Осень патриарха Брежнева Интервью с Сергеем Снежкиным

Петербургский режиссер Сергей Снежкин дважды выступил громко: в начале перестройки и в ее конце. С перерывом в несколько лет, плотно нафаршированных политикой, он экранизировал две повести, каждая из которых в своем роде и в свое время была бестселлером. “ЧП районного масштаба” Юрия Полякова про комсомольский разврат брежневского замеса и “Невозвращенца” Александра Кабакова — антиутопию с военным переворотом во главе сюжетного угла. Сейчас режиссер Снежкин возвращается в те застойные дни, которые с презрением выставлял напоказ в фильме про циничных комсомольских захребетников: он приступил к съемкам четырехсерийного телевизионного фильма “Брежнев” по заказу Первого канала.

— Время действия — осень 1982 года, последние полтора месяца жизни Брежнева, — рассказывает Снежкин. — Он в очередной раз просит Политбюро освободить его от всех государственных обязанностей и отпустить на покой. А в Политбюро никто не понимает, как к этому относиться. То ли впрямь старик устал и отдохнуть хочет, то ли хитрит и решил узнать, кому неймется прыгнуть в его теплое кресло? По большому счету они в его уходе были незаинтересованы — все эти днепропетровцы, соратники по партийной юности, которых дорогой Леонид Ильич к себе перетащил. Они же там горя не знали. Что хотели, то и делали, пока Юрий Владимирович Андропов строил гэбистские проекты реформации развитого социализма.

— Да, но с ретроспекциями. Малая земля, Украина, Урал — пройдемся по местам боевой и трудовой славы. Так что в результате достаточно многофигурная история получается.

— Валентин Черных, замечательный драматург, автор сценария “Москва слезам не верит” и в некотором роде мой учитель: я еще во ВГИКе дружил со студентами-сценаристами из его мастерской. Но так получилось, что в работе никогда с ним не сталкивался. А человек я уже старый. Поэтому когда продюсер Сергей Мелькумов предложил мне делать “Брежнева”, я согласился сразу.

— Это — Первый. И конкретно — тамошний кинематографический властитель Анатолий Максимов, скорее всего. Он, насколько я знаю, по образованию историк, вот его время от времени и кидает от бессмертных сериалов про спецназ и участкового с говорящей собакой — к историческим полотнам. Все беды у нас от образования. Наверняка Максимов зарядил Мелькумова, а тот напряг Черных, который брался за “Брежнева” не без опаски. И я теперь его понимаю. Снимать про Брежнева невероятно трудно. Про Ивана Грозного — никаких проблем, все супер: орлиный профиль, толпы народа, которые прутся из Москвы и с окраин, умоляют вернуться. Даже про Сталина — легче. Кавказская ментальность, то-се. Есть за что зацепиться. А Брежнев — он же только в анекдотах остался, больше ни в чем.

— Я целое состояние потратил, скупая всю эту лабуду. Один такой портретист, грязный антисемит, навалял его биографию — страниц семьсот. Из них про Брежнева четыреста, а триста — про себя любимого. Про то, какой он отличный парень и как жиды сгноили его родную хату. Потом берешь книжку Бовина — он этого отличного парня что есть силы лягает. И так далее.

— Кстати, вот он оказался очень симпатичным человеком, но выудить из него хоть что-то можно только при помощи специалистов из подвалов гестапо. Очень любезен — и все на уровне краткого курса истории компартии: с 1945-го по 1982-ой.

— Встречи с наследниками вашего героя вам устраивали?

— Сережа Шолохов делал какие-то намеки на внука Брежнева, но потом мне сказали, что это совершенно бесполезно: деда он не помнит и сам по себе — обозленный человек с неудавшейся политической карьерой. Так что смысла нет. А других никого и не осталось.

— Подозреваю, Чурбанову так основательно переломали хребет, что ему теперь не до контактов. Вообще, все эти люди из окружения очень неконтактные. Медведев рассказал мне одну историю. Существует, оказывается, Международная ассоциация начальников охраны мировых лидеров, первых государственных лиц. Так вот, туда не приняли генерала Коржакова — по той простой причине, что у них есть негласное правило: никогда ничего про шефа. Ни хорошего, ни плохого.

— Естественно. Он человек порядочный и производит приятное впечатление, в отличие от многих.

— Да какой Коржаков, побойтесь бога. Я про Медведева. Здоровый мужик, очень сдержанный, сухой, замкнутый. Вежливый, но дальше не проткнуться. Никого не осуждает, ни на кого зла не держит. Я заикнулся было про Горбачева, а он: “Нет-нет, это разные люди. Леонид Ильич был один человек, а Михаил Сергеевич — совершенно другой”. Вот и все. Большое спасибо за ценную информацию. В высшей степени словоохотлив бывший начальник горбачевской охраны.

— Так это вы мне рассказываете про Медведева, который охранниками руководил?

— Ну да, про Владимира Медведева, а про кого же?

— Я про Роя Медведева спрашивал и про его биографию Брежнева.

— А-а-а, про это. Я ее прочитал, конечно. Никакой особой пользы для себя не извлек. Он ведь работал с теми источниками, которые нам с вами доступны. Ну, может чуть больше у него доступ был — по причине некоторой близости к тусовке. Но на документальное свидетельство это не тянет. В целом все та же реконструкция, которая строится на домыслах и гипотезах. Как и у нас в фильме. Я, например, до сих пор не знаю точный ответ на вопрос, ради чего писал Брежнев свое прошение об отставке. На самом деле он был запертой в себе византийской штучкой. При всей своей как бы открытости, сентиментальности, готовности всплакнуть. Меня что в нем интересует? Не с кем он выпивал и с кем спал. А вот — для чего человек жил? Какая за всем этим идея стояла? Опять же со Сталиным — понятно. Это Кавказ, там человек рождается для власти. Вы на “Грузия-фильме” бывали когда-нибудь?

— Вот. А я в советские времена бывал и все видел. Режиссер-постановщик вел себя, как властитель. Он — падишах, все остальные — смерды. Помню, один такой падишах гневался при мне на какого-то несчастного ассистента, который куда-то не туда сбегал или что-то не так сделал. Он ему кричал: “Ты — раб!” Вот и все. И не надо мне рассказывать про нефтепроводы, не это причина кавказских дел. Власть и больше ничего. Движущая сила, которая все определяла в действиях рябого убийцы, Иосифа Виссарионовича. Гениальный путь: сначала семинария с романтическими стишками, потом грабеж на большой дороге, потом — отец народов. К чему я все это говорю? Здесь есть на что опереться: социальные обстоятельства, национальный характер. У Брежнева же ничего нет. Понимаете, ничего. И в то же время коварство — запредельное.

— А только в том, чтобы оберегать счастливый билет, талон на власть, который ему достался. Брежнев был уверен, что он его заслужил, и не видел нужды в том, чтобы суетиться, как его предшественник Никита Сергеевич. Нет, он хранил свой талон. Закапывал на даче, засовывал под половицу, перепрятывал от семьи, зашивал в штаны — и во всем этом проявил невероятную изобретательность. Ему было абсолютно наплевать на всех этих диссидентов. Если Андропов устраивал какую-то борьбу с инакомыслящими, то Брежнев не видел там особых опасностей для себя. Когда увидел в академике Сахарове — тут же услал его в Горький, мгновенно. А так — нехай клевещут. Он был слишком ленив, чтобы что-то строить, его заботило только сохранение талона, и когда за этой заботой встанет 260-ти миллионная страна, люди, прожившие в той стране жизнь, погибающие в Афганистане ребята — тогда все в нашем фильме срастется.

— Сам понятия не имею. Я человек в этом отношении дикий, необразованный, ничего не знаю. Но продюсер Мелькумов меня заверил, что есть такая хитрая иностранная контора, которая может на компьютере сделать улицу какой угодно, очистить ее от всей рекламы. Я говорю: “Допустим. А “москвичи” с “жигулями” как мы туда выкатим?” Вот он сейчас это выясняет.

— Естественно. А единственный пятачок, оставшийся в неприкосновенности, — ворота, через которые Брежнев въезжал в Кремль со стороны дома на набережной. Остальное — полный атас.

— Кандидатов было много — от Вячеслава Шалевича до Родиона Нахапетова. Богдан Ступка и Михаил Ульянов очень интересно попробовались. Но утвердили мы Сергея Шакурова, которого сначала думали сделать доктором Чазовым.

— Да. Он их очень успешно по очереди залечил, а сам жив до сих пор, молодец. Значит, Шакуров — это Брежнев-старик. А в молодости его играет Артур Ваха, петербургский актер. Василий Лановой, скорее всего, станет Андроповым. Галина Брежнева — актриса Маргарита Бычкова. Наша, питерская. На маршала Устинова я хотел взять Александра Михайлова, женского кумира 1980-х, но слишком красив оказался, черт.

— Это как раз ладно. Подумаешь, специалисты. Только по телевизору и видели, а рассуждаете, будто вместе в Завидово водку пили.

— Как без него обойдешься. Сережа Барковский его будет играть. Мы ему пятно намастрячили, похож не очень, зато артист отличный. Главные проблемы возникли с республиканскими лидерами. СССР распался — и где вы мне прикажете брать Алиева с Шеварднадзе? У нас азербайджанцы только на рынке, а грузин вообще нет.

— Упал на колени перед юным режиссером Мурадом Ибрагимбековым, говорю: “Мурад, помоги. Позарез нужен Алиев. Не можешь кого-нибудь с исторической родины подтянуть, пользуясь старыми связями?” Мурад, надо сказать, отнесся к этому заданию крайне серьезно — выкатил мне пятерых Алиевых. Потом я точно так же — к другому режиссеру и моему другу Мише Калатозишвили. И теперь у меня есть пять Шеварднадзе. А уж из-за казахского лидера я решил продюсеров не разорять и позвал Спартак Мишулина сыграть товарища Кунаева. Смееетесь, да?

— Да уж, весело. Цирк на конной тяге.