетливость, ее талант. Я должна была это сделать и вот прошло много лет и я не жалею об этом шаге.
Или вот рождение моих детей... Я могла поделиться со зрителем особой своей радостью присутствия в жизни, своим горем и радостью. И зрители мгновенно на это откликались. Мне никогда не было скучно в этой роли, я с ней с большой грустью расставалась, когда в последний раз играла в спектакле, я плакала, и это тоже вошло в роль.
- А мужчина, ваш партнер по этому спектаклю был один все 670 раз?
- У меня было два партнера. И ими были недовольны и критики и я. Но вы знаете, я как-то старалась заражать их собой, они меня очень любили и вот это их восторженное отношение ко мне как к актрисе и женщине, которой повезло получить такую роль и купаться в теплоте, которая сразу рождалась в зале, сказывалась и на них. И они мне были благодарны, и этого было достаточно, потому что я играла женщину особую, необыкновенную, а они мужчину заурядного.
- Это как понимать? Вы, значит, притворялись и лицедействовали, если вы сами говорите, что они вам не очень-то и нравились. Как же вы играли любовь на сцене?
- Но мы ведь играем. Мы воссоздаем художественный образ, мы рождаем обобщенные представления, понятия, желания. Ведь нет такого, чтобы только любящие играли на сцене. Хотя, говорят, иногда это помогает, если встречаешь партнера и рождается любовь.
- После этого верь вам, женщинам. Вы нанесли еще один удар коллективному мужскому самолюбию.
- Нам, женщинам, не надо верить. Мы ведь лицедейки все.
- Ада, а какая роль больше всего соответствовала вашему внутреннему "я"?
- Наверное, Гелена в "Варшавской мелодии" больше всех. Потом ведь я играла чеховских героинь. Раневская из "Вишневого сада". Мне дорог этот образ. Ее написал Чехов в начале века, и он нас всех предупредил, что век будет жестокий по отношению к женщинам. И он хотел, чтобы мы сохранили свою женственность, талантливость, хрупкость, слабость, ранимость.
- А почему Чехов сейчас такой популярный в мире? Мне кажется, что Чехов сейчас второй драматург в мире после Шекспира. Ну, Шекспир - это понятно, такие страсти у него кипят. А Чехов такой медлительный, раздумчивый, вяловатый даже иногда. Некоторым кажется (и мне тоже), что Чехов как драматург значительно уступает Чехову-прозаику, прозаику несравненному. И, тем не менее, на сцене в разных странах - Чехов, Чехов, Чехов...
- Это особая чеховская нотка грусти. Он писал, что даже в человеческом счастье есть что-то грустное. И люди тянуться к этому, стремятся более пристально и внимательно прислушаться к себе и к человеку, который рядом, более пристально и трезво посмотреть на окружающий мир и в этой трезвости найти лиризм и романтизм жизни, а не придумывать их искусственно.
Мне кажется, пристрастие Чехова к внутренней жизни человека, не поверхностной, внешней, а именно к внутренней, оно завораживает. А потом мы все одинаково больно чувствуем потери, одинаково откликаемся на любовный зов, если он истинный и настоящий, одинаково переживаем и страсть, и ревность, и предательство, и коварство, и измену. Все ведь это одинаково у людей. Я много езжу и вижу, что струночки-то у нас одинаковые, Богом созданные. Чехов уловил то, что роднит людей во всем мире.
- А как вы дошли до жизни такой? От Чехова с его возвышенными героинями и до... стыдно говорить, до ночной бабочки, до проститутки?
- Я играла до этого у Достоевского Бланш в "Игроке". Актрисы играют совершенно разные роли и пытаются по-чеховски заглянуть внутрь человека, рассказать не о его профессии, не о его свершениях, а о том, что это за существо, почему ее героиня такая, а не другая.
И в этом спектакле, о котором вы говорите, мы пытались рассказать о судьбе человека, о том, как у нас на Украине говорят, что доля его такая. Я пытаюсь понять свою героиню, то, что привело ее в такую жизнь, как происходит переход взаимоотношений чисто физиологических в духовную связь. И наша "мадам", которую играет Зинаида Шарко, говорит - что за поколение сейчас такое, они ведь не имеют представления, что это такое, духовное общение с клиентом. И хотя это звучит иронично, но в этом что-то есть, потому что духовное начало в человеке убить нельзя, а в женщине тем более. И женщины, которых мы играем, не лишены потребности в духовном общении. У них нет детей, они есть только друг у друга, они держатся друг за дружку и ведут эту свою тяжкую, презренную с точки зрения людей жизнь.
- Вы заговорили о детях. А ваши дети?
- Дети выросли. Все стало труднее. У нас сейчас положение на Украине не очень хорошее, по отношению к искусству руководители что-то пытаются сделать, но у них это не очень хорошо получается. Киностудия наша только-только начинает возрождаться из праха, потому что ее разрушили и уничтожили. Мой сын, который закончил кинорежиссерский факультет, вынужден был как бы поменять направление, поставил несколько спектаклей, пишет стихи, крутится, крутится, но с фильмами впрямую не связан. А дочка в Киеве закончила театральный институт и работает в Москве в театре Романа Виктюка. Нелегкая судьба у моих детей.
- Не только ваша дочь, но и вы работаете с Романом Виктюком, режиссером необычайно ярким. Как у вас с ним складывается работа?
- Последние 13 лет моя жизнь связана с Романом Виктюком. Так получилось, что мне пришлось уйти из театра, и он меня подхватил, и сделала я с ним четыре главные роли. Работать с ним очень интересно. Он очень добрый. Он - львовянин, а я - киевлянка, нас еще роднит национальность, а он к этому относится трепетно, потому что он оторван от родины всю жизнь. Почему с ним работать интересно? Есть такая поговорка - лучше с умным потерять, чем с дураком найти. С Романом лучше иногда терять что-то и может не всегда удача и не все довольны, но это всегда очень талантливо и умно. Он образованнейший человек, он внутренне очень сложный, у него все от Бога. Он иногда дразнится, в нем что-то срабатывает, подразнить, эпатировать, это не идет от злого умысла, ему хочется сломать привычные рамки, немножко заглянуть вперед, поэтому у него есть рьяные поклонники, а есть и те, кто немного сердятся, мол, это непонятно, очень смело.
Для меня он родной творческий и родной по-человечески. Мы с ним не пьем чаи, не встречаемся домами, но когда встречаемся на сцене или в связи с всякими событиями вокруг, мы с ним сразу же выходим на ту сердечность, которую ничем не заменишь.
- Как вас здесь в Америке публика встречала?
- Замечательно. Тепло, сердечно. Пятый раз в Америке и мечтаю о том, чтобы это было не в последний. Приятно, что зритель нас помнит и любит.
Добавить комментарий