Mожет ли существовать ситуация, при которой такие, казалось бы, не имеющие ничего общего категории, как международное право, мифология и археология, драматически пересекались бы в одной точке? Оказывается, может. Не так давно в Нью-Йорке состоялась международная конференция, посвященная грабежу предметов искусства во время войны. Нацисты систематически грабили музеи оккупированных стран, союзники увозили с собой из Германии все, что плохо лежит, а советские войска хватали и вывозили вообще все, что попадалось под руку. Часть награбленного впоследствии была возвращена законным владельцам, однако далеко не всё. В США, например, рассматривалось несколько судебных дел, посвященных вывозу американскими военнослужащими ценнейших предметов искусства из Европы. И, как правило, органы правосудия, взращенные в уважении к священному праву собственности, в этих случаях занимали непримиримую позицию, и произведения искусства немедленно возвращались их владельцам. С бывшим СССР, однако, дело обстоит не так просто. Как выяснилось сравнительно недавно, после распада СССР, на его территории осело огромное число не принадлежащих ему произведений искусства. И в числе прочих сенсаций было сообщение московского Пушкинского музея, что в его запасниках и запасниках петербургского Эрмитажа хранятся знаменитые Сокровища Трои (называемые также “Сокровища Приама”), захваченные “в качестве трофея” советской армией в Берлинском этнографическом музее.
Сокровища теперь, стало быть, надлежит вернуть Германии? Да, Германия действительно ведет с Россией переговоры о возвращении Сокровищ Трои, равно как и прочих похищенных, у нее художественных ценностей, — ведь когда советские предметы искусства обнаруживаются в Германии, их тут же возвращают. Но Россия, как пояснило ее министерство культуры, не может вернуть Германии принадлежащего ей без соответствующей денежной компенсации: агрессором-то была Германия, и это именно она нанесла России неслыханный материальный ущерб, подлежащий возмещению. Что же касается Сокровищ Трои, то, с точки зрения России, идеальным вариантом был бы обмен их на знаменитую Янтарную комнату, вывезенную немцами из Царскосельского дворца в Кенигсберг и оттуда бесследно исчезнувшую. Но найти ее сегодня практически невозможно.
В процессе этих переговоров неожиданно возвысила свой голос Турция: ни о какой Германии не может быть и речи, заявил турецкий министр культуры Эркан Каракас. “Сокровища Трои по закону принадлежат нам, и если потребуется, мы обратимся в международный суд, — подобного рода прецеденты уже были. Пока мы еще не начали дело, но вполне можем это сделать, Турция не собирается отказываться от своих прав”.
“Подобного рода прецедент” состоялся в 1993 году, когда Турция добилась выдачи Нью-Йоркским музеем искусств знаменитого собрания сокровищ Лидии, состоящего из 636 золотых и серебряных украшений. “Мы послали в Москву делегацию — осмотреть Сокровища Трои и поднять вопрос об их возвращении, — добавил министр. — Они найдены на нашей земле и поэтому бесспорно принадлежат нам”.
Итак, Россия, Германия и Турция. Но это еще не все. Дело в том, что Генрих Шлиман, обнаруживший “Сокровища Приама”, сначала выставил свою находку в Афинах и обещал при этом оставить ее там навсегда, подарив греческому народу: это ведь сокровища его культуры. Но потом патриотизм взял верх, Шлиман передумал и передал сокровища Берлинскому этнографическому музею.
И вот теперь в дело вмешался министр культуры Греции Танос Микрутсикос, заявивший, что Греция хотела бы оставить у себя сокровища после того, как Россия и Германия разрешат свой спор: кто бы и на чьей земле ни нашел бы эти сокровища, они совершенно бесспорно являются продуктом греческой цивилизации, так что вопрос о принадлежности совершенно ясен. И ныне юристы-международники ломают голову над проблемой: кому же должны принадлежать сокровища — тем, кому их подарили, или тем, кто компенсировал ими причиненный себе ущерб, или тем, на чьей земле они были найдены, или тем, чья культура их породила? И пока юристы заняты этим головоломным казусом, давайте взглянем на удивительную, драматическую, полную романтики и загадок историю троянских сокровищ.
* * *
Хрестоматийно принято считать, что Генрих Шлиман первый поверил в реальность гомеровских сказаний и, пользуясь указаниями “Илиады”, нашел Трою. Это не совсем так: в реальность событий, изложенных в “Илиаде”, верили и за два тысячелетия до Шлимана, и многие из его современников; и нашел он совсем не ту Трою и совсем не те сокровища, но это ни на йоту не умаляет его заслуг.
Все древние историки, описывавшие жизнь и походы Александра Македонского, упоминают одну и ту же деталь. Когда Александр, начиная войну против Персии, высадился в Малой Азии, он оставил свое войско военачальнику Пармениону, а сам, на своем корабле, спустился южнее, к Илиону-Трое — в те поры небольшому греческому городку. Там он принес жертвы у могил Ахилла и Аякса, устроил в честь героев поминальные игры, и там же по его распоряжению была вскрыта гробница Ахилла. Он долго, в почтительном восхищении, созерцал прах и доспехи великого воина, после чего положил в гробницу свой собственный щит, а себе взял оттуда знаменитый, воспетый Гомером, щит Ахилла.
Это вполне можно было бы счесть за эффектную легенду, но дело в том, что после дешифровки одного из двух видов древнего Критского письма имя Ахилла было неоднократно встречено в ряде микенских надписей 2-го тыс. до н. э., — то есть как раз в эпоху Троянской войны. Ахилл, следовательно, был личностью вполне реальной, как реальной была и Троянская война.
Древние историки, вслед за Эратосфеном, датировали падение Трои (в переводе в нашу систему) 1184 годом до н. э., и эта дата была первой по значению из четырех “вех” древней классической хронологии — тремя другими была первая олимпиада, основание Карфагена и основание Рима. “Троянская тема” волновала поэтов и драматургов на протяжении почти трех тысячелетий: Гомер и Софокл, Еврипид и Вергилий, Данте и Боккаччо, Чосер и Шекспир, Мильтон и Расин, Шиллер и Гете, Теннисон, Джойс и Элиот, и даже легкомысленный Оффенбах со своей знаменитой “Еленой Прекрасной”.
Троянец Эней считался отцом-предком римлян, а от его сына Юла выводили свой патрицианский род Юлии (самым блестящим из них был Цезарь) и вся императорская династия Юлиев.
Мало того, в раннем средневековье, когда Церковь еще не безумствовала, искореняя “ересь”, и не производила все народы земные от Сима, Хама и Иафета, не было большей гордости, нежели произвести свой народ от троянцев. Вот, например, какую роскошную генеалогию дал кельтам-бриттам в своей “Истории королей Британии” хронист Джефри Монмут. После падения Трои, рассказывает Монмут, Эней бежал в Италию и стал ее царем. У него был внук Брит (вариант имени Брут). Этому Бриту явилась во сне богиня Диана и приказала собрать вокруг себя всех потомков троянцев, повести их на северо-запад, где за проливом он найдет остров; на этом острове он должен основать свою столицу под названием Новая Троя и стать тамошним царем (королем). После целого ряда приключений Брит с троянцами овладели островом, называвшимся тогда Альбион, переименовали его в Британию в честь первого короля (троянцы, по той же причине, стали называться бриттами) и основали Новую Трою, ставшую позднее Лондоном. А в числе отдаленных потомков Брита был король Артур, впоследствии герой цикла “Рыцари Круглого стола”, и король Лир со своими тремя дочерьми — герои будущей трагедии Шекспира.
Напомню читателям в двух словах сюжет легенды о Троянской войне. Царем Трои был Приам, а его сын Парис пастушествовал на близлежащих холмах. Три великие богини, каждая из которых считала себя красивейшей, попросили Париса быть судьей на этом своеобразном конкурсе красоты (нечто вроде “Мисс Олимп”), причем каждая конкурсантка обещала ему награду за благоприятное для нее решение: Гера — власть, Афина — воинскую славу, Афродита — самую красивую в мире женщину. Парис отдал пальму первенства Афродите, но оказалось, что самая красивая в мире женщина была уже занята: Елена Прекрасная была женой царя Спарты Менелая, в то время как ее сестра Клитемнестра была женой Менелаева брата — могучего царя Микен Агамемнона.
Парис нашел дипломатический предлог для визита в Спарту, совратил легкомысленную и морально неустойчивую Елену, и когда ее супруг уехал в деловую командировку, увез ее в Трою. Вернувшийся Менелай нашел гнездышко пустым, пришел в страшную ярость и обратился к соплеменникам грекам-ахейцам с призывом отомстить за его позор. Греки собрали огромный флот в Авлиде и выбрали Агамемнона главнокомандующим. В их рядах были такие знаменитые герои, как лучший воин своего времени Ахилл, мудрейший из царей — царь Пилоса Нестор и хитроумнейший из людей, царь Итаки Одиссей.
Ахейцы осадили Трою и тщетно осаждали ее десять лет. Ахилл в единоборстве убил Гектора, славнейшего из защитников Трои, а Ахилла, в свою очередь, стрелой убил Парис. Видя, что осадой крепкостенную Трою не возьмешь, греки, по совету Одиссея, прибегли к хитрости: они соорудили огромного деревянного коня, внутрь которого забрались лучшие из ахейских воинов; остальные сделали вид, что уплыли прочь от Трои на своих кораблях; ликующие троянцы втащили в крепость коня, ночью из него вышли греки, открыли ворота тем, кто вернулся обратно на кораблях, — и Троя пала.
В “Илиаде” описывается лишь один эпизод из последнего десятого года осады: гнев Ахилла, у которого забрали часть его добычи — рабыню Хрисеиду. (Название “Илиада” появилось много позже, первоначально поэма так и называлась: “Гнев Ахилла”.) И цель гениальной поэмы была чисто психологическая — показать, как в ожесточенном сердце не знающего пощады воина просыпается чувство жалости: Гектор убивает близкого друга Ахилла — Патрокла, Ахилл убивает Гектора и издевается над его мертвым телом, но потом смягчается перед мольбами старого отца Гектора и отдает ему тело сына для достойного погребения.
Описания взятия и разграбления Трои у Гомера нет — его, вдохновленный “Илиадой”, дал Вергилий в своей “Энеиде”. Там же он и показал заодно, что римляне — прямые потомки троянцев, ведущие свое начало, как уже говорилось, от троянского героя Энея, бежавшего из гибнущей Трои с престарелым отцом и маленьким сыном Юлом.
Так вот о Генрихе Шлимане и его находке. Он, по натуре своей, был неисправимым романтиком, влюбленным в классическую древность, и в высшей степени способным и удачливым человеком. В 14 лет он — недоучка и приказчик в бакалейной лавке. В 19 — он торговый представитель богатого амстердамского купца, выучивший самостоятельно семь языков и свободно говоривший по-русски. В 24 года он в Петербурге, где основывает собственную фирму по продаже индиго. В 28 — он участник знаменитой золотой лихорадки в Калифорнии, занимается продажей золота, найденного старателями, и в течение 9 месяцев становится весьма богатым человеком. Все дальнейшие его финансовые начинания кончались неизменным успехом, он овладел еще девятью языками и стал миллионером и гражданином США.
Другой бы на его месте остепенился и успокоился, но он полагал, что не в деньгах счастье, и свою духовную жизнь считал пустой и бесцельной. В 46 лет он написал письмо афинскому архиепископу с просьбой найти ему невесту-гречанку: он любил новогреческий язык так же, “как священные гекзаметры Гомера и музыку стихов Софокла”. Из предложенных ему кандидаток он выбрал юную Софию Энгастроменос, написав ей: “Если мы станем супругами, то совместно посвятим себя раскопкам и любви к Гомеру”.
Они поженились и вместе занимались раскопками в Микенах, Тиринсе, Орхомене и Итаке; они назвали своего сына Агамемноном, а дочь — Андромахой. И оба они мечтали найти Трою.
В том, что Троя реально существовала со всеми ее героями, они не сомневались, — но где? Первым, кто высказал мнение, что Трою надлежит искать в Малой Азии, у деревушки Гиссарлык, был знаток классической древности шотландец Чарльз Макларен (1822). Другие знатоки с уверенностью помещали ее там же, в Малой Азии, у холма Бунарбаши, в трех часах пути от моря. Но тогда, спрашивал Шлиман, глядя в 1871 году на этот холм, как же могли греки девять раз в день подступать от моря к стенам Трои, как о том говорит Гомер? Изгиб холма примыкает к реке — как же мог Ахилл трижды обежать его, преследуя Гектора в пылу битвы, как о том повествует “Илиада”?
Нет, Шлиман был убежден, что Троя здесь лежать не может. Она могла быть лишь под другим загадочным холмом, поблизости от Гиссарлыка, всего в часе ходьбы от моря. Шлиман обежал его с секундомером в руке, решил, что так вполне мог бежать в полном вооружении Гектор, и приказал копать. После первого же часа раскопок кирки ударились в остатки древних стен.
Его рабочие прошли сквозь несколько городов, каждый из которых лежал на руинах предыдущего. Шлиман насчитал их семь, стремительно пройдя вертикальную шахту сквозь холм. И вот ирония судьбы: Шлиман выбрал место для сквозной шахты таким образом, что ту самую, разыскиваемую им гомеровскую Трою, он пропустил, — она осталась сбоку. Он дошел до так называемого “Сожженного города”, второго от начала, и был твердо уверен, что это и есть Троя, уничтоженная ахейцами. Вот появилось каменное строение. — “Приамов дворец!”, — восторженно закричал Шлиман. За каждым его движением, между тем, бдительно следили пристальные глаза доверенного лица местного паши. После трех сезонов раскопок на леденящем ветру, сумасшедшей жаре и в облаках пыли, Шлиман счел свою цель достигнутой.
31 мая 1873 года, незадолго до прекращения раскопок, чья-то кирка ударила в стену — из отверстии сверкнуло золото. У Шлимана замерло сердце. Только София, стоявшая рядом с мужем, тоже заметила это — больше никто. Что было делать? Поистине с Одиссеевым хитроумием Шлиман попросил жену объявить выходной день — в честь его дня рождения (до него, между прочим, было еще полгода). Все с воплями радости разошлись (бдительный страж ушел тоже), и вскоре перед Генрихом и Софией лежали открытые сокровища Трои: 8700 предметов, включая кольца, серьги, диадемы, сосуды, ожерелья, блюда, кубки... Это были, по глубокому убеждению Шлимана, сокровища царя Приама, припрятанные от грабителей-ахейцев.
Потом археологи определят точный возраст этих сокровищ, и окажется, что они на полторы тысячи лет старше времени Троянской войны, что сокровища эти принадлежат совсем другой Трое, населенной не греками, а совершенно неизвестным народом. Но для Шлимана это, вне всякого сомнения, были сокровища Приама, и, увидев найденную им впоследствии при раскопках в Микенах и известную теперь всему миру золотую маску, Шлиман, ликуя, телеграфировал греческому королю: “Я взглянул в глаза Агамемнону!”. (Возраст маски оказался на 300 лет старше Троянской войны).
Находка Шлимана вызвала огромный, неслыханный дотоле общественный интерес к археологии. До 1890 года он успел организовать здесь еще три экспедиции, в результате которых было установлено, что в этом месте последовательно сменяли друг друга 9 городов, пронумерованные от I до IX. Гомеровская Троя, как уже было сказано, по мнению Шлимана, совпадала с Троей II. В.Дёрпфельд, продолжавший здесь работу в 1893-94 гг., связал Трою из “Илиады” с Троей VI, но это мнение держалось недолго: Карл Блеген, проводивший раскопки в 1932-38 гг. с экспедицией Цинциннатского университета, разбил эпоху Трои VII на три периода и предложил считать гомеровской Троей ранний период (А) Трои VII. Ныне этот вариант принимается абсолютным большинством археологов.
Итак, девять Трой, охватывающих грандиозный период почти в три с половиной тысячи лет, и каждая из этих Трой была по-своему интересна, трагически гибла и была достойна иметь своего Гомера. Первая из них, Троя I, основанная около 3000 года до н. э., на заре Бронзового века, была, следовательно, ровесницей древнейших цивилизаций — египетской, шумерской, эгейской и индской. Какая раса, какой народ построил этот первый город — загадка. Это, собственно, был не город, а маленькая крепость для правителя и его дружины — она имела всего около 100 метров в диаметре. Стены сложены из неотесанных камней, дома строились из кирпича-сырца, по-видимому, без окон, обрамленные деревянным каркасом, с плоскими глинобитными крышами. Керамика — этот ключ археологов для оценки степени развития наших далеких пращуров — примитивная, ручного изготовления. Поселение просуществовало пять столетий и было уничтожено огнем.
На его пепелище возникла около 2500 г. до н. э. Троя II (2500-2200), не намного большая по размеру, чем предшествующая, но резко от нее отличающаяся: ее построил совсем другой народ, иной культуры. Это и был “Сожженный город” — крепость со стенами из обтесанной каменной кладки, с башнями, которую Шлиман идентифицировал как гомеровскую Трою и нашел здесь “Сокровища Приама”. Царский дворец особой формы (“мегарон” — с большим залом, портиком и очагом в центре) был точной копией подобных дворцов в Микенах и Пилосе. Эта Троя вела обширнейшую торговлю — ее изящная керамика была обнаружена при раскопках на огромной территории — от Болгарии до Сирии. Здесь изготовлялись тонкой работы терракотовые статуэтки и узорные шерстяные ткани. И эта Троя тоже была уничтожена огнем, причем, насколько можно судить, совершенно неожиданно: на столах остались золотые кубки и блюда, на стенах висело дорогое оружие, а в изящных женских ларцах лежали изумительной работы ювелирные украшения.
Последующие две Трои (2200-1900), были большей площади (до 4 акров), но такие же примитивные, как самая первая — с домами, снова построенными из сырца. И каждая из них вновь была разрушена.
Троя V (1900-1800) опять резко отличается от предыдущих, ее вновь населяет какая-то неизвестная новая раса или новый народ. Дома снова каменные — просторные, уютные. Это уже город с узкими улицами, и здесь найдена прекрасная керамика сложной раскраски и совершенной симметрии. И снова разрушение, и снова у города новые хозяева, хозяева Трои VI (1800-1300). Вот они-то уже известны: район Троады заселяется народом, родственным эллинам, позднее вторгнувшимся в Грецию. Это самый расцвет Бронзового века, здесь впервые появились прирученные лошади, город увеличен до 5 акров (2,1 га) и окружен тщательно сделанной, трехметровой толщины “циклопической” стеной из огромных каменных блоков, с воротами (отсюда и Овидиево “Пою тебя, крепкостенная Троя...”). Дома — большие, каменные, с террасами, заменившими собой скромные по размеру мегароны, с деревянной колоннадой. Этот народ приносит с собой иную религию и другие обычаи: захоронения заменены кремацией. И город этот пал жертвой не грабежа, а землетрясения.
И вот, наконец, Троя VII, та самая (1300-1100), — крепость позднего Бронзового века, представляющая собой восстановленную предыдущую Трою. Она, правда, значительной меньше описанной в Илиаде: множество людей живут в домах, прилепившихся к наружным стенам. В полах домов — чашевидные углубления, очевидно, для продуктов на случай осады. Общественный колодец на центральной площади. Троя VII-А (первый из трех подпериодов) и была захвачена, разграблена и сожжена ахейцами, защитниками Елены. Этот город-крепость жестко контролировал проход торговых кораблей через Дарданеллы в Черное море (Понт Евксинский), здесь взималась пошлина за право проплыть в пролив, и у греков-ахейцев были все основания желать разрушить Трою. А повод — какой-нибудь повод всегда найдется, хотя бы совращение и похищение мужниной жены (тем более — царя): в древности этим занимались столь же часто, как и в наше время, и в те непросвещенные времена это зачастую приводило к войнам. Наиболее вероятная дата этого события — 1246 год до н. э. Сделайте несложный подсчет: 2004 + 1246 = 3250, и вы увидите, что мы сегодня имеем дело со скромным юбилеем — 3250 лет со дня падения Трои и возвращения похищенной Елены законному супругу. Ура, товарищи.
Разрушенная Троя заселяется вновь около 700 г. до н. э. греческими колонистами, и эта Троя VIII (700-300) видела вторжение персидских полчищ Ксеркса в Элладу и бравых македонцев Александра — в Персию. А последняя, девятая Троя — это скромный городок — эллинистический Илион, римский Илиум, с храмом Афины-Минервы и театром. Он приходит во все большее запустение, и к 400 году новой эры о нем мало кто знает и помнит. Лишь в воображении читателей “Илиады” и “Энеиды” существует могучая, неприступная, “крепкостенная” Троя...
Словом, как видите, с Троей всё, вроде бы, ясно. Кроме одного: кто же все-таки является законным владельцем “Сокровищ Приама”?
Добавить комментарий