occpy-w.jpg
Даже в такой стране равных возможностей, как США, кто-то равнее остальных. Что вызывает законное чувство недовольства у менее равных. В минувшем году Америку захлестнула волна протестов под странным и воинственным лозунгом Occupy Wall Street! («Оккупируй Уолл-стрит!»). Идеологическими отцами движения стали два немолодых человека. Оба — правда, в разной степени — с российскими корнями (как без нас!). В роли Маркса выступил американский преподаватель-анархист Дэвид Грабер, ныне живущий в Лондоне. В роли Энгельса режиссер и публицист, канадец эстонского розлива Калле Ласн, опубликовавший в июле прошлого года в своем журнале «Манифест» Грабера.
С помощью ныне всесильного «Твиттера» и сомнительного примера «арабской весны» идея мгновенно овладела массами. Мол, стоит лишь начать, а там все само собой рухнет. Первый «выстрел Авроры» прогремел в нью-йоркском Зуккоти-парке. Эхо прокатилось по Северной Америке и всему миру. Сотни тысяч, если не миллионы, людей вышли на улицы заявить о вопиющем расслоении общества, социальной незащищенности народа, безработице, жилищном кризисе, жадности банков и продажности политиков: 99 процентов населения создает общественное богатство, но еле сводит концы с концами, 1 процент присваивает себе результаты этого труда.
Америка — не Ближний Восток. Поначалу казалось, что манифестанты пошумят-пошумят, да весь пар уйдет в свист. Но движение оказалось упертым. От разовых митингов «оккупанты» перешли к длительной осаде. Уже глубокая зима, а они до сих пор живут в палаточных городках в самых неподходящих для властей местах, близ исторических или туристических достопримечательностей, крупных банков и мэрий. В одних городах «оккупантов» разгоняют силой, в других — стараются найти с ними компромисс в рамках закона. Как в моем Луисвилле, штат Кентукки.
Бомжи в библиотеке
Я давно хотел познакомиться поближе с «оккупантами», но летом и осенью они были заняты митингами. Не лучшее время для задушевных разговоров. Сейчас зима, что им еще делать в своем палаточном городке, как не рассказывать прессе о своих задачах и целях? Заодно, есть шанс на примере Луисвилла посмотреть вблизи на бивуачный быт революционеров XXI века.
Еду в даунтаун. Но не сразу в палаточный лагерь, а в городскую библиотеку. Величественное массивное здание с огромными колоннами в оцеплении почетного караула — по периметру три статуи. Авраама Линкольна, Бенджамина Франклина и местного политика XIX века Джорджа Прентиса. Сколько помню себя в Луисвилле, Прентис всегда стоял с отбитым носом, но сегодня нос оказался на месте.
Самые прилежные посетители библиотеки — бомжи даунтауна. Особенно в зимнее время. Библиотека привлекает бездомных общественным туалетом и возможностью скоротать время в тепле. От нечего делать, можно что-нибудь почитать. Нынешняя зима у нас без снега, но минус три-пять по Цельсию, да еще с ветерком, для наших южных бомжей равны сибирскому морозу.
Так и есть, основной контингент на месте. Но сегодня они меня не интересуют. В одном из небольших залов библиотеки на 10 утра назначено еженедельное заседание «Реввоенсовета». О нем я узнал на сайте луисвиллского движения «оккупантов». За длинным столом человек десять. Не понять, кто старший. Головы выжидательно поворачиваются в сторону незнакомца. Объясняю, кто я и что хочу. Длительная пауза. Наконец, очкарик неопределенных лет в красной вязаной шапке и с недельной седой щетиной разрешительно кивает головой.
Похоже, никакой конкретной повестки нет. Каждый говорит, о чем хочет. Из присутствующих на междусобойчике более-менее прилично выглядит лишь один лысоватый молодой человек с лэптопом перед собой. Вид других членов «политбюро» оставляет желать лучшего. Нечесаная девица без макияжа. Худой, как огородное пугало, мужик в грязных джинсах со значком анархиста на куртке. Татуированный верзила в косынке и кожаной жилетке. Черный парень с патлами-косичками под Боба Марли.
Получаю неожиданную «уважуху». Молодой человек открывает на своем лэптопе сайт луисвиллских «оккупантов». На первой странице панорамное фото с последнего московского митинга на Болотной. Вот бы нам столько людей, завистливо зацокали языками революционеры и стали спрашивать, по какому случаю такая огромная толпа. Чтобы подольститься, несколько вольно трактую российские события.
— Ну, это вроде вашего Occupy! Не совсем, но близко.
Классовая солидарность срабатывает. «Члены Реввоенсовета» изъявляют готовность проводить меня к своему лагерю. Заседание откладывается на следующий понедельник, и я в составе колоритной группы архаровцев топаю через даунтаун. От библиотеки до палаточного городка всего несколько кварталов. По пути выясняю, кто есть кто.
Лагерь «оккупантов» зимой
Движение «оккупантов» не имеет вертикали. Соответственно, нет никакого начальства на национальном и местных уровнях. В неофициальной роли старейшины луисвиллских «оккупантов» небритый мужик в красной шапке. Дэвид Барфилд самый старший по возрасту — ему 52 года. Он отец-основатель луисвиллского лагеря, живет здесь уже пятый месяц. Поэтому главную информацию я получаю от Дэвида, в прошлом — дистрибьютора товаров, рабочего цирка, официанта. Ныне бездомного и безработного.
— Я никогда не был политиком, но меня достали. Поэтому я здесь, — говорит Барфилд.
Луисвиллский лагерь разбит в сквере в центре даунтауна с разрешения мэрии города. До самой мэрии два квартала. Слева — шпиль католического собора, справа — офис Republic Bank, позади — конус небоскреба PNC Bank. Самое-то место, логово капитализма. Форпост социализма состоит из 18 палаток, частью завалившихся набок, и будки мобильного туалета. Барфилд «стучит» в одну из палаток. Из нее высовывается собачья морда, потом выползают два парня. Белый и черный. Из-под спущенных штанов чернеет толстая задница. Парни показывают мне внутренние «удобства». Деревянный поддон, на нем две постели, лампочка на шнуре, электроплитка и обогреватель. К каждой палатке подведен кабель. В нескольких поначалу были подаренные благотворительные лэптопы, но их вскоре то ли украли, то ли продали.
Палатка Барфилда самая цивилизованная, здесь есть небольшой стол, два стула, компьютер, принтер и сканнер. Она одновременно служит пресс-центром и местом приема «делегаций». Правда, высоким гостям приходится вползать на четвереньках. Самая просторная палатка — столовая. Здесь два длинных стола со скамьями, морозильник, плита, несколько больших микроволновок и набор посуды. Сами «лагерники» почти не готовят, за исключением кофе. Несколько окрестных ресторанов и магазинов дают им остатки неиспользованных блюд и полуфабрикаты. Остается только разогреть.
Нечесаная девица не называет своего имени, но охотно рассказывает о лагерном житье-бытье в женском интерьере. Пока было тепло, она жила в отдельной палатке, но с наступлением зимы пришлось вернуться домой. Ночью в палатке минусовая температура, не помогают калориферы. Дополнительные трудности с соблюдением гигиены. И вообще, лагерь ночью не самое безопасное место для женщины. Даунтаун полон криминала. Однако, девица — одна из стойких участников движения Occupy! и большую часть времени проводит в лагере.
Блиц-интервью
Замечаю на обочине припаркованную машину с мигалкой. Как мне сказал лейтенант Майкл Салливан, лагерь находится под круглосуточным «полицейским колпаком». Особых проблем с «оккупантами» нет, но к ним часто захаживают в гости местные бомжи. Судя по контингенту, в лагере есть алкоголь и наркотики, но пока особых инцидентов не было, за исключением, мелкого воровства.
Спрашиваю у лысого парня с лэптопом, что тут делать зимой, кроме, как спать в палатках?
— У нас обширная программа действий, — отвечает Джесси Гарридо. — Встречи с активистами. Генеральные ассамблеи. Визиты в школы, колледжи, университеты и церкви. Нас приглашают на разные демонстрации протеста, и мы охотно идем. Как правило, эти акции перекликаются с задачами нашего движения. Против безработицы, против выселения неплательщиков, против жадности банкиров.
— Вам за это платят?
— Ну, не совсем, — мнется Джесси. — Но от благотворительных денег не отказываемся. У нас немало трат. За электроэнергию, сантехнику, агитационные материалы.
— Почему ты пришел к движению, и почему не живешь дома?
— Я работал и учился в колледже. Но полгода, как потерял работу. Мне нечем платить за учебу и квартиру. Теперь у меня нет ничего. Я мог бы вернуться к родителям в Орегон, но стыдно садиться к ним на шею. Мне уже 33 года, не мальчик. Почему примкнул? Движение с правильными целями. Надо устранить социальное неравенство. Одним все, другим ничего.
— И как? Силой?
— Зачем? Стоит на улицы выйти миллионам, тогда власть сама поймет, надо менять систему.
В луисвиллском движении Occupy! 8300 участников. Сколько на самом деле активных, не знает никто. Пришел, зарегистрировался, ушел. Может, навсегда. С наступлением холодов движение сникло и спряталось на «зимних квартирах». На виду лишь горстка, авангард прогрессивного человечества, 20 квартирантов палаточного городка. Все бездомные и безработные. Кто идейно, кто вынужденно. Кроме «цепей» им терять нечего.
Движение есть, движение живо
Дэвид Барфилд в своем нынешнем положении видит позитивную сторону.
— Во-первых, я впервые в жизни почувствовал себя личностью. Со мною общается пресса, лидеры общественных организаций, священники и даже политики высокого полета...
Полная версия материал в бумажной верси «Чайки». Информация о подписке в разделе «Подписка».
Добавить комментарий