Огромная популярность в СССР
Buchwald, circa 1955 w.jpg
Как-то раз Краминов созвал ближайших подчиненных на долгое совещание. По редакции прошел слух, будто в кабинете главного коллективно сочиняют «ответ Арту Бухвальду». В то время, наверное, не было в СССР более популярного фельетониста. Его регулярно читали миллионы советских людей, поражаясь тому, что в Америке можно так едко критиковать и высмеивать власть имущих. Мы же переводили его с упоением, наслаждаясь блистательным стилем, парадоксальными сюжетами фельетонов и попутно обнаруживая между строк много нового об американской жизни. И как только он умудрялся выдавать свои шедевры почти каждый день и никогда не повторяться! Теперь-то мне понятно, что юмористы масштаба Бухвальда рождаются раз в столетие.
Совещание все продолжалось, и мой приятель сострил: «что твои запорожцы турецкому султану». Я же подумал, — где уж им набраться остроумия для «достойной отповеди» великому юмористу. Следом пошла гулять по рукам газетная вырезка, кажется, из «Вашингтон пост», хотя это могла быть и любая другая газета из тех 550, что перепечатывали авторскую «синдицированную» колонку прославленного писателя. Советские газеты и журналы к «синдикату», понятно, не примыкали и авторскими правами Бухвальда не озабочивались, а с «большевистской прямотой» занимались тем, что сегодня называют «пиратством». В занозистой своей статье Бухвальд как раз и приводил слова побывавшего в Москве приятеля о том, как часто газета «За рубежом» забавляет читателей его фельетонами, притом, что «русские такие жмоты, что вряд ли когда-нибудь тебе что-либо заплатят». Бухвальда это ничуть не расстроило: «Мне всё равно, сколько платят русские и платят ли вообще... Мне хватает на жизнь, к тому же ЦРУ доплачивает за то, что каждое третье слово в моей колонке — это кодированное сообщение нашим разведчикам в СССР», — сострил он и, видится мне, характерным жестом вздетого среднего пальца обозначил то место, куда хотел бы отправить невыплаченные советские гонорары.
Сочинить что-либо под стать Бухвальду оказалось для Краминова с компанией делом неподъемным — удалось выдать лишь квелую потугу на остроумие: «Ваше сотрудничество с ЦРУ уже давно не является секретом, и каждое третье слово в Ваших колонках мы изменяем так, чтобы запутать американских шпионов». Спустя много лет я наткнулся на их отписку в мемуарах самого Бухвальда — сразу следом за ней он приводил запись разговора с главным редактором «Известий», где его тоже часто печатали, и свой вопрос в лоб: «Раз уж вы даете мои статьи, в которых я посмеиваюсь над американцами, то почему бы не перепечатать заодно и фельетоны, в которых я подшучиваю над русскими?» На что редактор «Известий» улыбнулся: «Потому что у нас не хватает места».
Наверное, из-за того что Бухвальд едко критиковал порядки в СССР, его мемуары на русский язык не переводились. Между тем этот двухтомник — литература высочайшего уровня, сравнимая с шедеврами Чарльза Диккенса и Марка Твена. Я грустил до слез при чтении первой книги «Покидая свой дом» (Leaving Home) и веселился опять-таки до слёз от уморительных курьезов и анекдотов второй книги «Париж всегда со мной» (I’ll Always Have Paris).
Приют
О первом томе мемуаров Бухвальда мне горько напомнил принятый российской Думой неправедный «Закон Димы Яковлева», запрещающий американцам усыновлять российских сирот. Дело в том, что в сиротских приютах либо в домах приемных родителей, провел все своё детство, вплоть до 14 лет, Арт Бухвальд. Он родился в 1925 году в Нью-Йорке четвертым ребенком в бедной семье еврейских эмигрантов. Вскоре после его рождения мать свезли в клинику для душевнобольных, и Арт больше никогда ее не видел, хотя в лечебнице она прожила еще долгие 35 лет, до самой смерти. Отец — мелкий ремесленник, потом, с началом Великой Депрессии, хронический безработный — просто не имел средств прокормить четырех детей. И он отдал их сначала в приют Адвентистов седьмого дня, а когда узнал, что монашенки намереваются его детей крестить, то перевел их в Еврейский сиротский дом в Квинсе.
Что и говорить, жизнь в любом приюте не сахар, хотя в данном конкретном случае он походил скорее на школу-интернат — по выходным детей мог навещать отец. Что же до жизни у приемных родителей, то даже в то тяжелое время государство оказывало немалую помощь семьям, взявшим на воспитание приютских сирот. Как минимум дважды в месяц в такие семьи приходили инспекторы для осмотра условий, в которых живут дети, бесед с ними и с приемными родителями, выяснения их взаимоотношений. Хотя личные дела воспитанников и по сей день содержатся за семью замками, Бухвальду, когда спустя много лет его, уже именитого писателя, пригласили выступить на 150-летнем юбилее Еврейского сиротского дома, позволили ознакомиться со своим личным делом. Его поразила та добросовестность, с которой в нем отмечались все его поступки и проступки, достоинства и недостатки.
Тогда же выяснилось, что старшие сестры Арта быстро научились пользоваться регулярными визитами инспекторов для жалоб на приемных родителей, если им чем-то не нравилась жизнь в данной семье. Так однажды они дожаловались до перевода в другую семью. Всё же нельзя не отметить, что четверых детей ни разу не разлучали. В одной семье Арта невзлюбил его сверстник, родной сын приемных родителей; как узнал писатель впоследствии, он позавидовал тому, что из приюта два раза в год Арту выдавали новые вещи, добротные и красивые, тогда как ему, родному сыну, родители ничего путного не покупали.
Через всю жизнь Бухвальд пронёс благодарность воспитателям Еврейского приюта и госпоже Роуз, своей третьей по счету приемной маме, действительно по-матерински его любившей. Недаром же после своей женитьбы они с женой усыновили троих детей в разных странax — Ирландии, Португалии и Франции. И дети, в свою очередь, хотя и знали, что усыновлены вскоре после рождения, относились к ним как к своим кровным родителям.
Если бы не трудное детство, то Арт Бухвальд, пожалуй, мог и не стать великолепным сатириком и юмористом. Свои университеты он прошел в суровой повседневности, где требовалось пробиваться всеми способами, в том числе, на личном обаянии. Юный Арт сызмальства ощутил, что владеет сильнодействующим оружием — умением очаровывать и смешить, располагать к себе людей лучезарной улыбкой и таким образом находить преданных друзей и приемных родителей.
И еще одно, что со временем добавило горечи в его острые фельетонные строки: подобно другим известным мастерам-юмористам, таким, как Михаил Зощенко или Илья Ильф, Бухвальд временами испытывал тяжелые приступы депрессии. Сам он считал, что унаследовал «депрессивные гены» от матери, а от отца — оптимизм и волю к преодолению любых препятствий. Именно отец Иосиф Бухвальд, ежедневно перевозя изготовленные им драпировки в толчее переполненных вагонов метро, как-то поделился с сыном наблюдением, запавшим тому в душу: «Всех пассажиров метро можно разделить на две категории — тех, кто проталкивается вперед, и тех, кого заталкивают назад. Первые обычно живут дольше». Этой простой премудрости Арт успешно следовал в молодые годы, когда всего приходилось добиваться самому.
Юный махинатор
Уже в 14 лет благодаря везению и собственной ловкости ему случилось заполучить работу в «Парамаунте», одном из самых знаменитых бродвейских концертных залов того времени. Прогуливая школу, Арт часами бродил по Манхэттену и однажды на углу Сорок третьей улицы и Бродвея набрёл на дверь с надписью: «Отдел кадров. Джон О’Коннел». Он вошел и небрежно бросил секретарше: «Меня послал к вам отец Мёрфи». Оказалось, он негаданно произнес магическое заклинание: кадровик с ирландской фамилией О’Коннел без проволочек принял его, тепло поздоровался и спросил, как поживает проповедник-ирландец отец Мёрфи. «Он прекрасно поживает, шлет вам привет и интересуется, не найдется ли работы для его любимого ученика — хотя бы почасовой», — самоуверенным тоном изрёк Арт. «Без проблем, — ответил начальник отдела кадров. — Нам как раз требуется человек заткнуть дыру с четырех до восьми вечера, когда все сотрудники уходят домой. За восемь долларов в неделю плюс два бесплатных билета в «Парамаунт». Так благодаря придуманному иезуитскому священнику Арт получил работу, о которой могли только мечтать его друзья — их он потом проводил на концерты и за кулисы, чтобы вблизи увидеть таких кумиров, как Фрэнк Синатра и Арти Шоу. Когда одна из сестер упрекнула его в обмане легковерного честного человека, Арт парировал: «Какой же это обман? Да любой ирландец за честь почтёт сделать одолжение отцу Мёрфи».
В 1941 году на волне всеобщего патриотизма после нападения японцев на Пёрл-Харбор Арт делает крутой поворот: бросает школу и поступает в морскую пехоту. Во-первых, он рвётся отомстить японцам за вероломство, а во-вторых, хочет предстать храбрецом в глазах любимой девушки. Флосси — так звали его любовь, была девушкой зрелой, несколькими годами старше Арта, училась в университете и, понятно, ухаживания подростка не принимала всерьез. Ему же уязвленное самолюбие рисовало по ночам, как Флосси, вся в слезах, бежит за эшелоном уезжающих на фронт новобранцев, а он, Арт, машет ей из окна морской фуражкой с золотой кокардой.
Вот только прежде надо было преодолеть серьезное препятствие — 17-летним добровольцам требовалось разрешение родителей, а ему и семнадцати-то еще не исполнилось. Но Арт не знал удержу — сумел пройти медкомиссию, заполнить все бумаги, а когда зашла речь о нотариально заверенной родительской подписи, авторитетно сообщил, что приведет отца через час. И дальше действовал по примеру юного авантюриста из фильма «Поймай меня, если сможешь» (Сatch Me If You Can), великолепно сыгранного Леонардо ДиКаприо: уговорил первого встреченного на улице алкаша подписать за отца бумагу. Из патриотических соображений, разумеется, но также за бутылку виски. С нотариусом Арт приватно поделился семейной тайной: отец уже с месяц в запое, руки трясутся, так нельзя ли помочь ему удержать авторучку? Таким манером на документе появились каракули, в которых едва проступала подпись — Иосиф Бухвальд.
Бравый морпех
Так Арт попал на войну — но не сразу, а сперва в Южную Каролину, на выучку к суровому капралу по имени Бонарди. Тот выбивал из него «гражданскую дурь» путем нарядов один изощреннее другого: начистить до блеска сапоги, чтобы отражалась морда лица, а не отражается — делай 50 отжиманий. Не дочиста вымыл пол в казарме — домывай его до блеска зубной щеткой... Спустя 25 лет журнал «Лайф» опубликовал фоторепортаж о возвращении ветерана морпеха Бухвальда на прежнюю учебную базу, куда он частным образом привёз и своего бывшего капрала. На одной из журнальных фотографий здоровенный Бонарди наблюдает со сладострастием за тем, как фельетонист скребет наждаком пол в казарме. Но когда тот же Бонарди умирал от рака, Арт прислал ему в больницу свою фотографию с подписью «Питу Бонарди, сделавшему из меня мужчину». Тот повесил ее над кроватью, а жене завещал закопать ее вместе с ним — и она выполнила его предсмертную просьбу.
Из двух взводов роты, где муштровали Бухвальда, в одном обучали рукопашному бою с японцами, в другом — обслуживанию самолетов на авианосцах. Когда Арта не взяли в первый взвод, лишив тем самым возможности проявить героизм, его самолюбие пострадало надолго. И только к концу войны он увидел в этом руку судьбы: первый взвод погиб почти целиком — кто в малярийных джунглях, кто на прибрежных скалах при десантировании на тихоокеанские острова под шквальным огнем неприятеля. Арту выпала своя доля испытаний: голод, бомбежки, пожары на кораблях, но всё же, отслужив положенные три года, он вернулся домой целым и невредимым.
Вернулся 20-летним, немногим старше выпускников средних школ, зато как бывший фронтовик имел право на повышенную стипендию. Явившись при всех медалях в отутюженном мундире пред светлые очи приемной комиссии престижного Университета Южной Калифорнии, сержант Бухвальд был тут же зачислен полноправным студентом. Только через год в деканате спохватились, что у него нет аттестата об окончании школы — и перевели в вольнослушатели. Самого Арта перспектива неполучения диплома, что школьного, что университетского, особо не беспокоила: проходная бумажка, рассудил он, — какое она имеет значение в карьере большого писателя? (Так же, вероятно, рассуждал компьютерный магнат Билл Гейтс, имеющий незаконченное высшее образование.) Не прошло и 50 лет, как альма-матер Бухвальда присвоила ему степень почетного доктора.
В университете Бухвальд не терял времени даром и стал сотрудничать в студенческом юмористическом журнале, где вскоре выдвинулся в ответственные редакторы. Там он и начал писать прославившие его фельетоны. Тогда же, еще студентом, он проявил себя новатором телевизионной рекламы. В те годы фирма «Филко» выпустила первые портативные радиоприемники — их-то, придя вместе с кинооператором на стадион, Арт раздал зрителям на трибуне. Увлеченные новинкой, те слушали музыку в наушниках, не обращая внимания ни на матч, ни на рев окружавших их болельщиков. Тем временем оператор наводил на них объектив камеры. По окончании съемки лишь с большим трудом удалось изъять приемники у зрителей этой трибуны, чтобы перебраться на соседнюю и повторить ту же инсценировку. Потом диктор в студии зачитывал рекламный текст. Эти съемки показали по телевидению в качестве рекламы приемников «Филко». «Пусть то была и не самая первая телевизионная реклама, зато, безусловно, самая дешевая» — резюмирует Арт в своих мемуарах.
Париж — Москва
К третьему курсу обнаружилось, что университет готов оплачивать дальнейшее обучение своих студентов за рубежом. Куда же направился Арт? Разумеется, в Париж — на «праздник, который всегда с тобой», по стопам Хемингуэя, Ремарка, Фицджеральда, Моэма и других своих любимых писателей старшего поколения. Некоторых ему даже удалось застать в Париже, в частности, Сомерсета Моэма и Папу Хэма. Его-то один из приятелей Бухвальда спросил, как стать писателем, что для этого нужно сделать. Не задумавшись ни на секунду, живой классик изрёк: «Первым делом нужно разморозить холодильник!».
Холодильник, надо думать, в этом случае — метафора, предполагающая необходимость разморозить собственные мозги, тогда под силу написать нечто оригинальное. Что касается Бухвальда, то его мозги заработали в Париже на полную мощность. В качестве корреспондента самой популярной у американцев зарубежной газеты «Интернэшнл Геральд трибюн» он побывал в десятках стран на нескольких континентах. Куда только не заносила его журналистская судьба... На коронацию английской королевы Елизаветы и на свадьбу голливудской актрисы Грейс Келли с монакским князем Ренье III. Он охотился на антилоп в Африке и на лис в Англии, встречался и обедал с Марлен Дитрих, Ингрид Бергман, Джиной Лолобриджидой.
И Элвисом Пресли, рассказ о котором вызывал особый интерес у его детей... Именно на них Арт отрабатывал свое выступление с рассказом о встречах со звездами. Английская королева и Лолобриджида сквозь младших Бухвальдов проходили бесследно, зато Элвис тут же вызывал у них живой интерес. Так Арт поймал свой маневр, и впоследствии на публичных выступлениях, едва почувствовав потерю зрительского внимания, переключался на Пресли. Ему, единственному из корреспондентов проведшему с Элвисом два дня и взявшему у него пространное интервью, было что рассказать. Например, как Элвис, проходивший военную службу в Германии, отправился в недельное увольнение... в Париж. Арт повел его прямо в военной форме ефрейтора на ночное шоу в Лидо, а после спектакля — за кулисы в компанию танцовщиц, еще не остывших от выступления, «топлес» и готовых растерзать в объятиях американского кумира. И надо же: на их притязания будущий король свинга отвечал отказом — в ту пору он был уже знаменит, но еще в меру застенчив и скромен. Арт обыграл и это: «Я всё надеялся, что обиженные им танцовщицы ринутся ко мне за утешением, но нет — не было во мне того, чем Элвис притягивал к себе женщин».
Наш герой, наконец, стал чуть ли не первым иностранцем, совершившим автомобильное путешествие из Парижа в Москву. Об этом стоит сказать особо. Год был 1958-й, по России Арт передвигался на шикарном «Империале» с шофером от щедрот компании «Крайслер», но с рекламными целями. А по дороге слал в свою газету корреспонденции — привычно иронизировал над соотечественниками, имеющими самые невероятные представления о России. Так, он писал, что увидев по дороге из Минска в Смоленск волков, он испугался — как бы грозные местные власти не приказали хищникам сожрать его... В ответ обозреватель «Правды», обидевшись за державу, аргументированно выступил против «враждебных инсинуаций»: «любому человеку, обладающему минимальным знанием жизни в СССР, известно, что волков на этой дороге давно нет, а если бы были, то ведь они не так глупы, чтобы бросаться на автомобили».
В редких случаях, когда Бухвальд не шутит в своих очерках о России, его наблюдения точно бьют в цель, потому и звучат актуально даже сегодня. Он пишет: «В этой стране каждый обязан иметь бумажку, а на бумажке — печать, ее надлежит подать куда-то, чтобы получить другую бумажку, которая тоже должна иметь печать. Меж тем бюрократы, проверяющие штамп на бумажке, берут за это взятки...».
Генератор историй
В целом атмосфера жизни в СССР представлялась Бухвальду серой и гнетущей. Куда как интереснее было описывать похождения аферистов на Западе. Приведу лишь один случай, взятый им из жизни.
В среду безукоризненный джентльмен пришел в знаменитый ювелирный магазин фирмы «Картье» в Лондоне, обозрел драгоценности и выбрал алмазное ожерелье стоимостью в 150 тысяч фунтов стерлингов, но повременил покупать. В четверг, затем в пятницу он возвращался — за тем, чтобы рассмотреть ожерелье с пристрастием знатока. В субботу утром он, наконец, решился и выписал чек на означенную сумму. Взволнованный продавец попросил его подождать, а сам бросился звонить управляющему, который затребовал сведений о покупателе. Позвонили в богатый отель «Кларидж»: там подтвердили, что покупатель ожерелья снимает один из люксов. Сделка прошла — джентльмен ушел с ожерельем. Через несколько часов в магазин позвонили из ломбарда: какой-то тип только что пытался заложить ожерелье от «Картье» за 20 тысяч фунтов, ему отказали. Срочно позвонили в отель, но подозрительный покупатель из него выехал. Тут уж управляющий заявил в Скотленд-ярд, подняли на ноги с десяток детективов, и джентльмена удалось арестовать в Дувре при посадке на паром во Францию. Ожерелье, естественно, конфисковали при описи вещей владельца в тюрьме. В понедельник специалисты проверили чек на подлинность — и признали его вне подозрений. Во вторник тот же джентльмен подал в суд иск за незаконный арест и нарушение его гражданских прав на сумму, в три раза превышавшую стоимость ожерелья...
У Бухвальда роились десятками детективные истории, почерпнутые, в частности, из бесед с такими прославленными мафиози, как Лаки Лучиано, высланного после войны из Америки в Неаполь. Не случайно знаменитый фильм Альфреда Хичкока «Поймать вора» (To Catch the Thief) начинается с крупного плана статьи Арта Бухвальда о краже бриллиантов — мастер кинотриллеров явно ценил колонку Бухвальда как источник идей для своих детективов.
Сюжеты Бухвальда использовали и другие режиссеры, порой без его ведома. В конце концов, ему это надоело, и он подал в суд на Эдди Мёрфи, актера и режиссера фильма «Поездка в Америку» (Coming to America), обвинив его в плагиате. Пришлось компании «Парамаунт», выпустившей этот фильм, уплатить Бухвальду около миллиона долларов, и с тех пор в начале американских фильмов стали появляться титры типа: «если случайно некоторые сюжеты в фильме совпадают с сюжетами других авторов, то это сделано непреднамеренно».
Благотворитель
Выиграв длившийся много лет процесс, Арт большую часть денег отдал на благотворительность. О его легендарной доброте и отзывчивости свидетельствовали многие люди в Америке и за ее пределами. Помог он и моему коллеге по Московскому радио (назовем его Вадимом). С виду Вадим производил впечатление весьма заурядное, английский язык знал плохо. Подходя к американцам с микрофоном для интервью, просто говорил тоном приказа: Speak! При всём при этом он оказался пробивным парнем, и в начале 1960-х годов его неожиданно направили на учебу в США по программе межгосударственного студенческого обмена.
Возвратившись домой после двух лет в Америке, Вадим поведал, как после окончания курсов в университете, проехал по всей стране... за 99 долларов — ровно столько стоил билет на автобус компании «Грей Хаунд». Обладателю билета разрешалось сойти в любом городе, затем вновь сесть на очередной автобус, чтобы продолжить поездку. На руках у Вадима был лишь один адрес родителей его однокурсника, где он мог переночевать. Однако ему повезло — тогда русские в Америке были ещё в диковинку, и принявшие его американцы позвонили приятелям в следующий город по пути следования автобуса, а те, в свою очередь, с американским гостеприимством передали его по эстафете своим знакомым.
Так целый месяц Вадим пропутешествовал до Вашингтона, где почему-то возникли трудности с авиабилетом до Москвы. Срок командировки между тем истекал, опоздание грозило серьезными неприятностями. И тут-то Вадима вдруг осенило позвонить Арту Бухвальду. Как ни удивительно, выдающийся юморист его принял и после пятиминутного разговора, узнав о заторе с билетом, позвонил своему турагенту и заказал через него билет на следующий самолет, который сам же и оплатил. Помню, какую сенсацию произвел рассказ Вадима в нашей редакции...
Вчера я умер
Полагаю, что остроты Бухвальда повторяются в Америке не менее часто, чем остроты Жванецкого в России. На многие из них вы натолкнетесь при поиске в Гугле. Вот две из них: «Мы переживаем период ностальгии по прошлому: все говорят, что вчера жилось лучше, чем сегодня. Я бы посоветовал не ждать 10 лет, чтобы признать — сегодня нам было лучше, а наслаждаться этим сегодня сейчас». «Отмечая на днях своё 80-летие, вдруг захотел снова стать 65-летним, да Cобес почему-то возражает».
У Бухвальда хватило сил острить даже по поводу своей смертельной болезни. Слухи о его смерти, немного перефразируя Марка Твена, и в самом деле долго оставались преждевременными. После ампутации ноги из-за закупорки сосудов его поместили в «хоспис», где он наотрез отказался от диализа. И уже через месяц заявил в телеинтервью: «Мне здесь накаркали неделю жизни, максимум две, а я вот чувствую себя так хорошо, что Медикер отказывается за меня платить». Вернувшись домой, он написал фельетон под заголовком «Еще рано прощаться». После чего прожил еще полгода, регулярно отправляя в газеты свою авторскую колонку. За день до смерти Бухвальд записал на видео собственный некролог — специально для «Нью-Йорк Таймс». Припомнил, как в юности разносил цветы в похоронные бюро и как аккуратно укладывал их у изголовья покойников, чтобы получить на чай. Затем с интересом прочитывал в вестибюле некрологи по усопшим, они-то натолкнули его на крайне неприятную мысль: а что если он умрет и о нем не напишет «Нью-Йорк Таймс»?
Со слезами на глазах этот некролог прочитали миллионы почитателей его таланта. Его открывала иронически скорбная фраза: «Здравствуйте, это Арт Бухвальд, вчера я умер». Он скончался на 82-м году жизни в доме своего сына Джоэля, на руках у двадцатилетней внучки — на любимом острове Марта Виньярд, своём многолетнем отпускном пристанище.
Добавить комментарий