buzukashvili-arsted.jpg
Геннадий Ульман: — Далеко не все согласны с этой версией, ее, в частности, опровергают родные Астрид Линдгрен. Это и понятно, такой штрих отнюдь не красит биографию по-настоящему талантливой и популярной писательницы. Но есть немало оснований считать, что прототипом Карлсона, любимого героя детворы во многих странах, был ближайший сподвижник Гитлера Герман Геринг. Астрид Линдгрен одно время поддерживала идеи ультраправой национал-социалистической партии Швеции, своего рода аналога НСДАП в фашистской Германии. Кстати, немало деятелей культуры скандинавских стран одно время поддерживали некоторые фашистские идеи, до тех времен, пока не начались зверства в гитлеровской Германии. Вспомним хотя бы знаменитого и талантливого Кнута Гамсуна. Совсем еще молодая Астрид Линдгрен познакомилась с Германом Герингом в середине двадцатых годов, когда он устраивал авиашоу в Швеции. Потом они неоднократно встречались в последующие годы. Геринг был летчиком-асом, который приобрел известность в годы Первой мировой войны. В то время он был обычным самодовольным и любящим болтать мужчиной, уверенным в своей неотразимости и в умении производить хорошее впечатление. Он был начитан, остроумен, сыпал шуточками и прибауточками, в любой компании становился душой общества. Может быть, только очень проницательный человек мог в нем разглядеть черты Геринга — главного подсудимого на Нюрнбергском процессе, который за несколько часов до казни через повешение покончил жизнь самоубийством. Многое из того, что он говорил, запомнилось, и потом Линдгрен использовала это при создании своей книги. Как все помнят, Геринг был весьма упитанным мужчиной, любящим вкусно поесть. Он часто повторял — я мужчина в самом расцвете сил. Он обожал рассказывать истории из своей летной практики и с улыбкой говорил, что жаль, что в повседневной жизни человек не имеет моторчика за спиной — легче было бы передвигаться. Так что моторчик Карлсона — это, по-видимому, изобретение Геринга. Он часто повторял фразу — пустяки, дело житейское. Аналогий еще немало.
— Конечно, лучше знать правду и то, что происходило в действительности. Но, откровенно говоря, мне жаль, что за симпатичным Карлсоном отныне для меня будет маячить тень одной из самых зловещих фигур прошлого века, второго человека в Третьем Рейхе. Геринг пытался себя представить в Нюрнберге этаким миротворцем и человеком, который якобы не знал о преступлениях фашистского режима, даже говорил, что среди его друзей были евреи. Вспоминали историю, что когда гестаповцы сказали ему, что у фельдмаршала Мильха бабушка была еврейкой, он стукнул кулаком по столу и сказал — в моем штабе я решаю, кто еврей, а кто нет. Может, он и спас несколько человек от гибели, но многие миллионы людей были уничтожены кровавым режимом, в котором он был вторым по старшинству. Неужели же Астрид Линдгрен этого не знала, ведь ее книга о Карлсоне была написана уже после войны?
— Конечно, знала. Свою книгу она выпустила в 1955 году. Естественно, она не могла питать никаких иллюзий относительно Геринга. Но, по-видимому, некоторые черты, свойственные ему, использовала. В литературе нередко так бывает, когда хорошие люди становятся прототипами злодеев, и наоборот, когда пишут злодеев с хороших людей. Так нередко происходит и в сказочной литературе.
— Например?
— Вы знаете, с кого списан Карабас-Барабас в «Золотом ключике» Алексея Толстого?
— Понятия не имею. Наверное, с какого-нибудь жестокого бородатого чудища, истязавшего маленьких детей. А может, это был вообще придуманный образ типичного сказочного злодея.
— Не угадали. Как известно, «Золотой ключик» считается пересказом сказки Карло Коллоди. На самом деле, это не столько пересказ, сколько вполне самостоятельное произведение, заново переосмысленное, зачастую с новыми персонажами. Коллоди любил морализировать, поучать. У Толстого этого нет. Он осовременил сказку, произвольно строил сюжет, ввел новые персонажи. Некоторые старые и новые персонажи — это по существу карикатуры на известных в то время деятелей культуры. У Коллоди хозяин кукольного театра — это Манджафоко — пожиратель огня. Толстой придумал ему имя Карабаса-Барабаса. Карабас — это маркиз Карабас из сказки Перро, а Барабас — от итальянского слова мошенник — бараба. Помните библейского Варавву, разбойника, которого помиловали и распяли вместо него Христа? Под видом Карабаса Толстой изобразил знаменитого режиссера Всеволода Мейерхольда. «Театр имени меня» — это театр имени Мейерхольда. Толстой не любил Мейерхольда, считал его тираном, плохо обращающимся с актерами, так же, как Карабас с марионетками. У Карабаса титул — доктор кукольных наук. А у Мейерхольда был псевдоним — Доктор Дапертутто. Плетка Карабаса — это как бы отклик на ходившие в то время слухи, что на некоторые репетиции Мейерхольд приходил с маузером, который постоянно носил с собой после революции. У Мейерхольда был помощник Владимир Соловьев. У него был псевдоним Вольдемар Люсциниус. Толстой сложил слова «дурень» плюс «Вольдемар» и получилось Дуремар.
Кстати, этого персонажа у Коллоди нет. Романтичный и безвольный Пьеро — это пародия на поэта Александра Блока. Толстой весьма иронически относился к символизму и высмеивал его при каждом подходящем случае. В итальянской сказке нет никакого золотого ключика. Толстой вспомнил о ключике, потому что это один из расхожих образов у символистов. Блок о золотом ключике не писал, а вот о серебряном ключе писал. У Колодди нет Мальвины, а есть Голубая фея с лазурными волосами. А Мальвина, как считают, — это жена Максима Горького Мария Андреева, знаменитая актриса, помогавшая в свое время большевикам. Многим персонажам, которых нет у Коллоди, Толстой дает весьма узнаваемые имена. Крыса Шушара, например, от слова шушера, то есть сброд. Очень много было узнаваемых аналогий для людей того времени.
— Никогда бы не догадался, что Карабас-Барабас это Мейерхольд. Я кое-что знаю о некоторых прототипах, но мне сейчас стало неуютно от мысли, что и среди некоторых любимых героев могут оказаться люди, у которых были весьма малосимпатичные прототипы. В детстве я увлекался книгами Жюля Верна, писателя парадоксального. Графоман, не владеющий зачастую литературным мастерством, не умеющий строить сюжеты, рисовать людей, внятно рассказывать, чем же они занимаются, разбавляющий текст длиннющими и скучнейшими лекциями на географические или научные темы, занимавшийся «строчкогонством» (недаром же он писал по два романа в год). В «чистой» литературе дилетант, есть тысячи писателей, лучше владеющих словом. Но прозорливость, сила духа, дар предвидения, масштаб Личности — необычайные. И это делает его величайшим писателем, создателем уникальных миров и уникальных порою персонажей. Мало кто из писателей так формировал характер юных, как Верн, разве только Джек Лондон. Так кто прототипы его героев? Беру наугад — капитан Немо и Паганель.
— Капитан Немо первоначально был задуман Жюлем Верном как польский революционер. Богатый граф, который принимал участие в антирусском восстании в 1861 году. В 1863 году это восстание было подавлено, и многие его участники были сосланы в самые отдаленные северные уголки России. Так например, Аполлон Коженёвский, дворянин, поэт, отец знаменитого в будущем писателя Джозефа Конрада, тоже побывал в таких местах. А будущий Немо, как описывал его Жюль Верн, был человеком, который попал под каток истории. Русские солдаты убили его жену, изнасиловали его дочерей, а сам он был сослан в далекое поселение, откуда затем бежал. В первоначальных бумагах у Верна даже было приведено его имя. Но он сам первоначально назывался капитаном Немо, то есть в переводе с латинского капитаном Никто. Этцел, друг и издатель писателя, был категорически против того, чтобы главный герой будущей книги был поляком. Жюль Верн очень широко издавался во многих странах, но в России его книги расходились бóльшими тиражами, чем даже во Франции. Естественно, Этцелю не хотелось портить отношения с влиятельными российскими кругами, которые благосклонно относились к творчеству французского писателя.
К тому же, в Париже жила Марко Вовчок, которая, кажется, была первым переводчиком Жюля Верна на русский язык. Этцель ценил сотрудничество с ней, и ему не хотелось ставить под угрозу это сотрудничество. Поэтому издателю пришлось выдержать настоящую войну с писателем. Жюль Верн ни за что не хотел изменять национальность польского героя, это восстание его потрясло. Но все же Этцель настоял на своем. Жюль Верн уступил и создавал характер капитана Немо, основываясь на войне Индии с англичанами. Тогда состоялось восстание 1857-59 годов, одним из руководителей которого был так называемый Нана-Сахиб. После поражения он укрылся в джунглях, и дальнейшая судьба его неизвестна. Он и послужил прототипом нового капитана Немо. В первой книге, где появляется капитан Немо, «Двадцать тысяч лье под водой», нигде не указано, что Немо не принадлежит к белой нации. А в «Таинственном острове», последних главах этой книги, об этом говорится совершенно четко и определенно. Да, Немо был индийским принцем Даккаром, сыном раджи. Что же касается самого Нана-Сахиба, прототипа капитана Немо, то он стал прототипом и нескольких других героев книг известных писателей. Среди них был и знаменитый Луи Жаколио, написавший книгу «Лесной курьер». А книга «Двадцать тысяч льё под водой» потрясла русских и нерусских читателей и не сходит с Олимпа приключенческой литературы. С тех пор появились бесчисленные подражания и продолжения книги Верна. Например, итальянский писатель Кароти написал роман «Дети капитана Немо», под таким же названием написал книгу и немецкий писатель Вольфганг Хольбайн. Образ жив по сегодняшний день.
— Я как-то уже взрослым перечитал книгу Верна и так и не понял, за что боролся капитан Немо, куда он плыл, с какой целью, и как он боролся, все это так абстрактно и малоубедительно...
— Смею сказать, что я понял не больше, чем вы. Он ушел в глубины моря, потому что посчитал, что на земле ему места нет. И в этих глубинах он занимался исследованиями, накопил огромные научные и материальные богатства, и все, что он просил, это его не трогать. На его взгляд, справедливости было добиться невозможно. Верн задумал таких борцов несколько человек, один из них завоевал воздух — «Робур завоеватель». Тот был значительно агрессивнее и настойчивее Немо. Верн собирался написать роман о борце за независимость, который жил под землей. Немо оказался одним из самых инертных, но симпатичных персонажей французского писателя. К сожалению, физически был инертен и сам Верн многие годы. Великий писатель, писавший о путешествиях, сам одно время много путешествовал, был и в США. Но потом случилось так, что он этого счастья был лишен. И не потому, что это его не интересовало. Он был инвалидом, его тяжело ранил его племянник, который был психически болен, Незадолго до смерти писатель ослеп из-за диабета, но надиктовывал свои книги. Так что личная его судьба была тяжелой.
— А у замечательного чудака Жака Паганеля был прототип?
— Да, прекрасный персонаж. Даже если бы Жюль Верн оставил нам одного Паганеля, он бы вошел в историю. Этот образ — сплошное обаяние. И с его легкой руки этот образ чудаковатого, рассеянного ученого вышел в литературу, и по сегодняшний день такого рода Паганели выходят из под пера в том числе и очень талантливых авторов. А касательно Паганеля, то он, очевидно, был скроен из нескольких лиц. Это секретарь парижского географического общества Сантобена. Если бы вы увидели его портрет — типичный Паганель. Другой прообраз — один из членов марсельского географического общества, славящийся своей рассеянностью.
Я хочу отметить, что все, что я говорю, это зачастую некоторые версии, которые бывают близки к истине. Но кто знает, так это или не так. Разве только автор сам это отмечает, кто же был его прототипом. Но это бывает очень редко. И приходится искать, делать предположения. Вот, например, у Андрея Болконского было несколько прототипов. Но его трагическая гибель была почти полностью списана (не словесно, а по смыслу) Львом Толстым из биографии реального князя Дмитрия Николаевича Голицына. Родился в семье аристократа, большую часть жизни провел при дворе и за границей, был действительным камергером, а это было приравнено по званию к генералу. Попал на войну 1812 года, где и погиб, к сожалению.
— Классический пример прототипа и преломления его судьбы в художественной литературе — это история с Александром Селькирком и с созданием знаменитого «Робинзона Крузо», книги на все времена. Некоторые подробности о Селькирке, и встречался ли он в жизни с Даниелем Дефо?
— Нет, они не встречались. Вряд ли Селькирк читал книгу о Робинзоне, он умер через два года после выхода книги в свет и, по-видимому, значительную часть этого срока провел на море, на судне королевского флота. Он и умер на этом судне от желтой лихорадки. Знал ли он о существовании книги, как он к этому отнесся, пытался ли воспользоваться своей известностью — этого мы уже никогда не узнаем. А что касается необитаемого острова, то провел он на нем не 28 лет, как Робинзон, а четыре года и пять месяцев. И высадили его на одном из островов к западу от чилийского побережья из-за его несносного характера. Он с детства отличался своенравием. Он был шотландцем, седьмым сыном в семье, учинял скандалы и дома, и в церкви. И после одного из них убежал из дома. 28-ми лет от роду устроился он штурманом на судне «Пять портов». У капитана этого судна Страдлинга тоже был характер не сахар. Они частенько ругались. А однажды на берегу одного из островов архипелага Хуана Фернандеса они крепко повздорили. В пылу ссоры Селькирк заявил, что ему надоели придирки капитана и лучше ему остаться на берегу, чем снова отправляться в плавание с таким тираном.
Он понятия не имел, чем это обернется. Капитан сказал, что пойдет ему навстречу и удовлетворит его желание. Селькирку оставили какое-то снаряжение, ружье, порох, небольшие запасы еды и отплыли. Селькирк был в отчаянии, поплыл за кораблем, но капитан не смилостивился, и штурману пришлось опять вернуться на остров. Здесь он проводил время в ожидании какого-нибудь судна, проходящего мимо. Но его одинокая жизнь продлилась долго. Корабль с капитаном Страдлингом позже затонул, так что можно сказать, что Селькирку повезло.
Несколько лет назад на острове, который называется сейчас остров Робинзона Крузо, были найдены навигационные приборы, которые, вероятно, принадлежали Селькирку. В отличие от героя книги он не строил себе дом и солидных укреплений. У него были два шалаша у ручья, откуда он наблюдал за морем в ожидании корабля. Он одичал, почти разучился говорить, питался мясом коз. После того, как его подобрали, он три года плавал с новым капитаном Вудсом Роджерсом. Потом вернулся в родной город, охотно рассказывал в пивной о своих приключениях.
— Но ведь Дефо не встречался с моряком. Как же он узнал о его приключениях?
— Капитан Роджерс рассказал о Селькирке в своих записках, опубликованных в 1712 году. На эти записки обратил внимание писатель, один из основателей журналистики в Англии Ричард Стиль, который встретился с Селькирком и опубликовал о нем очерк. По его словам, Селькирк был интересным человеком и рассказчиком. Стиль писал, что его интересно слушать, «он трезво мыслит и весьма живо описывает пребывание души на разных этапах столь длительного одиночества». Селькирк не смог адаптироваться к тихой и скучной жизни в своем родном городке, его снова потянуло на море, он вступил в королевский флот и через несколько лет умер на борту судна. Его похоронили в море. В его честь назван остров рядом с островом Робинзона Крузо. Так что и прототип, и герой теперь рядом.
Что касается Дефо, то ему было около 60 лет, когда он увидел второе издание записок Роджерса. Дефо был автором множества романов, но, наверное, он не подозревал, что именно эта книга сделает его имя бессмертным. Есть такие сведения, что он долго не мог найти издателя. Имя автора не было указано на обложке книги, которая, как и было принято в то время, носило длинное название «Жизнь и необыкновенные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка. Написано им самим». За три месяца книга выдержала четыре издания. Причем надо отметить, что произошел уникальный случай в истории книгопечатания. Обычно романы печатались в журналах, а потом выходили отдельной книгой. Здесь было наоборот. Через полгода после выхода книги она печаталась в журнале из номера в номер. Потом Дефо написал два продолжения, но они не имели успеха. По словам одного из биографов Дефо, если первую книгу о Робинзоне прочитали миллионы, вторую тысячи, то о существовании третьей слыхали лишь единицы. Наверное, Дефо очень бы удивился, если бы узнал, что его книга все эти столетия была популярна не только у взрослых, но и у детей. Особенно популярной стала книга после того, как о ней писал в своем «Эмиле» Жан Жак Руссо. Герой Руссо читает не Аристотеля, Плиния или Бюффона, а Робинзона, «естественного человека», не испорченного цивилизацией. Эту книгу о несгибаемом Робинзоне очень высоко ценил Лев Толстой. Причем перечитывал на протяжении всей своей жизни.
В Америке повествование о приключениях Робинзона было всегда очень популярно. Вот один любопытный факт. В 1850 году в Филадельфии Союз печатников потребовал у хозяев повышения зарплаты. Но работодатели отказывались, и многие печатники остались без работы. И чтобы помочь им материально, Союз выпустил «Робинзона». Средства от продажи книги пошли в фонд стачечной борьбы. Как писали в рекламном обращении печатники: «Забастовка продолжается пять недель, и только пять человек предали дело, которому мы все торжественно посвятили себя. На языке печатников их называют крысами, и они найдут западни у входа в свои норы». Так что видите, Робинзон помогал многим людям быть упорными в достижении цели и не пасовать перед трудностями.
Читайте полную версию статьи в бумажном варианте журнала. Информация о подписке в разделе Подписка
Добавить комментарий