max-w.jpg
«Вы, сэр, — патологический хищный зверь и социопат», — заявил ему перед вынесением приговора бруклинский судья Винсент Дель Джудис. Гельман не остался в долгу, и когда его выводили из зала, вызывающе предложил судье совершить с ним сексуальный акт, не требующий раздевания.
Кому интересно знать буквально, живодер сказал судье: «Соси мой русский...!»
Кто-то найдет несуразным тот факт, что эти слова произнес уроженец Украины по фамилии Гельман. Мне же было любопытно, что точно такую же фразу употребил покойный Япончик в угрожающем письме моему покойному знакомому журналисту Роберту Фридману. Видимо, это в уголовных кругах, что называется, бродячая формула.
«Просьба отклонена», — невозмутимо ответил Дель Джудис, чем навеки меня покорил.
Кеннет Тауб, возглавляющий в бруклинской прокуратуре отдел по расследованию убийств, заявил судье перед оглашением приговора, что у Гельмана «отсутствует нравственный компас», и что он гордится содеянным «в тот проклятый день».
Гельман, эмигрировавший в США в 1994 году, поначалу отрицал вину. Однако в ноябре он признал себя виновным, желая, как сообщают, сменить неуютную городскую КПЗ на острове Райкерс-Айленд на перманентное место заключения. По словам Тауба, Гельман говорил другим заключенным, что постоянная тюрьма за пределами города будет похожа на «плохой дом престарелых» с личными свиданиями и телевизорами с плоскими экранами.
Выслушав в ноябре его признание, Дель Джудис заметил Гельману, что скорее всего отправит его за решетку до конца жизни. Сейчас судья заявил, что выполняет свое обещание.
Вот канва жутких событий 11-12 февраля прошлого года.
В 5.09 утра 11 февраля Гельман, которого местные газеты называют также «Мясником с Брайтон-Бич», зарезал своего отчима 54-летнего Александра Кузнецова у того дома на Ист 27-й улице. Как он объяснил потом полиции, потерпевший отказался дать ему ключи от материнской машины. Гельман уехал в «Лексусе» потерпевшего и в 8.12 утра сбил на углу Оушен-авеню и Авеню S 41-летнюю женщину, сломав ей ногу.
В 10 утра «Безумный Макс» подъехал к дому 20-летней Елены Бульченко, являвшейся предметом его грез, но неизменно его отвергавшей. Они с матерью жили на Ист 24-й улице. Он застал в квартире только ее мать, 56-летнюю Анну Бульченко, зарезал ее несколькими ударами ножа и стал терпеливо дожидаться Елены у еще теплого трупа.
Она вернулась лишь в 16.20. Гельман убил ее, нанеся ей 11 ножевых ран. Десять минут спустя он пырнул на улице ножом 60-летнего Арта Дикресенто и забрал его машину «Понтиак Боневилль» 1995 года, на которой две минуты спустя насмерть задавил 62-летнего Стива Тэнненбаума на углу Оушен-авеню и Авеню R.
В 12.55 ночи Гельман поймал на улице такси, которое вел 55-летний Фриц Фуллертон, и нанес ему ножевое ранение в горло.
Через десять минут Гельман напал на 25-летнего Шелдона Поттинджера перед церковью на Истерн Парквее и, угрожая ножом, отобрал у него «Ниссан Максиму».
В 8.30 пассажиры опознали его в вагоне метро по фотографиям, появившимся к этому времени в нью-йоркских газетах, и позвонили в полицию. Гельман выбил газету со своим снимком из руки у одной пассажирки и заорал: «Так вы верите тому, что они обо мне пишут!?»
25 минут спустя убийца сцепился в другом поезде с 40-летним филадельфийцем Джозефом Лозито, ехавшим в 3-м поезде на работу в Линкольн-центр, и нанес ему несколько ударов ножом. Гельмана скрутили полисмены, но, если верить потерпевшему, не сразу.
Лозито выжил и начал винить в своих ранах полицию. По словам его адвоката Эдмонда Чакмакяна, один член большого жюри, которое привлекло Гельмана к суду, поведал ему, что полисмены, задержавшие убийцу, поначалу заперлись от него в будке кондуктора, решив, что у того в руках пистолет.
Лозито пришлось отбиваться от живодера самостоятельно. «Я думал, что умру, — говорит он. — Я не знал, что у человека столько крови». Его отвезли в больницу Бельвью на 1-й авеню в Манхэттене и там спасли.
Полиция его версию отрицает и говорит, что ее чины впервые увидели Гельмана, когда он ломился в будку кондуктора с криками: «Полиция, откройте!»
Судья отдельно приговорит Гельмана за покушение на убийство Лозито, в котором тот признал себя виновным 17 января, и, видимо, даст ему еще 25 лет тюрьмы.
На церемонии вынесения приговора не было ни одного близкого убийцы, но присутствовали родные и друзья ряда потерпевших. Им и потерпевшим по закону предоставили право высказаться. Водитель Фуллертон говорил шепотом, поскольку Гельман повредил ему голосовые связки.
«Надеюсь, он получит по заслугам», — просипел он в микрофон.
«Никакой приговор не будет достаточен, — сказал бойфренд Елены Бульченко Джерард Хониг. — Ничто ее не вернет».
Гельман, который на протяжении всей церемонии вел себя глумливо и развязно и задирал выступавших, перебил Хонига и закричал: «Ты влюбился в героинистку! Скажи мое имя всуе, и я договорюсь, чтобы тебя убили, пидорас!»
«Ты будешь гореть в аду!» — бросил ему Хониг. По-английски это обещание звучит более свирепо, чем по-русски.
В этом месте судья приказал охране вывести Гельмана в соседнее помещение, но вскоре впустил его обратно после того, как убийца обещал вести себя смирно.
«Не моя вина, что так получилось», — заявил Гельман в своем сбивчивом последнем слове. Он винил в произошедшем самих потерпевших, а также сотрудников DEA, федерального управления по борьбе с наркотиками, которые якобы за ним следили. За день до приговора он дал в тюрьме интервью газете «Нью-Йорк пост» и утверждал, что был крупным торговцем кокаином.
Попутно Гельман признался газете еще в 6 убийствах, заявив, например, что в 18-летнем возрасте он сбил в южной части Бруклина двоих мужчин, а потом подал назад и переехал их еще раз, чтобы не оставлять свидетелей.
Власти, однако, говорят, что в тот период в этом районе не было двойных наездов, и не исключают, что Гельман просто создает себе еще более зверскую репутацию перед отправкой на постоянное место жительства.
«Мой отец был бандитом! — гордо заявил он в интервью. — Мой дед был бандитом!»
Психиатрическая экспертиза показала, что Гельман дееспособен. Его защитник Эдвард Фридман не спорит с этим заключением, но говорит, что все равно Гельман душевнобольной.
«Было время, когда существовал другой Макс Гельман», — замечает он.
По мне, эта история лишний раз показывает, что в Нью-Йорке зря практически отменили смертную казнь.
Добавить комментарий