Фредерик Томас: уникальная история чернокожего американца в России

Невероятные приключения чернокожего американца Фредерика Брюса Томаса, который в Москве стал Фёдором Фёдоровичем Томасом. Это не детектив, не фантастика, а реальная история реального человека, описанная в книге «Чёрный русский» американского литературоведа и историка, профессора Йельского университета Владимира Александрова.

Фредерик Томас родился в 1872 году в штате Миссисипи в семье бывших рабов, ставших, после отмены рабства, фермерами. Но после того, как белый плантатор сумел отнять ферму, а глава семьи был убит, Фредерик Томас отправился в поисках работы в Чикаго, затем в нью-йоркский Бруклин, где стал официантом. Томас любил петь, и преподаватель музыки посоветовал ему отправиться в Лондон и поступить там в консерваторию. В отличие от тогдашней Америки, в Англии не было расовых ограничений. В Лондоне Томас оказался без средств и работал официантом. В поисках заработка для учёбы он оказался в Италии, затем в Вене, Будапеште, Санкт-Петербурге и, наконец, в Москве. Здесь он сумел разбогатеть и стал одним из видных московских предпринимателей. Об этом удивительном человеке я попросил рассказать автора книги «Чёрный русский» Владимира Александрова.

 

— История, изложенная в вашей книге, и история работы над книгой, поиск материалов — это две параллельные детективные истории, которые так и просятся на экран. Уверен, что киношники рано или поздно обратятся к вам. Это может быть интереснейший фильм совместного американо-российского производства.

— Да, я тоже так думаю, потому что тема должна заинтересовать русских читателей и зрителей.

— Не только русских, но и читателей во всём мире, потому что тема эмиграции, адаптации к новой среде, выживания в непривычных условиях весьма актуальна в наше время, время нового переселения народов.

— Да, это тема двадцатого века.

— Двадцатого и двадцать первого. А теперь конкретный вопрос, касающийся вашей книги: чем больше всего заинтересовал вас Фредерик Томас? Характером? Талантом? Или более всего тем, что через его судьбу прошли крупнейшие исторические события последней четверти девятнадцатого и первой четверти двадцатого века?

— Вы знаете, почти всё, что вы сейчас упомянули, меня заинтриговало. Но самое существенное — это совершенно непредсказуемая его жизненная кривая. Кто бы мог предсказать, что человек с американского Юга, с тем, что его родители были рабами, сможет так себя менять несколько раз на протяжении своей жизни. Вот эта сторона интересна. То, что он смог отказаться от традиционных путей и выбрать для себя совершенно новое направление за десятки лет до того, как другие чернокожие американцы решились предпринять нечто подобное. Он был первым и уникальным в своём роде. После Первой Мировой войны, через 20-25 лет после того, как Томас бросил Юг, чернокожие американцы начали мигрировать на Север в поисках лучших условий. Он был первым, который это сделал, когда уехал в Чикаго в 1890-м году. Также после Первой Мировой войны чернокожие американцы стали переезжать в Европу в поисках свободы для себя, которой они не имели в Штатах. А он это сделал за десятки лет до того. Когда он попал в Россию, то, по моим подсчётам, накануне Первой Мировой войны в Москве с населением более миллиона было всего 10-12 чернокожих жителей. Фредерик Томас был одним из них, пустивших там корни. Этапы его жизни, непредсказуемые и непредвиденные, показались мне самым интересным. Мне захотелось понять психологию человека, который был готов каждый раз начинать всё сначала, как бы пересоздавать себя. Ну и потом сам поиск сведений о нём был захватывающим, потому что нужно было быть детективом и рыться в архивах и в библиотеках пяти разных стран. Так что всё это было очень захватывающим для меня.

 

Был ли расизм в дореволюционной России

— Означает ли успех, который сопутствовал Томасу в Москве, что в дореволюционной России не было расизма по отношению к чернокожим, и что тогда в России лучше было быть негром, чем евреем?

— Это именно тот контраст, который меня поразил. Расизма на основании цвета кожи не было в дореволюционной России. И есть сведения об этом из других источников, не касающихся только Томаса. По-моему, даже в Смольном институте в Санкт-Петербурге учились девушки чуть ли не из Сиама и из Эфиопии. Когда я читал путеводители по России, изданные по-английски для американских и английских туристов накануне Первой мировой вой­ны, там упоминаются толпы людей на улицах Москвы, удивительные своей этнической смешанностью. С одной стороны, там гуляли такие же джентльмены и дамы, которых можно было встретить на улицах Вены, Лондона или Парижа, а с другой — всякие представители среднеазиатских народов, которые появлялись в своих традиционных нарядах. Такая пестрота публики в дореволюционной Москве поражала западных туристов. В этом контексте, хотя Томас был статистически большой редкостью, он не настолько был заметен, как могло бы казаться. Во всяком случае, никакого расизма на протяжении своей карьеры в Москве он не встречал. Я во всех бесконечных статейках и заметках о нём в русских дореволюционных театральных журналах встретил, может быть, два упоминания того факта, что он чернокожий. Причём, это было отмечено не как отрицательная черта, а просто как факт его облика.

— Усматривается ли в этом влияние традиционного почти благоговейного отношения россиян к арапу Петра Великого и к его потомку Пушкину?

— Трудно сказать. Конечно, любой даже полуобразованный русский человек автоматически вспоминает единственного известного чернокожего в русской истории досоветского периода Абрама Ганнибала. Я не знаю, насколько это приходило в голову людям, которые с Томасом встречались. Автоматически ли все они думали об арапе Петра Великого или нет. В профессиональной театральной прессе, в которой я нашёл много сведений о делах Томаса, этот факт не упоминался. Но вполне возможно, что так как это автоматически всем нам приходит в голову — так и людям, которые с ним встречались накануне Первой Мировой войны, это тоже приходило в голову...

— Почему он бежал от большевиков, а не стал, скажем, как фабрикант и совладелец Московского Художественного театра Станиславский, руководителем своего театра?

— Потому что ему этого не дали. Когда случилась Февральская революция, он постарался приспособиться и начал ставить на своих сценах более высококультурные представления — оперные, балетные. Но когда взяли власть большевики, он, как я пишу в своей книге, вдруг проснулся на неправильной стороне истории, ибо тот факт, что он был угнетаемым чернокожим в Соединённых Штатах, большевикам было не важно. Им было важно, что он стал богатым в современной Москве. Они национализировали его театры, отняли его недвижимое имущество. Ему было разрешено в полуподвальном помещении своего «Максима» на Большой Дмитровке организовать маленькую столовую для театральных рабочих, которую он с трудом вообще мог содержать. Он потом узнал через знакомых, что его фамилия значится в списке на арест. И тогда он бежал на Юг, в ту полосу вокруг Одессы, которая была в руках у немцев по Брест-Литовскому договору 1918 года. Так что он боялся, что его арестуют. В атмосфере того времени его просто могли расстрелять за то, что он был богатым.

 

Почему о Томасе в СССР забыли

— Если он добился крупных успехов в дореволюционной России, почему о нём ничего нет в истории Москвы, сада «Аквариум»?

— Я в мемуаристике, изданной в Советском Союзе в сороковые, пятидесятые, шестидесятые годы встречал фамилию Томаса в воспоминаниях людей, причастных к миру водевиля, оперетты, фарса, увеселительных садов. Кое-что о нём проскальзывало, но на удивление мало, если учесть, насколько чернокожий русский был редким явлением. При входе в сад «Аквариум» есть краткая история этого места и упоминаются разные владельцы, но не Томас, хотя он это место поставил на ноги и сделал известным увеселительным центром накануне обеих революций, Февральской и Октябрьской. Может быть, большевики вычеркнули его из истории потому, что он был плутократом? Но то же самое с ним произошло и в других странах. В Америке понятно почему: американский расизм преследовал Томаса даже в Константинополе. Белая Америка не любила тогда отмечать достижения чернокожих американцев. Так было вплоть до шестидесятых годов прошлого века. А поскольку Томас достиг высот далеко за границей, Америка, тем более американцы, не интересовалась им. В Турции тоже нечто аналогичное произошло, потому что, когда в 1923 году была провозглашена Турецкая республика, это сопровождалось очень сильной вспышкой национализма, в отличие от того, как к иностранцам относились в Оттоманской империи, когда им давали всякие льготы, экономические и политические. Турцию охватила ксенофобия. И чернокожий иностранец Томас, который сыграл существенную роль во внедрении западной культуры в Турции, который первым познакомил Турцию с джазом, был отвергнут новой системой и забыт.

— Знал ли он языки стран, в которых жил и работал?

— О да! Он, во-первых, совершенно свободно говорил по-французски. Потом довольно хорошо выучил немецкий. Взялся за изучение итальянского языка. Я нашёл воспоминания американского репортёра, который с ним столкнулся в Монте-Карло в конце девятнадцатого века, и он написал, что этот молодой чернокожий американец направлялся в Италию, чтобы освоить итальянский язык. На русском он говорил бегло, но с ошибками. Но в Константинополе и вообще в Оттоманской империи французский был, фактически, вторым языком. И когда Томас туда попал, не зная, конечно, турецкого языка, он легко мог обходиться французским для всех своих дел.

— С жёнами он общался на немецком или на русском?

— Я думаю, на том и на другом. С первой женой и с третьей. Третья жена, Эльвира, бывшая танцовщица и певица, поражала русских иммигрантов в Стамбуле тем, что она хорошо говорила по-русски тоже. Вторая его жена была из Прибалтики, так что она, вероятно, знала русский язык достаточно хорошо. А первая была просто немка из Пруссии. Она вряд ли владела русским. Первой жены фотографии я не нашёл нигде. Она скончалась от воспаления лёгких в 1910-м году. Вторая жена была весьма малопривлекательная особа, из-за этого, наверно, Томас завязал роман с той женщиной, которая стала его третьей женой, которая была незаурядной, красивой и молодой.

 

История с американским гражданством

— Что произошло с его американским гражданством?

— Томас сыграл очень интересную игру с этим делом. После начала Первой Мировой войны он летом 1914 года подал заявление на российское гражданство. И получил его в 1915 году. Я нашёл в архиве в Петербурге официальный документ, на котором Николай Второй написал синим карандашом «Согласен» на ходатайство Томаса и других, не только Томаса, о переходе в российское подданство. Для этого Томас должен был сдать свой американский паспорт. Так что он фактически экспатриировался. Но самое любопытное (и я подозреваю, что кроме Томаса, его жены и, может быть, старшей дочери — только я этот факт о нём знаю), что он не сообщил об этом американцам — ни в консульстве в Москве, ни в посольстве в Петрограде, ни в Госдепартаменте в Вашингтоне. Он это скрыл. И в результате, когда он должен был бежать от большевиков из Одессы в Константинополь в апреле 1919 года, он именно как американец смог попасть на корабль, который был передан консулам западных держав. Он добрался до Константинополя как гражданин Америки, хотя официально он отказался от своего американского подданства в начале вой­ны. Американцы, с которыми он много имел дел в Константинополе, так и не узнали, что он официально стал русским поданным. Томас позднее подал заявление на новый американский паспорт.

— Как же его считали американцем, если паспорта не было?

— Любой американец, который с ним встречался, по его облику и по его акценту сразу видел, что этот человек не может быть никем другим, кроме как чёрным американцем с Юга. Документов у него не было. Он утверждал, что документы у него были украдены, когда он с трудом добирался из Москвы на поезде до Одессы в начале Гражданской войны. Такое вполне могло быть, потому что грабежи были повсюду. Он делал вид, что документы у него были украдены. А американские чиновники делали вид, что хотят ему помочь в получении паспорта. Это была двойная игра. Дипломаты в Константинополе Томаса подвели, послав в Госдепартамент его заявление на новый американский паспорт с припиской расистского характера. В результате Госдепартамент ему в паспорте отказал, ссылаясь на то, что никаких документальных подтверждений американского гражданства Томаса в архивах нет. Это была ложь, потому что я эти документы нашёл, когда рылся в Национальном архиве в Вашингтоне. Чиновники Госдепа просто из расистских побуждений не хотели признать чернокожего американцем.

 

 

Томас, Судаков, Вертинский

— Какое влияние оказал на Томаса «Яр» с его знаменитым цыганским хором?.. 

— Существенное. И не только из-за атмосферы «Яра». Там Алексей Судаков, последний владелец «Яра», сделал Томаса своим помощником. Томас был там не только метрдотелем, но одним из старших ассистентов самого Судакова. Жизненный путь самого Судакова до какой-то степени похож на жизненный путь Томаса, потому что Судаков был крестьянином из-под Ярославля. Из этой местности традиционно в Москву поставлялись подавальщики в ресторанах, половые, официанты. И Судаков начал с того, что он был половым в маленьком ресторане. Он был очень расторопным и смышленым. Стал получать повышения. Дошёл до метрдотеля. Начал хорошо зарабатывать за счёт чаевых, приобрёл собственный ресторан, дело пошло, и он, наконец, смог купить известный «Яр». Такой же подъём пережил Томас. Оба, и Судаков, и Томас служили ярким примером того, что человек напористый, смышлённый может многого достигнуть.

— А каковы были отношения Томаса с Вертинским и с Изой Кремер?

— Он их обоих знал хорошо. Причём, Вертинского он ещё знал по Москве. Об их знакомстве Вертинский пишет в своих воспоминаниях. Его краткое упоминание Томаса и было стимулом для моей работы над книгой. Когда Вертинский попал в Константинополь, он первое время выступал независимо от Томаса, а потом стал выступать у него и с большим успехом. То же самое было с Изой Кремер. Я не знаю, знаком ли был Томас с Изой Кремер в России, но в Константинополе она у него выступала на протяжении чуть ли не года. Её очень полюбили все иностранцы, которые были главными клиентами Томаса, потому что в это время Константинополь был оккупирован союзниками. Там были тысячи американцев, французов, итальянцев, англичан, и они все любили повеселиться в ночных заведениях Томаса. Иза Кремер воспринималась ими как дива. Об этом писала тамошняя англоязычная пресса. Я надеялся, что в архиве Изы Кремер в Буэнос-Айресе, где она скончалась, окажутся какие-нибудь воспоминания о Томасе, но, к сожалению, там их не оказалось.

— Как всё-таки Вертинский натолкнул вас на идею исследования?

— Я читал воспоминания Вертинского, которого я очень люблю. Там я прочитал фразу, вроде «Я начал выступать в пригородном саду известного московского негра Фёдора Фёдоровича Томаса, владельца популярного «Максима» в Москве». Я, когда прочитал эту фразу, от удивления отложил книгу, потому что никогда ни о каких известных московских неграх не слышал. И вот это стало началом проекта, которым я занялся шесть лет назад. Годы ушли на работу в архивах американских, русских, французских, английских, аргентинских и турецких.

 

Томас и освобождение от рабства

— Показывает ли пример Томаса, что если несвободный человек обретает свободу, то это как бы высвобождает его талант, и он достигает немалых высот, как это получилось у Томаса в России, и у многих русских в Америке?

— Да, но, вы знаете, всё-таки он был исключением, потому что большинство освобождённых рабов после конца американской гражданской войны в 1865 году вообще-то бедствовали. Была попытка так называемой «Реконструкции», когда под надзором Северных войск на Юге пытались дать возможность освобождённым рабам приобретать недвижимость, играть роль в политической жизни Юга. Но «Реконструкция» быстро сошла на нет, Северные войска были выведены, и к концу девятнадцатого века, даже раньше, к восьмидесятым годам девятнадцатого века на Юге опять восторжествовал белый расизм. Освобождённые рабы продолжали жить в бедноте и в нищете до середины двадцатого века. То, что родители Томаса смогли купить на аукционе 200 акров земли в 1869 году, было большой редкостью. Большинство чернокожих работали как батраки у белых. И это тянулось до 20-го века. В графстве Коахома, штат Миссисипи, где была ферма родителей Томаса, в 1870-м году было, примерно, 250 ферм разных размеров. И только 6 принадлежало чернокожим. А они составляли 80 процентов населения этого графства.

В середине восьмидесятых годов девятнадцатого века, когда память о Реконструкции и о Северных войсках улетучилась, богатый плантатор в этом графстве придумал способ, как украсть ферму у родителей Томаса. Со временем это ему удалось. Так что раскрепощение, конечно, освобождает людей, но социальная и политическая обстановка должна быть соответствующей. А в Америке, как вы знаете, полного равноправия чёрного населения не было вплоть до шестидесятых годов двадцатого века, хотя они должны были получить все права за сто лет до этого. Русские, действительно, часто преуспевали, когда попадали на Запад. Я сам сын Второй эмигрантской волны. Первая волна обустраивалась, в основном, в Западной и в Центральной Европе и на Балканах. Вторая волна, периода Второй Мировой войны, тоже растеклась по разным западным странам, включая Америку. Потом Третья волна, брежневская, попав на Запад, тоже начала хорошо устраиваться. Если людям дать возможность развиваться в согласии со своими способностями, то, конечно, они достигают многого.

 

Положение темнокожих в современной России

— Вы недавно были в России — в Петербурге и в Москве. Как вы думаете, в Москве сегодняшней, олигархической, мог бы разбогатеть чернокожий Томас, как он разбогател в Москве купеческой начала двадцатого века?

— Теперь в России получил большое распространение расизм против темнокожих, не обязательно против негров, против африканцев, но против людей со смуглой кожей вообще. Я преподаю в американском университете, и мне известно, что когда американские студенты едут в Россию на лето, на семестр заниматься русским языком, и если среди них есть чернокожие, то им дают особые наставления: мол, нужно вести себя осторожно, с оглядкой, потому что есть районы в Москве и в других городах, где могут вас словесно оскорбить или даже физически напасть на вас — просто потому, что вы чернокожий. Такого не было в дореволюционной России вообще, и в коммерческих кругах в частности. Томаса, например, сделали членом Первой московской гильдии купечества накануне Февральской революции. Он был принят братством видных московских купцов как свой человек. Причем, даже его старшую дочь Ольгу ввели в гильдию вместе с ним. Могло бы такое произойти в современной Москве? Не знаю.

— А если сузить вопрос до индустрии развлечений?..

— Ну, тогда, значит, Томас, в принципе, мог бы, вероятно, быть успешным антрепренёром и в современной Москве, потому что он всегда мог предугадать, что публика хочет. Когда накануне Первой Мировой войны появилась мода на танго, он сразу же в своём «Аквариуме» организовал зал танго, и его заведение стало одним из первых мест, куда ринулись люди, желающие потанцевать этот новый танец. То же самое было с тем, как он ввёл джаз в Константинополе. Он был первым, выпустившим на своей эстраде джазовый ансамбль. Его в Константинополе стали называть «султаном джаза». При такой сноровке, при умении предугадать желание публики и удовлетворить это желание Томас мог бы преуспеть даже в нынешней Москве.

 

Новая книга после книги о Томасе

— Вы, видимо, чувствуете личную, персональную близость с Томасом, поскольку он — американский иммигрант в России, а вы — сын русских иммигрантов в Америке?

— Несомненно, есть что-то общее. Он, как и я — своеобразная смесь американского и русского. В России Томас прожил дольше, чем в любом другом месте, за исключением фермы родителей, на которой он вырос. И если бы не революция, он без сомнения остался бы в Москве и продолжал развивать свою деятельность. Даже во время войны, когда условия были довольно тяжёлые, он заинтересован был в возможности ни больше, ни меньше как взять в аренду цирк Чинизелли в Петрограде. Я думаю, ему бы это удалось сделать, если б не война и не крах той страны, которая его приютила. Да, я, конечно, чувствую к нему чисто человеческую симпатию. Он долго не сдавался и боролся за своё, пока трагические события его не смяли. Исторические катаклизмы его в конце концов погубили.

— В вашей следующей книге об американской Гражданской войне тоже будет русская тема?

— Я ещё окончательно не решил, какая это будет книга. Меня интересуют два человека, которые как бы связывают русскую и американскую тематику. Они оба известны, в отличие от Томаса, о котором никто ничего не знал. Первый — это американский генерал на Севере США Джон Турчин, который в России был Иваном Васильевичем Турчаниновым. О нём есть публикации в России и в США. Это был полковник императорской армии, который уехал на Запад в 1856 году, и когда Линкольн объявил, что собирает армию для войны против Юга, Турчин предложил свои услуги. Ему дали полк из штата Иллинойс, которым он командовал на протяжении всей Гражданской войны. Очень любопытный персонаж истории. А второй персонаж — это плантатор из штата Кентукки, которого звали Кассиус Марселлос Клей. Он был послом Линкольна в Санкт-Петербурге во время американской Гражданской войны и был страшно популярным в России. И Александр Второй, и придворные его полюбили. В нём были такие барские замашки, плантаторские, которые вполне соответствовали нормам российского императорского общества. Он стал большим русским патриотом и всячески поддерживал близкую дружбу американского Севера и Российской империи. Вообще, Гражданская вой­на в США чуть не стала мировой вой­ной, потому что Англия и Франция сочувствовали Югу (Англия даже выслала добавочные войска в Канаду на тот случай, если будет вой­на с Севером), а Россия прислала два военно-морских флота поддержать Север: один в Нью-Йорк, а другой в Сан-Франциско. Кассиус Клей — тоже интересная фигура. Но я ещё не решил, о ком из этих двоих буду писать.

 

...История Фредерика Брюса (Фёдора Фёдоровича) Томаса окончилась печально. В результате нового политического курса, принятого в Турции, иностранцы покинули Константинополь. К 1927-му году Томас обанкротился, за неуплату долгов попал в тюрьму, подхватил там воспаление лёгких и в 1928 году умер в константинопольской больнице для бедных. История этого талантливого человека, который из сына рабов, из американского официанта превратился в московского мультимиллионера, так и осталась бы забытой, если бы не профессор Александров. Американская писательница и художница Ольга Андреева-Карлайсл (Olga Andrejew Carlisle, внучка русского писателя Леонида Андреева) пишет, что прочитала книгу Владимира Александрова «за один присест».

Книга профессора Йельского университета, читающего курс русской литературы на факультете славянских языков, Владимира Александрова «Чёрный русский» (The Black Russian) вышла весной этого года в американском издательстве Atlantic Monthly Press.