moscow-seagull.jpg
Показалось, что Москва — как в эпоху Петра или в пору послереволюционных переустройств — вся в пошатке, в пограничье, в балансированье на одной ноге. Можно назвать это положение «между».
Такси возле аэропорта. В этой сфере наведен какой-то порядок. Распорядитель вызывает машину и дает вам чек. Удивляет однако, что поездка в центр из Шереметьева официально стоит 1800 рублей (68 долларов). А если бы нам нужно было на дальнюю окраину? Дорогонько! Бостонский таксист, отвозивший нас в аэропорт Логан из Ньютона, взял с нас меньше.
То, что водитель, получает определенную сумму (пассажиры отдают деньги распорядителю, водитель работает на зарплате) вне зависимости от скорости передвижения, как ни странно, вызывает правильный эффект. Водитель не затягивает езду, он старательно объезжает многочисленные пробки, следя за указаниями авторадио.
Облик города по дороге из аэропорта, как и в прошлые разы, поражает своей неуклюжестью и несоразмерностью. Нововыстроенные дома выпирают из ряда как вставные челюсти, агрессивно тесня соседей. У композитора и «философа жизни» Владимира Мартынова есть рассуждение о том, что все советское было тотально некрасивым. Некрасивость, таким образом, становится как бы определяющим интегральным качеством всего созданного в ту эпоху. В нынешнюю бросается в глаза тотальная нестыковка всего со всем. Особенно в этом смысле отличаются вывески. На их примере можно изучать современный волапюк — диковатое сращенье русских слов с международным словарем. Если в эпоху Петра Первого русский язык осваивал и в больших количествах, не разжевывая, поглощал в основном немецко-голландскую лексику, то сегодня первенство безусловно принадлежит лексике англо-американской. Новообразования однако возникают такие же варварски нелепые на глаз и на слух.
Но вот мы уже дома, в московском дворике, где под неухоженными, но сильно вытянувшимися деревьями на лавочках мирно отдыхают старички-пенсионеры. На следующий день обнаружится, что в соседнем проходном дворе лавочка занята выпивохами, и идти под их замутненными алкоголем взглядами довольно неуютно. Артерия нашего микрорайона — Чистые пруды. Они хороши. Газоны в этот раз обсажены мелкими яркими цветочками. С раннего утра бригада азиатских женщин в оранжевой спецодежде с метлами в руках приводит бульвар в надлежащий вид. На водной глади покачивается новый ресторан — в прошлом году его не было, — по всей видимости, дорогущий. Место уж больно завидное. Бульвар тому свидетель: несколько ресторанов уже сменилось на этих берегах, один за другим падая жертвами конкурентной борьбы и «роспила».
Если уж мы пришли на «Чистики», пройдемся по ним вместе с толпой! А толпа на нем постоянно — в будни и праздники. В будни с раннего утра от метро торопливо спешат работники офисов — молодые юноши и девушки, с деловыми, самоуглубленными или даже пасмурно озабоченными лицами. Девушки — на таких каблуках, которые американкам и не снились. Как на этих каблуках можно сделать хоть шаг — загадка. Но не только делают — бегут легкой рысцой, почти не припадая ни на правую, ни на левую ногу. Чуть позже служивый люд сменяется местными гуляющими и приезжими, коих в Москве пруд пруди.
У приезжих (вполне возможно, что они уже стали местными) поголовно азиатские лица. Это в основном миловидные молодые девушки и темноголовые симпатичные парнишки, они как-то конфузливо смотрят по сторонам и иногда вздрагивают. На части скамеек вдоль Чистых прудов сидят активные любители пива. Ближе к концу бульвара, к выходу на Тургеневскую площадь, они же стоят сгруппировавшись, с бутылками в руках; в воздухе висит веселое молодое оживление и немолчный гул. Чуть поодаль раза два я видела музыкальную группу, играющую что-то этнографическое на барабанах и инструментах, по звуку напоминающих волынку. Молодые разбитные девушки обходят с шапкой всех проходящих мимо. Я поначалу даже не поняла, на что или на кого собирают. Девушка с шапкой бросилась к нам у самого памятника Грибоедову, задолго до того, как мы увидели музыкантов.
Еще раз скажу: у Москвы сейчас наполовину «азиатское» лицо. Это бросается в глаза, как и то, что «интеллигентные лица» встречаются крайне редко.
В воскресенье, перед праздником Дня России, на Чистых прудах неожиданно преградили вход с площади Тургенева, закрыли выход из метро. Никаких «акций», судя по сайту «Эха Москвы», не предвиделось, однако на параллельной бульвару улице остановился спецавтобус с омоном. Группа дюжих молодцов в пятнистой форме высыпала из его недр. Но работы для них не было. Город был спокоен. Так что тревога оказалась фальшивой. Через некоторое время выход из метро возобновился, автобус с омоном уехал.
Не сказала, что жительницы Москвы носят не только длинные каблуки, но и платья. Вообще москвички со времен Грибоедова, чей памятник высится на бульваре, изменились мало. Все так же следят за модой, тратятся на наряды и обновы и повергают встречных — в основном малоухоженных, с неприглаженными вихрами мужичков — в состояние столбняка своей красотой и обдуманным нарядом. Именно Чистые пруды в этот раз показались мне эдакой улицей для фланированья и демонстрации себя. Тверская, с ее бесконечным, гудящим и чадящим потоком машин, без интервалов катящих по восьми (!) полосам, для этой цели не подходит.1
Не подходит и Кузнецкий мост, представляющий ныне весьма унылое зрелище — насквозь каменная, словно выжженная солнцем улица, без единой травинки или живого деревца, по сторонам которой расположились загончики открытых кафе. Может быть, со временем это место и превратится в прогулочное, но пока какая-то редкая безжизненность мешает ему вступить в спор с Чистыми прудами за звание московского «Невского проспекта». В этот раз я не была на Арбате. Но по воспоминаниям, Арбат гораздо менее романтичен и более «коммерциализован», чем милые сердцу москвичей Чистые пруды. Так что «Чистики», по моим наблюдениям, остаются вне конкуренции по части «народного гулянья».
В праздник — День России — нами было задумано совершить пешеходный марш-бросок от «Чистиков» до Тверской, с тем чтобы увидеть и руками пощупать мою недавно вышедшую книжку «От Анконы до Бостона: мои уроки». Итак, нашей целью стал книжный магазин «Москва», что на Тверской. Мы были почти у его входа, когда муж фатально произнес: «А ведь сегодня праздник! Все закрыто. Неужели ты думаешь, что книжный работает?» Каюсь, именно так я и думала. Хотя все — и главное, отсутствие суеты возле магазинных дверей — говорило об обратном. Но мечта (или коммерция?) победила. Мы толкнули дверь — и она открылась. Магазин работал — один из немногих на главной улице. Нам удалось увидеть не только новорожденную книжку, но еще много-много других. Гоню от себя страшную мысль, что московские книжные ждет участь американского Borders(a), чьи огромные магазины книг и музыкальных дисков повсеместно закрываются. Вы хотели бы, чтобы бумажные книги исчезли? Я — нет. Держать книгу в руках, ощущать ее тепло, ее запах, вглядываться в буквы и виньетки, подчеркивать слова, ставить вопросительные знаки на полях — что может это заменить? Книга — как любимый человек, до которого хочется дотронуться, которого хочется погладить...
Возвращались назад бульварами.
В песне времен моего детства пелось: «Как я люблю в вечерний час/ кольцо Больших бульваров обойти хотя бы раз». Увы, обойти бульварное кольцо не в Париже, о котором пел Ив Монтан, а в Москве, достаточно сложно. Песня настолько закрепилась в моем сознании, что я уже в юности несколько раз обходила «кольцо московских бульваров». Сейчас этот маршрут мы с мужем повторили, пройдя от Страстного бульвара к Чистопрудному. Тогда и сейчас путь был ужасно неудобен, так как бульвары не соединены между собой, не перетекают друг в друга, как должно было бы быть в идеале; в районе Сретенского бульвара приходится трижды пересекать проезжую часть... Вот бы начальство озаботилось такой мелочью, как устройство нормального пешеходного пути по московским бульварам! А то за «транспортными проблемами» Москвы властям совершенно не виден пешеход, которому, как и парижанину, хочется порой прогуляться по родному городу.
Почему-то именно в этот день, идя к дому по узенькой улочке Макаренко, мы заметили на ней скопление могучей техники. Скопление техники как всегда предвещало недоброе. То есть было и доброе — улица Макаренко, благодаря этим мощным машинам, должна была покрыться ровным, без канав и рытвин, асфальтом. Но действие сие, а именно: асфальтирование улицы, производилось под покровом ночи, что мешало спать тем недальновидным москвичам, кого угораздило поселиться на подступах к ремонтируемому участку.
После двух ночей, проведенных под жужжание экскаватора и сопенье асфальтового катка, сестра не выдержала — и увезла меня в Подмосковье. Сказать по правде, эта двухдневная поездка планировалась нами давно. Сестра заранее купила путевки в «усадьбу Улиткино» — так именовался Дом отдыха, «с благоустроенными коттеджами и шведским столом», расположенный в двух десятках километров от столицы. Улиткино так Улиткино. Я была рада вырваться из загазованной Москвы на природу. В это самое время в Химках проходил «Антиселигер», власти был брошен вызов со стороны не политиков, а самых обычных людей, желающих сохранить для себя и своих детей — детей города, возможность вдохнуть чистый воздух и прогуляться по лесным дорожкам2.
В Улиткине мы убедились, что не только Химкинский лес под угрозой. Прямо за забором, опоясавшим «усадьбу», стояли похожие на мертвецов иссохшие деревья, еще недавно бывшие высокими стройными соснами. Что случилось с лесом? Мы с сестрой думали, что причина в сверхжарком и сухом прошлом лете. Выяснилось, что деревья испортил короед. Теперь примыкающую к Дому отдыха часть леса спешно сводили, чтобы не «портить вид» для отдыхающих. Если бы за лесом кто-нибудь следил, этого бы не случилось. Но «лесник», «лесничий» в России умирающая профессия.
Улиткино производило странное впечатление, это опять был «кентавр», чья голова не слишком соответствовала туловищу. На въезде в «усадьбу» нас неприятно поразили мертвые сосны (смотри выше) и довольно густой дым, поднимавшийся над недостроенным корпусом. Потом выяснилось, что «жгут отходы», дым все два дня нашего отдыха в зависимости от ветра наплывал то на корпуса, то на детскую площадку. «Дымы отечества» — разве от них скроешься?
Сразу против главного корпуса обозначилась статуя пионера и пионерки, сохраненная администрацией, хотя и не в полной целости — некоторые части композиции были отбиты, — но все же в узнаваемом виде. Как и Венера Милосская, даже без некоторых частей, этот символ (безоблачного пионерского детства) не потерял до наших дней своей непреходящей ценности. Реликт советской эпохи подсказал нам, что в Улиткине в свое время располагался пионерский лагерь. Ныне по территории были раскиданы свежеструганные, пахнущие деревом коттеджи, действительно, со всеми удобствами, с холодильником, горячей водой и маленьким висячим телевизором в каждой из двух комнат. Все было в наличии — белье, теплые одеяла, сменные полотенца. Единственное, что не удовлетворяло европейскому стандарту, — это ступеньки. Они составляли резкий контраст по возрасту и неудобству с остальной конструкцией. Забраться на них с чемоданом было непросто, вспомнились недоброй памяти вагоны поездов дальнего следования, куда нужно было забросить вещи, а затем акробатически запрыгнуть. Утешало, что упражняться в запрыгивании можно было сколь угодно долго, т. к. здесь не было поезда, который отправлялся через пять минут. Наш коттедж с синей крышей очень нам понравился – своей простотой и безыскусностью. Рядом располагался корпус крупных размеров и форм, выстроенный безвестным архитектором в стиле «а ля рюс» — с луковками и цветными кокошниками.
Питание, которое так расхваливали в своих отзывах отдыхающие, показалось нам далеким от «мечты гурмана». «Шведский стол в ресторане» на деле оказался ассортиментом столовой самообслуживания с немногими дежурными блюдами типа: щи, каша, котлеты...
Выйдя за пределы ограды, опоясывающей территорию, мы обнаружили ту самую церковь Святой Магдалины, которая была указана в проспекте как местная достопримечательность. На свежеотбеленной стене запертой церкви висела памятная доска, гласящая, что ее основала Мария Кантемир, дочь молдавского господаря. О Марии Кантемир россияне узнали совсем недавно из фильма Владимира Бортко «Петр Первый. Завещание», снятый по мотивам романа Даниила Гранина. Теперь эта историческая молдавская княжна прочно ассоциируется с личностью исполнительницы ее роли, ультрасовременной Лизы Боярской. В единоборстве со своим персонажем Лиза, как кажется, одержала убедительную победу. Жаль, что в «усадьбе Улиткино» ничего нельзя узнать об ее основателях и бывших владельцах. Подозреваю, что ими могли быть молдавские господари.
И вот мы снова в столице. Накануне отъезда мы с мужем пришли в Тургеневскую библиотеку. Здесь я делала презентацию книжки на следующий день после прилета. Как было не зайти и не проститься с ее гостеприимными сотрудниками и милейшим директором Татьяной Евгеньевной Коробкиной! Сидели в открытом кафе перед библиотекой и рассуждали о «судьбах книги». Может быть, чтобы молодежь ходила в библиотеку, нужно создавать вот такие кафе? Приглашать артистов, поэтов, устраивать особую атмосферу? В начале прошлого века все так и было — «Бродячая собака», «Привал комедиантов»... Вокруг было хорошо: ампирное здание библиотеки, зелень, облака, приятные люди, сидящие за столиками, вкусный яблочный штрудель... Нет, все же есть места в Москве, которые не вызывают у меня горечи и сарказма — только «чувства добрые». Москва, ты самый прекрасный город на свете, — подумала я. На следующий день мы улетали в Бостон.
1 Жаль мне обитателей Тверской! Как незавидна их участь – днем и ночью слышать автомобильный гул и вдыхать удушливые выхлопы...
2 Уже приехав в Бостон, наткнулась на сайте «Эха Москвы» на сообщение, что Женя Чирикова получила удар по голове во время очередной экологической акции. Подумала, что эта молодоя упрямая женщина, объединившая вокруг Химкинского леса стольких людей, вполне достойна стать одним из лидеров будущей России.
Добавить комментарий