В помещении бродвейского театра "Лонгэйкр" в исполнении блистательного актёрского ансамбля идёт пьеса драматурга Эбби Манна "Нюрнбергский процесс". В роли обвиняемого Янинга - Максимиллиан Шелл, который 40 лет назад за другую роль, роль адвоката в кинофильме с тем же названием, получил премию "Оскар".
В пьесе, как и в кинофильме, действие происходит вскоре после окончания Второй Мировой войны. Тогда в Нюрнберге впервые в истории человечества начал работу международный трибунал.
Многих из нас в бывшем Советском Союзе приучили смотреть на историю упрощённо, деля всё и вся на чёрное и белое, плохое и хорошее, правое и неправое. Но в том-то и проблема, что у каждой из враждующих сторон своя правда. Вторая Мировая война началась не только потому, что так захотелось Гитлеру и нескольким национал-социалистам. Она началась потому, что этого хотело большинство населения Германии. Почему? Потому что после поражения Германии в Первой Мировой войне победители - союзники по антигерманскому альянсу - заставили эту страну платить огромную репарацию. Результат этого оказался катастрофическим не только для Германии, но и для всей Европы. С одной стороны Германия полностью обнищала, а с другой союзники не получили с неё денег, достаточных даже для восстановления послевоенной разрухи. Немцы чувствовали себя униженными Версальским договором. А унижение, как известно, рождает ненависть и жажду отмщения, реванша. Вот благодатная почва для нацизма. Немецкий народ хотел реванша и готов был поддержать новую войну. Народ хотел обвинить в своих бедах кого угодно, кроме себя, и с готовностью пошёл за Гитлером, указавшим на "врагов" Германии: евреев, цыган, коммунистов, инвалидов...
После Второй Мировой войны союзники учли свою прежнюю ошибку и не стали наказывать весь немецкий народ. Наоборот, они помогли Западной Германии восстановить экономику и этим нейтрализовали очаг двух мировых войн. В то же время союзники предали показательному международному суду тех, кто лично был виновен в страшнейших военных преступлениях. Ранее такого суда в мире не существовало, как и законов, по которым можно было судить: а) за преступление против мира (то есть за планирование, развязывание и ведение агрессивной войны); б) за военные преступления (нарушение Гаагской конвенции и законов войны, признанных цивилизованными государствами; в) за преступления против человечности (зверства в отношении гражданского населения, истребление расовых, этнических и религиозных групп, создание концлагерей и использование рабского труда).
Подсудимые нацисты оправдывали себя тем, что, во-первых, они действовали под присягой и выполняли приказы высших офицеров, а во-вторых, во время войны не было писаных законов, по которым их судят сейчас, и посему они не могли их нарушать и не могут нести наказание. Подсудимые ссылались на принцип Конституции США, запрещающей судить за действия, которые юридически не считались преступлением в момент их совершения.
Члены Нюрнбергского суда принимали доводы защиты только в том случае, если удавалось доказать, что подсудимый действительно не мог не выполнить приказ. Но так как большинство подсудимых принадлежало к высшему эшелону власти и они сами отдавали приказы, доказать их невиновность по этому пункту было почти невозможно. Что же касается второго пункта, то преступления были настолько чудовищными, что судьи решили не принимать во внимание отсутствие писаных законов в момент совершения преступления.
Главный из обвиняемых юрист Эрнст Янинг отрицал, что знал о существовании концлагерей, но признал, что подписывал несправедливые приговоры под давлением германского правительства. Он, по его словам, шёл на это в интересах Германии. Он напомнил, что до Гитлера экономика страны была в ужасающем состоянии. Более 40% населения не имело работы. Инфляция была настолько высокой, что работникам выдавали зарплату два раза в день, чтобы они могли сбегать в магазин и купить продукты питания до того, как поднимутся цены. Гитлер обещал, что, придя к власти, покончит с таким положением. Но непременным условием экономического и нравственного возрождения Германии было, по мнению Гитлера, исчезновение "нежелательных" групп, прежде всего "неарийцев".
На утверждение некоторых подсудимых о том, что они не знали о безумных планах Гитлера, американский обвинитель ответил тогда, что планы Гитлера открыто и откровенно изложены в его политическом манифесте "Майн Кампф", изданном в Германии 6-миллионным тиражом. Так что не знать о его планах было невозможно.
На суде в Нюрнберге выяснилось также, что немецкие солдаты жаловались начальству, что приходится расстреливать женщин и детей. В ответ на это нацистское руководство ввело специальные грузовики с газовыми камерами для умерщвления женщин и детей группами в 15-25 человек. А солдатам было приказано расстреливать только мужчин. В германской армии об этом было широко известно.
...Перед премьерой нового спектакля "Нюрнбергский процесс" была организована встреча актёров с журналистами. На встрече мы узнали, что, благодаря щедрости филантропа Эрла Мака и стараниям руководителя Национального театра Актёров Тони Рэндола, дневные спектакли будут посещать школьники Нью-Йорка и Нью-Джерси бесплатно. Предполагается, что в этом сезоне "Нюрнбергский процесс" посмотрят 4 тысяч детей школьного возраста.
40 лет назад кинорежиссёр Стенли Крамер собрал в фильме "Нюрнбергский процесс" блистательный ансамбль актёров: Спенсер Треси, Берт Ланкастер, Марлен Дитрих, Джуди Гарланд, Максимилиан Шелл... Фильм получил 11 номинаций на премию "Оскар", но вручены были всего две. Премией были награждены автор сценария Эбби Манн и актёр Максимилиан Шелл.
Через 40 лет оба лауреата этой высшей кинопремии вновь встретились на "Нюрнбергском процессе", но на этот раз не в экранном, а в сценическом его варианте. В спектакле режиссёра Джона Тиллинджера тоже играют замечательные актёры, хотя и менее известные широкой публике, потому что редко появляются на киноэкране. Но, поверьте, все они - достойные партнёры Максимилиана Шелла. Это немецкая актриса Марта Келлер, которую вы могли видеть во многих европейских и в некоторых американских фильмах. Она известна не только как актриса, но и как постановщик опер. В спектакле она играет роль фрау Бертольд, которая пытается завязать личные отношения с американским судьёй Хэйвудом. Его играет Джордж Гриззард, обладатель высшей американской театральной премии "Тони". Очень сложную роль адвоката обвиняемых Оскара Рольфе играет Майкл Хэйден, тоже обладатель различных театральных премий. Интересно, что в пьесе не указан возраст адвоката Рольфе, которого в кино играл Шелл. Поэтому в спектакле ему сначала предложили именно эту роль. Впрочем, Шелл мог выбрать любую. И актёр выбрал: Эрнста Янинга, известного в нацистской Германии юриста, который в течение всего процесса был непроницаем, пока, наконец, не взорвался монологом и признанием своей вины. Оказывается, эта роль привлекала Максимилиана Шелла ещё 40 лет назад. Но в кино на роль Янинга сначала был приглашён Лоренс Оливье. Перед самым началом съёмок Оливье женился и отказался от фильма. Его срочно заменил Берт Ланкастер, который очень подходил на эту роль внешне, но не более. Настоящую масштабность образу Янинга, по мнению автора пьесы, придал теперь Максимилиан Шелл.
Эбби Манн сделал из своего киносценария специальный сценический вариант, в котором образ Янинга был несколько изменён, "очеловечен". Кульминацией пьесы становится осознание как его собственной вины, так и вины всей Германии, всего немецкого народа, который, что бы ни говорили подсудимые, не мог не знать, что творят нацисты.
Режиссёром введены в спектакль и кинематографические приёмы. Во время речи прокурора (его великолепно исполняет Роберт Фоксворт) на стены суда проецируются кадры нацистской кинохроники, снятые в гетто и концлагерях.
В процессе судебных слушаний Эрнст Янинг признал, что гитлеровские показательные суды, вроде суда над старым евреем Фельдштейном, обвинённом в сожительстве с юной арийкой и приговорённом к смерти, были фальсифицированы. Но это, по словам Янинга, было необходимо Германии, германскому народу как шоковая терапия. На это судья Хэйвуд ответил, что ничем нельзя оправдать осуждение невиновного человека. Вспомним в связи с этим, каким позором до сих пор лежит на Франции дело Дрейфуса, а на России дело Бейлиса. Вспомним также, что на совести США наказание невиновных американцев японского происхождения, которых во время Второй мировой войны всех заподозрили в шпионаже и заключили в концлагеря. Старшее поколение американцев помнит действовавшие не так давно законы, запрещавшие в Америке межрасовые браки, помнится, как Верховный суд США поддерживал закон о стерилизации умственно отсталых, а ведь это было одним из обвинений, предъявленных нацистам на Нюрнбергском процессе.
...Инициатор создания пьесы и постановки её в театре Тони Рэндол сказал нам в интервью:
- Среди жителей Нью-Йорка, особенно среди эмигрантов из бывшего Советского Союза есть немало тех, кто пострадал от нацистов или кто воевал против них и для кого "Нюрнбергский процесс" связан с очень тяжёлыми воспоминаниями о войне и о потере самых близких людей. Далеко не все они захотят даже в театре вновь окунуться в прошлое. Но мы адресуемся больше к тем, кто не знает и к тем, кто не хочет знать, что был Холокост. И к молодёжи, к детям. Они должны знать правду. А то многие школьники, когда их спрашивают, против кого воевали Соединённые Штаты во Второй мировой войне, отвечают: "Против России". В пьесе поднимается также вопрос об ответственности людей за свои собственные, персональные действия. Да, за развязывание войны ответственны не только Гитлер, но и Сталин, не только Рибентроп, но и Молотов. Каждый человек должен отвечать за свои поступки.
- Даже если этот человек выполнял приказ командира или действовал в интересах своей страны?
- Да. Ответ: "Да".
- Даже простой американский солдат, стреляющий по приказу своего офицера в серба или в иракца, тоже отвечает за свои действия и может быть объявлен военным преступником?
- Да. Мой ответ: "Да"!
В том, что касается солдата, действующего не по собственной инициативе, можно бы поспорить, но тут в разговор включился автор пьесы Эбби Манн:
- Я хотел сегодня сказать своей пьесой то же самое, что говорил своим киносценарием 40 лет назад: "Когда человек освобождает себя от личной ответственности, перекладывая всё на обстоятельства, судьбу, начальство, которое думает за него, тогда начинается тоталитаризм, тогда начинается фашизм. Надо смотреть дальше, чем просто "мы или они", "кто не с нами, тот против нас". Идея стара, но не устарела до сих пор: целью нельзя оправдывать средства...
Суд, который мы видим на сцене, не оставляет равнодушным. Спектакль не даёт готовых ответов, заставляет вновь задумываться над многими вопросами. Например, как всё это могло случиться в цивилизованной стране? Несёт ли ответственность за гибель 6 миллионов евреев весь немецкий народ? Знал ли народ Германии, что творят нацисты на оккупированных территориях? Ответ на последний вопрос даёт Эрнст Янинг-Максимилиан Шелл: "Мы что, были все глухими? Слепыми? Если мы и не знали, то только потому, что НЕ ХОТЕЛИ ЗНАТЬ!"
 |
| Максимилиан Шелл |
|---|
Трудно не согласиться с этим. Но трудно не согласиться и с адвокатом Рольфе, который говорит, что на скамье подсудимых рядом с нацистами должны сидеть и те, кто так или иначе и в то или иное время потворствовал нацистам. Это и некоторые главы правительств, и американские промышленники, продававшие Гитлеру оружие, и союзники, отдавшие нацистам Чехословакию. А судить одних только нацистов несправедливо.
Кстати, во время Нюрнбергского процесса были и американцы, считавшие, что надо прекратить суды над военными преступниками. В пьесе их точку зрения выразил генерал Меррин, у которого своя правда: после поражения нацизма, говорит он, главным противником демократии становится Советский Союз, а в борьбе с большевиками Западу не обойтись без поддержки немецкого народа. На что обвинитель полковник Паркер ответил, что зло должно быть наказано невзирая на краткосрочные политические интересы, если мы не хотим, чтобы это зло повторилось.
На мой вопрос, не справедливо ли было вместе с нацистскими преступниками судить в Нюренберге Сталина и Молотова, Максимилиан Шелл ответил:
- Безусловно. Вспомним хотя бы Катынь. На Нюрнбергском процессе советские представители обвинили немцев в убийстве более 11 тысяч польских офицеров. И только много лет спустя Горбачёв, будучи в Польше, признал, что это дело рук сталинского руководства. То, что разбиралось на Нюрнбергском процессе, проблемы, которые там рассматривались, актуальны и сегодня, и будут актуальны всегда. Ведь речь идёт о свободе человека, об уважении к нему, о ценности любой человеческой жизни.
- Знаменитые шекспировские исторические хроники были своего рода летописью того времени, но от сегодняшнего зрителя это так же далеко, как трагедии Софокла или Эврипида. Не ждёт ли то же самое и пьесу о Нюренбергском процессе?
- Нет. Потому что события Второй мировой войны и её последствия есть на киноплёнке. Трудно фальсифицировать то, что попало в те годы в объектив фото и кинокамеры. То, что мы видим в документальном кино, то, что мы слышим от участников войны, то, что мы читаем и узнаём, должно заставить нас задуматься: а я сам в подобных обстоятельствах мог бы убить? И мог бы оправдать убийство? Цивилизованный человек тем и отличается от варвара, что способен решить разногласия без применения оружия, без насилия. Я родился в Австрии в 1930-м году и помню наступление на гражданские свободы, помню Аншлюс, от которого наша семья бежала в Швейцарию в 1938 году. Когда я учился в университете в Мюнхене, война и Нюрнбергский процесс были ещё в воздухе. И в каждой немецкой семье спорили об ответственности. Моя жена - русская, Наталья Андрейченко - тоже родилась и выросла в стране, где гражданских свобод, практически, не было и человеческая жизнь ценилась мало. Но мы в нашей семье, какие бы между нами разногласия ни были, стараемся решить проблемы цивилизованно, потому что уважаем свободу друг друга. Да, мы семья, у нас общая жизнь, но и у каждого члена семьи своя собственная жизнь. В том числе у наших дочерей. Я как-то сидел вечером в гостиной у телевизора и вдруг слышу наверху, в спальне голос дочки Настасьи: "Я не пойду в детский сад! Я ненавижу детский сад! Папа сказал, что я человек и могу делать то, что хочу!" Я поднялся наверх и увидел Наташу, которая сидела в кресле совершенно беспомощная, не зная, что делать с 5-летней Настей. Я спросил, что происходит? И Настя ответила: "Папа, я борюсь за свою свободу!"... Я онемел. А потом, придя в себя, подумал: "Если наши дети в таком возрасте знают цену свободе и готовы бороться за неё, значит мы передадим мир в надёжные руки". Кстати, этому во многом способствовал такой человек как Горбачёв. Он первым позволил гражданам Советского Союза почувствовать себя свободными и позволил миру сделать гигантский шаг вперёд к более гуманному обществу.
- Может быть, он сделал это больше подсознательно, нежели осознанно?
- Возможно. Тогда как Сахаров толкал СССР к гуманизации вполне осознанно и последовательно. Он тоже сыграл огромную роль в истории нашего времени... Я недавно встречался с Горбачёвым в Вене. Мы говорили о возрасте. Он сказал, что, казалось, совсем недавно он был молод, смотрел на Андропова и Черненко как на стариков, смеялся над их возрастом, а теперь ему самому 70. Миру ещё предстоит оценить Горбачёва по-достоинству. Как и всю Россию. Я, например, преклоняюсь перед русским искусством, перед талантом и терпением россиян, перед этими бабушками в платочках... Когда президентом США стал Рональд Рейган, он сначала был настроен очень отрицательно по отношению к Советскому Союзу. И я тогда думал: "Ему бы надо поехать в Россию, увидеть там людей, говорить с ними... Потом он так и сделал. И это многое изменило...
- У вас русская жена. Помогло ли это вам в какой-то степени лучше понять сложную историю отношений российского и немецкого народов?
- Да, отношения непростые, но у этих народов есть и немало общего. Немецкая культура испытала значительное влияние русской культуры и наоборот. А можно рассматривать взаимовлияние гораздо шире, если вспомнить Петра Первого и его жену-немку Екатерину. Или Ленина с его немецкими корнями. Я, кстати, играл в кино и Петра, и Ленина.
...Спектакль окончен. В зале загорелся свет. Зрители готовятся уйти. И им вслед голос по радио: "К 1961 году из 99 подсудимых, приговорённых на Нюрнбергском процессе к разным срокам тюремного заключения вплоть до пожизненного, почти никто не остался в тюрьме".
С тяжёлым чувством я покидал театр, в котором восхищался игрой актёров и ужасался нашей недавней историей, отголоски которой ощущаются и сегодня.
Примечательно, что спектакль "Нюрнбергский процесс" для драматурга Эбби Манна, которому далеко за 70, - бродвейский дебют, а для Максимилиана Шелла, которому 71 год, - "лебединая песня". Актёр сказал, что когда-то много играл в театрах Европы. Больше не хочет. На Бродвей согласился выйти только потому, что его попросил Эбби Манн. Эта роль станет его прощанием с театральной сценой... Вот ещё одна причина, по которой спектакль надо посмотреть.
Добавить комментарий