Обычно, ставя спектакли, этот талантливейший режиссер, возглавляющий по меньшей мере два десятка лет московский театр “У Никитских ворот”, свои театральные идеи не декларирует, а преподносит в сценическом развитии. Так было всегда, начиная от лучших его спектаклей “Истории лошади” по рассказу Л.Н.Толстого “Холстомер” и “Бедной Лизы” по повести Н.М.Карамзина, осуществленных еще в 1973-1974-ом годах на сцене прославленного Большого Драматического театра под руководством Г.А.Товстоногова в Ленинграде.
Когда-то в роли Холстомера впервые на сцену вышел Евгений Лебедев, держа в руках лошадиный хвост, и уже через секунду зал, забыв об условности приема, верил и с волнением внимал страданиям очеловеченного героя. Кто еще кроме Розовского мог придумать такой поразительный художественный прием, кому бы еще могла придти в голову такая блестящая идея? А в “Бедной Лизе” ироническая окраска, относимая казалось бы к архаическому объекту лишь изучаемой, а не живой литературы — не заслоняла, а оттеняла и помогала заново открыть высокую лирику сентиментальной прозы. Марк Розовский в те годы начинал ставить спектакли в жанре мюзикла, за что и претерпевал гонения со стороны консервативных чиновников министерств культуры, видящих в самом направлении опасное западное влияние. Но режиссер настойчиво доказывал, что высокая литература может быть представлена в театре не только психологическими, но и музыкально-драматическими средствами.
Монологи героев его спектаклей воплощались в песнях, которые подхватывали остальные участники, создавая праздничную приподнятость. Так в “Гамбринусе” — инсценировке рассказа А.И.Куприна на сцене театра “У Никитских ворот”, постепенно за плясками и песнями рождается, усиливается и поднимается до крика боли тема обличения тупого варварского насилия, жестокости, антисемитизма, доведенного до кровопролития …
Розовский выстраивает спектакли в системе музыкальных номеров и превращает их подчас в шлягеры, в эффектные сольные эпизоды, позволяющие артистам продемонстрировать умение петь и танцевать, но при этом неизменно приводит сценическое действие к глубокому и серьезному осмыслению. И оставляет зрителей не с тем, чем развлекал, а с тем, что, материализовавшись, становится объяснением главной мысли, главного чувства…
Думаю, в свое время ему было нелегко отказаться от избранного направления и поставить совсем аскетичный по выразительным средствам спектакль “Жизнь и судьба” — композицию по одноименному роману Василия Гроссмана.
Собственно, спектакль составили два монолога: один девушки-колхозницы, рассказывающей об ужасе голода и коллективизации на Украине. В ее роли выступала Маргарита Рассказова. Другой — письмо матери сыну из Киевского гетто перед гибелью в Бабьем Яру. Эту роль незабываемо по трагической силе исполняла Вера Улик. А отделялось одно действие от другого маленьким изменением символики. В первом случае рассказ шел под знаком пятиконечной звезды, а во втором — шестиконечной… Вот и все.
Для собственных постановок Марк Розовский зачастую пишет пьесы или инсценировки, и он же сочиняет музыку. Между тем, артистическое дарование Маэстро все время просится наружу. Поэтому он выходит на сцену, ставя своих артистов подчас в рискованную ситуацию: состязаться в выразительности, темпераменте и музыкальности с ним — тяжелая задача!
В моей памяти — Марк на сцене московского Дома Актера, поющий незатейливую еврейскую песенку “Покупайте зейдлихе”. Только по мере звучания рефрен становился трагическим, ведь песенка посвящена мальчику, погибшему в концлагере, и излюбленное лакомство достается уже совсем другим детям… С таким репертуаром он выходил в те времена, когда о Януше Корчаке и о спасаемых им детях мало кто знал, a o Бабьем Яре упоминать не рекомендовалось, как и обо всех 6 миллионах погибших в период, именуемый Холокостом… Ничем не защищенный, кроме авторитета своего имени, Марк Розовский не боялся открыто говорить о том, что находило горячий отклик в его сердце.
И если страна полюбила совсем молодого Розовского за выступления в театре МГУ “Наш дом”, за чтение пародии на школьные сочинения под названием “Баба Яга”, высмеивавшей систему бездушного формального преподавания литературы, то пора шуток все больше будет сменяться в его творчестве горестным осознанием событий.
В репертуаре созданного им театра есть спектакли, на удивление лишенные какого-либо аффектирования. Взамен — в них содержатся приметы ушедшего или уходящего времени. В “Песнях нашего двора” запечатлены послевоенный быт, сленг, коммунальное житье-бытье, танцы под патефон, типизированы герои — братишки с наколками, девочки с губками бантиком, усталые люди в ватниках… Эти 1940-е, 1950-е Розовскому знакомы по собственной юности, и он ставит скромный памятник эпохе…
Нынешние гастроли театра “У Никитских ворот” в Америке со спектаклем “Кабаре или Боб Фосс живет в Москве” переносит зрителей в 1960-1970-ые годы, когда в Советский Союз стали проникать беспрепятственно джазовые мелодии, когда на гастроли стали приезжать театральные труппы с Запада, знакомя с искусством, имеющим иные истоки, покоряющим прежде незнакомой эстетикой.
Знаменитый хореограф Боб Фосс (1927-1987) — постановщик музыкальных фильмов и бродвейских мюзиклов “Кабаре”, “Чикаго”, “Вся эта суета” (в оригинальном названии “Весь этот джаз”), “Милая Чэрити” и других — в реальности в Москве никогда не был. Его жизнь оборвалась трагически рано, инфарктом в самолете, почти так же, как у героя его фильма “Весь этот джаз”. Но что стоит дать волю воображению для Розовского и представить себе, что могло бы произойти, если бы Боб Фосс продолжал жить, как ни в чем не бывало, и захотел приехать в Москву, чтобы поставить мюзикл с артистами театра “У Никитских ворот”? Выставив, таким образом, самому себе столь сильного противника, неистощимый на выдумки режиссер этим спектаклем вновь доказал, что умеет входить в самую сердцевину жанра шоу, мюзикла или, как сказано в названии, кабаре. Желание дать вторую жизнь Бобу Фоссу возникло у Розовского, как отклик на события 11 сентября 2001 года. Когда под воздействием мирового зла наша планета становится компактнее, хочется думать о том, что же все-таки человечество объединяет, что может помочь выстоять.
Итак, Боб Фосс сидит сбоку у левой кулисы и проводит кастинг. В его роли выступает известный джазмен Алекс, который позднее поразит публику мастерством джазового пения. А первым для прослушивания — о, эти вечно спрятанные в кустах белые рояли! — приходит сам Розовский. Он поет, играя ритмами, вживаясь в прихотливую мелодику, состязаясь с музыкальными инструментами так, что нельзя не тревожиться, а что же будут делать остальные? Но тревога напрасна. Парад талантов правит бал в этом спектакле. И эти таланты являют артисты, чьи имена еще не у всех на слуху... В “Кабаре” никто не затмевает другого, но у каждого есть восхитительное соло!
Вот Лайза Минелли, она же, чуть позже, Чарли Чаплин, — Татьяна Кузнецова. Какая отточенность пластики, портретная заостренность, какое очарование образа — настоящее перевоплощение. Движение, танцевальное па, жест — великолепны и у других исполнителей, но главное достоинство актерских работ — привнесенный внутренний мир каждой представленной индивидуальности.
Еще один сюрприз — неожиданное солирование актрисы, чья роль, что-то вроде секретаря Боба Фосса, казалось бы, не предполагает этого: она отвечает ему не по ходу сюжета, а пением. Зал заполняет звучащий высоко и объемно, лирично и нежно оперный голос, отличающийся от всех других по возможностям. Знаменитая “Колыбельная” из оперы Дж. Гершвина “Порги и Бесс”, и поет ее Мария Лиепа — новая представительница известной театральной династии…
В спектакле режиссер играет с привычными понятиями “наши — не наши”, скажем, Боб Фосс курит только “наши” сигареты, в то время, как директор театра — только не “наши”… Но тягучесть нашей русской песни “Ходят кони над рекою, ищут кони водопою” словно отражается в американской песне “Feelings”… Оказывается, вместо противопоставления может быть поиск общности...
Конечно, краски а ля рюсс в спектакле тоже представлены как самобытные, тут отдадим должное Ирине Морозовой с ее юмором, голосистостью и колоритностью. Однако, я не уверена, что стихия народного площадного комикования, ею олицетворяемая, временами не становится слишком лубочной. Зачем, кстати, стоять ей столь долго в неуклюжей позе спиной к залу?
Героиней “Кабаре” предстает Наталья Корецкая — исполнительница роли Одри — жены Боба Фосса. У нее красивый низкий голос. Стройная и атлетически сложенная, она сексапильна и в вечерних туалетах, и в стильном мужском костюме. Танцует и поет с виртуозным мастерством. Ее присутствие на сцене словно вызывает дух самой Марлен Дитрих! Есть что-то ломкое, горькое в интонации актрисы… Своего неверного мужа Одри любит, проклинает, терпит, посылает к черту, чтобы вновь ждать! И зажигательно танцует вместе с прелестной дочкой, юной Тасей Рачковской…
Высоко держит планку кордебалет, у всех тут чувство стиля, и в этом несомненна заслуга балетмейстера Виктора Генриха, но особо выразителен Слава Ленгор. Оформление спектакля — огни, иллюминация (Михаил Ушац) немудреное, но создает иллюзию роскошного бродвейского шоу. А финал предоставляет эффектное соло для ударных джаз-банда — солист Айк Мелкумов. Участие Т.Резвиной — пианистки и певицы помогает достичь баланс всему ансамблю… Но главное, это то, что в премьере М.Розовского вновь присутствует музыкальное приношение времени, в котором недавно еще мы жили, и которое на глазах стало историей.
Добавить комментарий