Что и говорить, в прежние времена война была намного романтичнее нынешней, а если дело касалось моря, то это вообще была одна сплошная романтика. Представьте себе: бескрайняя океанская синь; два красавца-корвета (или, скажем, фрегата) с наполненными ветром (скажем, норд-вестом) белоснежными парусами, окутываясь время от времени дымом выстрелов бортовых орудий, искусно маневрируют; один корвет стремится вплотную подойти к другому и захватить его, другой — старается любой ценой этого избежать. Но вот они оказываются борт о борт, с одного корабля на другой бросаются крючья на тросах, и вот они уже плотно сцеплены друг с другом. И тут раздается вопль, от которого волосы становятся дыбом: “На абордаж!” С корабля-охотника на корабль-жертву прыгают мускулистые ребята, вооруженные саблями, шпагами, кинжалами и кремневыми пистолетами. Кипит рукопашная — и вот финал: капитан корабля-жертвы изящным жестом отдает свою шпагу вражескому офицеру. Бой закончен, корабль захвачен. Романтика!
Если верить крупнейшему авторитету Эрнсту Дюпюи, автору монументальной “Энциклопедии военной истории”, последний абордажный бой произошел 23 марта 1815 года, перед самым окончанием англо-американской войны. В тот день американский 16-пушечный военный шлюп “Шершень” вблизи острова Тристан д’Акунья в южной Атлантике взял на абордаж британский 16-пушечный же шлюп “Пингвин”. Американцы были последними, больше о захвате вражеских кораблей абордажем в военно-морской истории не слыхали.
Оно и понятно. Быстрое, развитие артиллерии и вооружения кораблей в XIX веке привело к тому, что любой паршивенький кораблишко расстрелял бы и потопил всякое судно, попытавшееся приблизиться и стать с ним бок о бок. А появление паровых судов вообще изменило всю тактику морского боя.
И все же захват “Пингвина” не был последним абордажем; новейшая история, точнее история Второй мировой войны, знает совершенно уникальный случай этого рода. Многих участвовавших в этом деле уже нет в живых, а некоторые доживают свой век, поделившись своими воспоминаниями. Эти воспоминания и легли в основу рассказа об охоте за германской подводной лодкой U-505 и последнем абордаже в истории, происшедшем шестьдесят лет назад.
* * *
Внутри подводной лодки U-505 военно-морского флота германского рейха не существовало ни зимы, ни лета, ни дня, ни ночи. Был лишь утомляющий глаза желтоватый свет ламп и устоявшийся тяжелый запах давно не мытых шестидесяти мужских тел. Утром 4 июня 1944 года, на пятый год великой войны, подлодка находилась в рейсе 80-й день. Вкус свежей еды был давно забыт, члены команды, небритые и грязные, предвкушали скорое возвращение домой — судно направлялось на базу в Лорьяне, на западном берегу оккупированной Франции. И сейчас они двигались к северу, находясь в 150 милях от берега Французской Западной Африки.
В помещении управления торпедными аппаратами старшина первой статьи Ганс Гобелер, в одних трусах, изнывал от жары. Другой моряк, тоже раздетый, лежал на надувном матраце рядом, в торпедной, размещенной на самой корме. Гобелер спал мало, но не чувствовал себя усталым: когда лодка находится в погруженном состоянии, всякая тяжелая работа отменяется, — она требует повышенного расходования кислорода, который экономят любыми способами. Впрочем, несколько часов назад, на рассвете, капитан позволил команде глотнуть свежего воздуха: лодка всплыла на поверхность для подзарядки аккумуляторов. Сейчас Гобелер не спеша занимался чисткой трюмной помпы.
— Шум винта! — раздался возглас “слухача”, мгновенно отозвавшись во всем 75-метровом стальном корпусе подлодки. Это сообщение могло быть в равной степени хорошим и неприятным. Хорошим — если наверху находится представляющий собой обильную и легкую добычу морской караван с конвоем союзников; это было бы весьма кстати: последние 19 месяцев охоты были для U-505 безрезультатными. Сообщение могло быть плохим, если это военные корабли — охотники за подводными лодками.
— Поднять перископ! — приказал капитан Гаральд Ланге.
Перископ был немедленно поднят, и капитан бросил сквозь него Roundblick, как это называли моряки, — мгновенный взгляд вокруг. И взгляд этот не принес ничего хорошего — подлодка была окружена военными кораблями союзников.
Капитан Ланге, на его несчастье, оказался в самом центре американского военно-морского отряда особого назначения номер 223, под командованием капитана первого ранга Дэниела Гэллери. А сам капитан Гэллери находился на возглавляющем отряд авианосце “Гвадалканал”. Собственно, несчастье даже было гораздо худшим, нежели мог предполагать Ланге. Дело в том, что Гэллери втихомолку тренировал своих людей, рассчитывая сделать нечто доселе неслыханное: взять на абордаж немецкую подводную лодку. Как уже говорилось, американские моряки — и моряки вообще — не захватывали вражеский корабль в морском бою с 1815 года. А уж захватить подводную лодку в разгар Второй мировой войны — это попросту было сродни азартной игре, но капитан Гэллери был готов начать такого рода игру. Ибо в случае успеха разведка союзников получала бесценные сокровища в виде секретных кодов — сокровища, способные привести не только к окончательной победе в битве за Атлантику, но и, возможно, вообще сократить сроки войны.
Ланге видел в свой перископ, что он попал в переделку в высшей степени неприятную. Один эсминец находился в полумиле от него к востоку, другой — к юго-востоку, третий — на юго-западе. Значительно дальше располагалась темная громада авианосца. Но самолетов на нем, похоже, не было, они находились в воздухе. Капитан приказал выпустить торпеду по авианосцу, хотя этот выстрел мог обнаружить присутствие подлодки, и опустил перископ. С этой минуты U-505 была готова взойти на страницы военно-морской истории.
Было 11.10 утра, когда миноносец “Шателен” радировал авианосцу: “Слышу подозрительный звук”. Звукоулавливатель уловил в воде какой-то шум, но это могло быть что угодно — от кита до сильного холодного течения. Но еще две минуты спустя последовало дополнение: “Оцениваю шум как подводную лодку”.
Спецотряд 223 состоял из “Гвадалканала”, “Шателена” и еще четырех миноносцев. Некоторое время назад, охотясь за подводными лодками, капитан Гэллери наблюдал с авианосца в бинокль, как команда покинула очередную подстреленную подлодку, бросившись в море в спасательных жилетах; сама подлодка некоторое время оставалась на плаву, а потом медленно затонула. Именно тогда у капитана появилась еще не оформленная до конца мысль: “А что, если...” Он представил себе своих людей, натренированных специальным образом, перебравшимися на покинутую подлодку и забирающими за те считанные минуты, что она находится на плаву, ценнейшие секретные бумаги — коды, карты, планы... И возвращающимися обратно. И потом, когда они некоторое время стояли в порту, он и командиры его кораблей со специально отобранными людьми отрабатывали до мельчайших деталей эту фантастическую ситуацию.
На этом этапе войны союзники выигрывали битву за Атлантику. Самолеты-разведчики и звукоулавливатели делали свое дело, и ряды немецких подлодок, еще недавно совершенно отрезавших Европу от Америки, стремительно редели. Только в мае 1944-го союзники потопили 23 немецких подводных лодки. Но их оставалось еще довольно много, и они топили в среднем пять крупных кораблей каждую неделю. И не говоря даже об этих огромных потерях, — немецкие подводные лодки были серьезной помехой планам высадки союзников в континентальной Европе. Вот почему фантастическая мысль “а что, если...” так глубоко засела в голове капитана Гэллери.
В это утро 4 июня спецотряд 223 тоже заканчивал свое плавание, топливо у него было на исходе, и он направлялся в Касабланку во Французском Марокко — на заправку и необходимый ремонт. И вдруг — это радио с “Шателена”.
Судя по местонахождению источника звука, “Шателен” мог находиться слишком близко к нему, чтобы начать обстрел обычными глубинными бомбами. Поэтому в 11.16 миноносец двинулся вправо, и две особой конструкции механические руки начали бросать в воду так называемые “ежи” — устройства, взрывающиеся лишь от прямого удара о цель; в случае промаха они бесшумно падали на дно, не мешая “слухачам” работать со звукоулавливателем. Вслед за каждым падающим в воду “ежом” команда начинала громко отсчитывать 10 секунд. Все было тихо, “ежи” прошли мимо цели.
— Корабль, бросавший “ежей”, измените курс на обратный! — радировал пилот истребителя Р-4. — Вижу силуэт подводной лодки. Сейчас я дам по пятну очередь — следите!
Это значительно упрощало задачу. Все, что теперь требовалось от миноносца, — это следовать за фонтанчиками воды от пуль. К охоте присоединились миноносцы “Дженкс” и “Пиллсбери”, и в 11.21 началась атака глубинными бомбами. Мощные фонтаны воды взвились к небу, настолько мощные, что одним из них был поврежден механизм наводки зенитного пулемета на “Шателене”. А чуть позже все увидели: на поверхности моря появилось и начало расползаться огромное масляное пятно...
Те, кто находился внутри U-505, сначала услышали незнакомый звук: пок... пок... пок... — звук зловещий и непонятный, предвещавший беду, словно по стальному корпусу подлодки протащили огромную металлическую цепь. Единственная торпеда, выпущенная по приказу капитана Ланге, прошла мимо цели, — звука взрыва не было. И теперь команда готовилась к самому худшему для подводников — к атаке глубинными бомбами. Они все были ветеранами, они не раз попадали в сложные ситуации и отлично знали, что далеко не у каждого нервы способны вынести этот ужас. Их прежний капитан, Пауль Цшех, когда подводная лодка подверглась атаке глубинными бомбами, пустил себе пулю в лоб — прямо в боевой рубке, перед перископом.
Что зловещий звук щелчков о корпус был звуком разрывных пуль из пулемета истребителя, об этом они узнали позже. А сейчас каждый из них крепко схватился за что-нибудь, привинченное к полу. Корпус лодки затрясся, заскрипел, сотрясаемый страшными взрывами. Погасли лампы освещения, и был смят руль. Трансформаторы и другие приборы и аппараты, вырванные из своих гнезд, лежали на полу. В торпедную хлынула вода. И самое страшное — с каждой минутой все труднее было дышать: очистка и подача воздуха прекратилась. Был один лишь выход — всплывать. Капитан знал, что там, наверху, их ждет мало приятного, но и он, и команда считали, что лучше всплыть и принять бой, чем затонуть и задохнуться в этом стальном мешке.
— Auftauchen! — раздался приказ капитана Ланге. — Всплытие!
Гобелер в своей операторской отчетливо слышал приказ капитана. Техпом передал приказ рулевому, но вертикальные рули, как и главный руль, были смяты взрывами, и циферблат глубиномера был мертв. Лодка двигалась, но куда — вверх или вниз? Если вниз — это верная и мучительная смерть. Ланге пришла в голову мысль, как определить это. Тяжелая крышка люка держалась на специальных стальных захватах. Капитан приказал снять их: если они погружаются, давление воды не даст крышке открыться; если они поднимаются, внутреннее давление вышибет крышку, едва они окажутся на поверхности.
И вот раздался грохот отбрасываемой крышки. Тяжелый воздух из лодки с ревом устремился наружу. Гаральда Ланге, в спасательном жилете стоявшего в боевой рубке, напором воздуха швырнуло вверх, на мостик. Он оказался на поверхности первым к первым увидел вокруг себя четыре эсминца, ведущих по лодке яростный огонь.
— Подлодка всплывает! — радировал в 11.22 пилот Р-4.
Шумно вскипела вода, и на поверхности показался огромный серый корпус — некоторые потом уверяли, что это весьма напоминало всплывающего кита. Четыре эсминца и два самолета вели по этому киту непрерывный прицельный огонь из всего имеющегося в их распоряжении легкого оружия — Гэллери заранее отдал приказ: “Ничего тяжелого!”. Им руководила все та же мысль: “А что, если...”
Американцы увидели немецких моряков, выскакивающих один за другим из люка и прыгающих в воду, в спасательных жилетах или без них. Руль подлодки был неисправен, но машины продолжали работать, и U-505 медленно двигалась вправо, описывая широкий круг. Когда оказалось, что она движется по направлению к “Шателену”, капитан миноносца Дадли Нокс решил, что его атакуют, и приказал дать торпедный залп по подлодке. И тут же Гэллери радировал с авианосца:
— Стоп! Я хочу захватить этого ублюдка, если удастся! — К счастью, “Шателен” промазал.
На миноносце “Пиллсбери” служил старшина 2-й статьи, сын литовских эмигрантов Зенон Лукочюс, которого все называли просто Люк. Некогда Гэллери выделил по 12 человек с каждого из пяти эсминцев, пять специально тренированных команд по захвату подводной лодки, и Люк попал в их число. Теперь его эсминец оказался ближе всех к беспомощно кружащейся подводной лодке. Немцы, как будто все, покинули судно, и в 11.28 прозвучала команда: “Прекратить огонь!” Люк и остальные одиннадцать погрузились в маленький быстроходный катер, он помчался к подводной лодке, и кто-то, совсем как два века назад, весело и отчаянно завопил:
— На абордаж!..
Капитан Ланге был ранен: едва воздушной струей его вышвырнуло из люка, шрапнель перебила ему оба колена, и он упал в воду. Спасательный жилет удержал его на плаву, и он, превозмогая жгучую боль, крикнул:
— Всем за борт! Топить судно!
Вторым из люка показался старший офицер Пауль Майер. Он тут же бросился к зенитному пулемету и немедленно был ранен разрывной пулей. Следующим был радист Иоахим Фишер. Он успел сделать шаг, был убит и мертвым упал обратно в люк. Команда теснилась в растерянности, и тут командование взял на себя рядовой матрос Гюнтер Вильм. Он чуть-чуть высунул голову из люка и, дождавшись момента, когда кружившаяся подлодка оказалась наиболее удаленной от эсминцев, дал команду прыгать в воду. Это именно ему обязаны жизнью все спасшиеся.
На U-505 остались двое — Гобелер и еще один матрос. Им предстояло затопить лодку. Были ли уже включены взрывные устройства? Если же нет, то как их включать ни тот, ни другой не знали: это было дело офицеров. Они начали открывать тяжелую задвижку, дающую доступ в судно забортной воде, что позволяет затопить его в считанные минуты. Но маховик никакими силами нельзя было повернуть. Они в отчаянии смотрели друг на друга: судно должно быть затоплено непременно — иначе секретные документы и аппаратура попадут в руки врага. И тогда Гобелер вспомнил про дрену. Это было устройство, через которое все отходы с лодки сбрасывались в море. Он бросился к дрене, сбил с нее предохранительную крышку и клапан, преграждавший путь обратному току воды. Вслед за этим он бросился спасать свою жизнь.
В то время как катер с “Пиллсбери” приближался к подлодке, покинувшие ее немецкие моряки качались на волнах, маша руками, крича и полагая, что их сейчас подберут. Их, однако, ждало некоторое разочарование — катер стремительно пронесся мимо них. Хоть и лишенная команды, U-505 продолжала уходить от своих преследователей. Наконец, охотникам удалось набросить веревку на рубку своей жертвы. Наблюдавший за этим с авианосца Гэллери не выдержал, схватил мегафон и заорал, как на родео:
— Вяжите ее, ковбои!
Лейтенант Альберт Дэвид, помтех с “Пиллсбери”, возглавлял группу захвата. Из всех участников битвы за Атлантику, продолжавшуюся в течение шести лет,он впоследствии будет единственным, кто получит Медаль Почета за свою исключительную храбрость. Каждый второй из охотников с “Пиллсбери” получит за героизм Морской крест или Серебряную звезду.
Вооруженные пистолетами и автоматами на случай, если их поджидают внутри, охотники вошли в подлодку. Там было пусто, и они оказались в замкнутом мирке, пропахшем потом, слабо освещенном едва горящими аварийными лампами и пронизанном шумом работающих машин. Ни один из вошедших сюда американцев никогда прежде не бывал на подводных лодках, и теперь они с изумлением смотрели на сумасшедшее переплетение труб, циферблатов, вентилей и неведомых им приборов. Нос, задранный кверху, вибрировал, в торпедную лилась вода. Они должны были вести себя очень осторожно в этом неустойчивом мире: что-нибудь не так, и судно, перевернувшись, могло вместе с ними камнем пойти ко дну.
Подлодка осела столь низко, что лейтенант Дэвид приказал задраить люк — чтобы волны не добавляли сюда воды. В этом был риск, ибо теперь стало невозможным мгновенное бегство, в случае чего. Они увидели какие-то провода и тотчас перерезали их, приняв их за провода от детонаторов взрывных устройств. Они нашли крохотную каюту капитана и быстро подобрали карты и схемы. Они обнаружили и тут же взломали пару сейфов, изъяв оттуда книги секретных кодов. Люк услышал где-то шум воды и отправился выяснить, в чем дело. Он обнаружил ту самую дрену, открытую Гобелером, с поступающей через нее водой. Люк оглянулся вокруг и нашел валяющийся неподалеку колпак, удивительно точно затыкавший дрену. Приток воды прекратился. Потом послышался голос Дэвида:
— Наверх, ребята, она, кажется, тонет!
Моряки повиновались, но тревога оказалась напрасной, и тогда они попросили: “Разрешите, сэр, взять что-нибудь на память!”. “О’кей, — ответил тот, — но если я крикну — немедленно наверх”. Вскоре они были наверху с “сувенирами”: кто с биноклем, кто с пистолетом, кто с кортиком, — что кому попалось под руку.
Оказавшись снаружи, они увидели сцену: два катера с двух миноносцев подбирают из воды немецких моряков. Два других катера, с авианосца, на одном из которых находился опытный инженер-майор, направлялись к подводной лодке. В 12.45, час и 35 минут спустя после того, как был засечен звук подводной лодки, “Пиллсбери” подошел вплотную боком к U-505, чтобы взять ее на буксир, — по всем правилам абордажа.
Но именно сейчас, когда, казалось, беспомощная добыча уже полностью в руках охотников, именно сейчас она страшно огрызнулась. Волна приподняла стальной корпус подлодки и с такой силой ударила его о миноносец, что в стене звукооператорской зияла теперь огромная рваная дыра, через которую хлынул поток воды.
Стоявший на мостике лодки Лукочюс сразу и не понял, что теперь опасность грозит его миноносцу; он осознал это, лишь когда увидел, что корабль быстро отходит от U-505. Матросы на нем тащили матрасы и затыкали ими пробоину. В 1.10 авария была устранена, и “Пиллсбери” приблизился снова, — и снова серая стальная громада нанесла ему удар — ниже ватерлинии. Два главных отсека залило водой, и миноносец боролся за жизнь в полном смысле этого слова.
Тем временем прибыли катера с “Гвадалканала”, и к своим обязанностям руководителя операции приступил инженер-майор Эрл Тросино. Отправился он с авианосца прекрасно оснащенным всеми необходимыми инструментами, но в пути катер окатило мощной волной, и теперь майор скорбно смотрел на жалкие остатки инструментария. Перескочить с катера на подлодку было отнюдь не простым делом — между ними бушевала вода. Майор дождался, пока перед ним не оказался стальной стержень антенны, на котором развевался флаг со свастикой, прыгнул, схватился за него и вскарабкался на мостик подводной лодки. Там его приветствовал лейтенант Дэвид.
Они начали спускаться вниз, и на лестнице им преградил путь сидящий на ступеньке моряк.
— Эй, — нетерпеливо сказал Тросино, толкая моряка коленом в спину, — нашел место где усесться! Давай проваливай!
К изумлению майора, сидящий рухнул головой вниз, и лишь тогда стало ясно, что он мертв: это был убитый Иоахим Фишер, с окровавленным плечом и грудью, развороченной разрывной пулей.
Немецких моряков, между тем, подобрали из воды, и капитан Ланге, хоть и сильно ослабевший от потери крови, приказал команде крикнуть прощальное троекратное “хох!” в честь их тонущего судна. Но когда они увидели манипуляции американцев, вошедших внутрь и старающихся взять U-505 на буксир, то просто не поверили своим глазам: это ведь было не просто глупо, это было смертельно опасно!
Но самым непонятным было — почему подводная лодка вообще находится на плаву? Почему она не ушла на дно и не взлетела в воздух? Немцы смотрели и ждали, что вот-вот раздастся оглушительный взрыв, а его не было. Почему? Это, между прочим, неизвестно и по сей день. Во всякой увлекательной истории непременно должна быть своя тайна, и в истории пленения U-505 тайна — это невзорвавшаяся лодка. Гобелер говорил потом, что команда винила в предательстве помтеха, хотя тот клялся, что ни в чем не виноват. Подозревали, что, торопясь покинуть тонущее судно, он не включил взрывные устройства. И в лагере военнопленных в Луизиане помтеха не только все избегали — ему угрожали, и его пришлось перевести в другой лагерь.
В отчете Гэллери были упомянуты 14 динамитных пятифунтовых взрывных устройств, обнаруженных в лодке. Они были способны разнести ее на мелкие куски. Девять из них, по словам Тросино, были обезврежены американцами, хотя и далеко не сразу. А одно такое устройство было обнаружено под килем лодки много лет спустя после войны. И никто так и не знает, почему на U-505 не было взрыва.
Но тогда, во время охоты, Тросино не столько думал о взрыве, сколько о том, что подлодка вот-вот затонет. Он приказал всем покинуть подлодку, и они с лейтенантом Дэвидом решили сделать рискованную вещь: остановить работающие машины. Они надеялись, что судно останется на плаву, но могло получиться и прямо противоположное — лишенная тяги лодка могла мгновенно затонуть. Они выключили машины, U-505 сразу глубоко осела, и наступила тишина, в которой был слышен шум вливающейся воды. Тросино увидел, как поднимается ее уровень внутри.
— Как вы себя чувствуете, лейтенант? — спросил он Дэвида.
— Все в порядке, — ответил тот, — а вы, сэр?
— Не стану врать, мне чертовски страшно!
Очень медленно подводная лодка выравнивалась, но было ясно: без троса ей не удержаться на поверхности. Дэвид и его люди должны были возвращаться — помочь своим на поврежденном миноносце. Но в 2.23 к подлодке подошел авианосец. Толстый стальной трос соединил корму “Гвадалканала” с рубкой U-505. Флаг со свастикой был спущен с антенной трубки и заменен звездно-полосатым флагом. Охота кончилась, и теперь взятую на абордаж добычу надлежало переправить в ближайший порт. Ее нужно было еще подлатать, подправить рули и откачать из нее воду, но для Тросино это была привычная работа.
59 немецких военнопленных были доставлены на авианосец и, прежде всего, выкупаны под мощными струями морских насосов. Шестидесятый, мертвый, был похоронен в море под военные почести его команды. Сияющий капитан Гэллери послал телеграмму командующему Атлантическим флотом об удачной операции: захвачена немецкая подводная лодка, захвачены секретные коды и масса других секретных документов. Теперь встал серьезнейший вопрос: куда идти с добычей при катастрофическом дефиците топлива?
Гэллери сделал необходимые подсчеты и решил идти в Дакар — свободный порт, лежащий в 480 милях. Но из Вашингтона пришла срочная шифрованная радиограмма: “Дакар отменяется — он кишит шпионами. Двигайтесь к Бермудам, это 2500 миль, но вас встретит танкер ‘Абнаки’ с топливом. Ждите также нашего специалиста по подводным лодкам”. Вашингтон был явно взволнован происшедшим.
В этот первый спокойный вечер капитан Ланге лежал в лазарете, размышляя о печальной судьбе затонувшей U-505. Судовой врач успокоил его, сказав, что подлодка не затонула, а, привязанная, тащится за ними. Капитан не поверил и попросил свидания с кем-нибудь покомпетентнее. Пришел Тросино.
— Хайль Гитлер! — приветствовал его капитан Ланге.
— Простите, капитан, на подобные приветствия не отвечаю, — сказал Тросино.
— О, простите, — просто “хайль!”
— Ну, вот теперь — здравствуйте.
— Герр доктор сказал мне, что вы захватили мою лодку. Это правда?
— Точно.
Ланге недоверчиво покачал головой: он оказался в воде с противоположной стороны и не видел прибытия катера. И лишь когда Тросино передал Ланге фотографию его семьи, стоявшую прежде на письменном столе в его каюте, капитан поверил. А поверив, сначала изумился, а потом сказал несколько раз подряд:
— Меня жестоко накажут за это.
19 июня U-505 на привязи вошла в Порт-Ройял-Бей на Бермудах. А всё взятое на ней уже было отправлено в Вашингтон. Оно занимало 10 почтовых сумок и один матросский сундук, и сопровождал все это Джек Дамфорд, офицер связи с авианосца. В аэропорту его встретила вооруженная охрана, всё привезенное было погружено в крытый грузовик, и час спустя 22-летний лейтенант из маленького провинциального городка стоял окруженный тремя адмиралами, включая четырехзвездного адмирала Эрнста Кинга.
Они, разинув рты, слушали рассказ об этой необыкновенной операции, хлопали себя по ляжкам и требовали все новых подробностей. И впоследствии Томас Бюлл, биограф адмирала Кинга, назовет эту операцию “одной из самых удивительных в истории военно-морского флота и военной разведки”.
Эта история стала легендарной в американском ВМФ, бывалые моряки снисходительно рассказывали ее “салагам”. Подводная лодка U-505 находится ныне в чикагском Музее науки и промышленности — как памятник храбрости и находчивости американских моряков. И вот уже на протяжении пятидесяти лет сюда приезжают школьные экскурсии: посмотреть на этот удивительный памятник и послушать его не менее удивительную историю.
Тросино лично доставил сюда подводную лодку, совершив 3000-мильный путь вокруг Ньюфаундленда, через пролив Св. Лаврентия и озеро Мичиган. Он еще долго служил во флоте и вышел в отставку в чине контр-адмирала. А потом он жил в Спрингфилде, графство Делавэр, в юго-западной Пенсильвании.
80-летний Лукочюс, ушедший на покой домостроитель, живет неподалеку от Чикаго, в Саут-Голланде. Немец Гобелер работал водителем электрички и был владельцем красильной мастерской, а в 1980-х переехал в США и поселился во Флориде. Там у него был магазинчик, торгующий кофейными чашками, на которых изображены персонажи Второй мировой войны, как немцы, так и американцы. Среди них, естественно, два капитана — Ланге и Гэллери. Чашки пользовались большим спросом.
Долгое время участникам охоты за U-505 было категорически запрещено говорить об этом, запрет был снят лишь через несколько месяцев после окончания войны. В Германии подводная лодка числилась как затонувшая.
Всего через два дня после захвата лодки — 6 июня 1944 года — члены спецотряда 223 услышали о невиданной по своему размаху операции высадки союзников в Нормандии. И Тросино запомнил, как один моряк с ухмылкой сказал другому:
— Чувствуешь, что приходится вытворять пехтуре, чтобы сравняться с моряками!
Добавить комментарий