Интеллектуальный строй и наши кумиры

Я люблю среди прочих цитировать и Льва Толстого. И всегда находятся слушатели, которые меня за это глубоко осуждают. С таких позиций — а вы знаете, кем был Толстой? И начинается. Послушай какой-нибудь инопланетянин, он бы решил, что Толстой был совершенно аморальным типом, а вся человеческая добродетель заключается в личностях тех, кто с гневом бичует вопиющие недостатки Толстого. Допустим даже и так. Но они почему-то забывают, что он написал «Войну и мир», а они все вместе взятые не сделали в жизни ничего, что перевешивало значимость хотя бы одной строчки Льва Николаевича.

Иногда я думаю, интересно, а что будет, если я попытаюсь рассказать в эфире о матери Терезе. И скажу о ней хорошие слова. Найдутся ли люди, которые попытаются меня переубедить и доказать, что я глубоко заблуждаюсь, и на самом деле эта замечательная женщина совсем не была так прекрасна и свои добрые дела совершала отнюдь не из бескорыстных соображений? Увы, наверное, найдутся. Обязательно выступят блюстители нравов, которые заявят, что мать Тереза была благородной и святой неспроста, а действовала по какому-то тайному, одной ей ведомому умыслу, в лучшем случае — просто хотела стать знаменитой. И Флоренс Найтингейл тоже изображала заботу о раненых солдатах, а на самом деле... Что-нибудь придумают про нее порочащее, среди наших радиослушателей и читателей есть люди чрезвычайно на этот счет изобретательные. Не все, конечно, а отдельные. Но часто за голосами этих крикливых отдельных и не слышно скромных, трезвых высказываний.

Еще у нас обожают некоторые лепить из тебя образ врага, с которым надо бескомпромиссно бороться, а если надо, то заклеймить позором. Я писал о том, что особенно это касается некоторых политических приоритетов. Вот, например, гиперкритически относятся к президенту и демократам, а если ты о нем говоришь добрые слова, то переносят часть этого гиперкритицизма и на тебя. Ты их непримеримый идейный враг, дают тебе знать, ты ничего не смыслишь ни в политике, ни в жизни.

Сколько я в радиопередачах в разные годы получал и получаю тумаков и шишек (в переносном смысле) за то, что высказывался в поддержку Билла Клинтона или Барака Обамы. Пламенные оппозиционные трибуны клеймили и клеймят тебя позором за недомыслие, одухотворенные пламенной верой в свои единственно верные идеалы. Ладно еще политика. А то ведь неловко себя чувствуешь, когда речь заходит о материях гораздо более безобидных. Тут обличать тебя не будут, но дадут понять, что тебя просто жаль за убогость твоих представлений.

Интеллектуальный строй

Если вам кто-нибудь скажет расхожую фразу, что о вкусах не спорят, то вы в эту чепуху не верьте. О вкусах не только спорят, но за них еще и по морде бьют. Иногда в прямом смысле, иногда в переносном. Мне в прямом не доставалось, а в переносном сколько угодно. Каких только эпитетов я ни наслышался из-за своих вкусов и взглядов. Я люблю выносить на публику литературные темы. Про меня ходят разные порочащие слухи, даже по радио говорили, что я ловко устроился, читал одну книгу Джека Лондона и все время ее цитирую. Но это неверно. Я и другие книги читал разных авторов. В очень большом количестве. А что касается Джека Лондона, я его люблю и все, все, все о нем знаю, но объективности ради скажу, что стилем он не блистал и тяготел к штампам, и берет тебя не особым литературным мастерством, а масштабом своей неординарной личности, которая и отразилась в его писаниях. И тысячи людей во всем мире своим характером обязаны его книгам. У меня есть такая наивная вера, что если читаешь хорошие книги, то лучше от этого становишься. Только здесь надо четко представлять, какие книги для тебя свои по сердцу.

Я за свои взгляды часто подвергался остракизму, даже меня иногда объявляли провокатором. Но я не провокатор, я действительно думаю то, что говорю, и не пытаюсь шумиху поднимать из чистого эпатажа. Особенно на нашу просвещенную литературную публику действуют мои высказывания о Михаиле Булгакове. Это, знаете, как красная тряпка на быка. Так и поддели бы на рога, если бы их имели. Или бы подстрелили за шаги не в том направлении. Нет, я не беру драматическую ситуацию в лагерном строю, за которой следует выстрел на поражение.

Речь идет о строе интеллектуальном, о праве выбора, о праве на инакомыслие. И пуля не из свинца, а из интеллектуального снобизма. Никто тебе не запрещает высказывать мнение, отличное от других. Но когда ты высказываешь что-то непринятое в приличном обществе, ты платишь тем, что лица вокруг тебя суровеют, в уголках губ твоих оппонентов появляется осуждение, и тебе дают понять, что ты человек не из их круга. Мы, мол, считаем тебя человеком чужим, далеко не дотягивающим до нашего высокого уровня. Чем то вроде умственного бомжа.

Причем сам я, естественно, с пониманием отношусь к тем, кто со мной не совпадает в своих литературных пристрастиях. Тебе нравится, пожалуйста, мне-то какое дело.

Булгаков и Жюль Верн

И меня всегда изумляет, как легко люди выказывают презрение тому, кто не разделяет их стереотипы. Если я выскажу сугубо личное мнение, что считаю «Мастера и Маргариту» романом, не занимающим особо заметного места в мировой литературе, то меня обязательно одернут, осудят, высмеют, обзовут, пригвоздят к позорному столбу. И при этом намекнут, что я определенно нахожусь не на вершине интеллектуального могущества, как мои оппоненты, а в зияющей бездне умственного убожества. Они высоколобые, а я неандерталец.

Я и в Москве, и здесь по радио высказывал не раз такие крамольные мысли о Булгакове. И всегда на меня налетaли, как будто я на глазах у всей почтенной аудитории попытался умыкнуть из храма священные мощи.

Как это я посмел покуситься на кумира интеллигенции. Весь мир восхищается, а я какую-то чушь горожу.

Поясню, что я ничего плохого про Булгакова не говорю, просто высказываю свое мнение... Кстати, далеко не все просвещенное человечество разделяет мнение горячих и, чаще всего, бескомпромиссных почитателей Булгакова. Кроме России Булгаков особой популярностью нигде не пользуется. В Америке, например, он несколько раз издавался, но такими мизерными тиражами, что говорить о его признании здесь не приходится.

Многие могут возразить, что большие тиражи и прочее отнюдь не гарантия высокого качества литературы. И многие плохо написанные книги гораздо популярнее, чем написанные хорошо. Вообще-то надо разобраться, кто лучше писал, а кто хуже. Лучше владел словом, это еще не значит, что лучше писатель. Не будем говорить о дне сегодняшнем, а сошлемся на авторитет времени. В мире нет ни одного произведения, которое живет столетиями, не заслуживая этого. Даниель Дефо написал 300 романов, из них 299 плохих, а один гениальный. Причем, этот гениальный написан весьма и весьма коряво, но ведь невозможно представить себе наш мир без славного Робинзона Крузо.

На романах Жюля Верна, далеких от совершенства, даже в чем-то графоманских, воспитывалось (и еще воспитается) множество поколений читателей. И Жюль Верн несомненно великий писатель. Он открывал новые миры, хотя многие страницы его книг написаны на уровне авторов популярных географических журналов сегодняшнего дня.

Как-то мы говорили с артистом и режиссером Олегом Табаковым о том, что можно в детстве и не читать про четырех мушкетеров, но когда ты станешь взрослым, возможно, каких-то чертoчек в твоем характере будет недоставать.

Литературная массовка

Александр Дюма считался посредственным писателем, поставщиком массового чтива, чем-то вроде авторов современных мыльных опер. И «Три мушкетера» и «Граф Монте-Кристо» печатались в газетах и считались низшим жанром. Он умер 143 года назад, его до сих пор читают и еще как будут читать. А где книги других авторов, которые в то время считались чуть ли не классикой?

Опять таки, многие могут мне возразить, что я вульгарно смешиваю понятие литературы подлинной, высокой, мощной, судьбоносной с литературой массовой. На это я возражу, что литература высокая всегда была литературой массовой, то есть, литературой популярной, прибыльной. Разве Шекспир не остается и по сей день самым кассовым драматургом? Разве «Дон Кихот», справедливо признанный самым лучшим романом за все времена, не массовое произведение, рассчитанное на самую широкую публику, а не на высоколобых? А Толстой, а Диккенс, а Мопассан, а... Этот список я мог бы продолжать еще долго.

К чему я все это? К тому, что существует понятие «мне нравится», и тут никто не может лезть тебе сапогом в душу и доказывать, что ты ни черта не смыслишь в высоких материях. И существует нечто объективное, что связано с цифрами и фактами. И как ни крути, по этим цифрам и фактам выходит, что мир более благосклонно относится к придуманному, но удивительно реальному Паганелю отнюдь не самого талантливого мастера художественного слова Жюля Верна, чем к придуманным, но оставшимися безликими манекенами, претенциозным персонажам многих действительно очень хорошо писавших авторов. И Шерлока Холмса предпочитает читатель героям, скажем, Бунина, хотя Бунин получил Нобелевскую премию, а Конан-Дойль не получил. Но зато он создал живого человека, в честь которого даже открыт музей, а Бунин красиво писал про антоновские яблоки. А про это широким народным массам читать скучно, только отдельным продвинутым в литературном смысле эстетам, которых в мировом исчислении не так уж и много. На одного читателя Бунина приходится, наверное, тысячи читателей Конан-Дойля. И ни за что не поверю, что на них можно свысока смотреть. Хотя, я с уважениям отношусь к тем, кто читает Булгакова и Бунина и вообще не шагает в толпе со всеми.

Я просто плохо отношусь к тем, кто считает, что раз они такие литературно развитые, значит все остальные, которые с их точки зрения таковыми развитыми не являются, обладают плохим вкусом, умственно недалеки и заслуживают иронического снисхождения.

Вы заметили определенную кастовость этих людей, которые смотрят на тебя пренебрежительно, если ты не придерживаешься тех взглядов, которые они исповедуют.

Кумиры поэзии

Попробуйте в каком-то высокоинтеллектуальном обществе развить мысль, что наше время сняло все покровы и обнажило некоторые истины. Мы теперь можем читать целиком и полностью, если захотим, Ахматову, Мандельштама, Гумилева и еще многих ранее мало издаваемых или вообще неиздаваемых поэтов и писателей. Пока их книги мало выпускались, они были фигурами знаковыми и символическими. А теперь их книги можно купить в любом магазине, прочитать и понять, что люди они достойные, но ничего такого в их произведениях, что ставит их в один ряд с великими поэтами и писателями нет. Это мое мнение. Если кто думает иначе, то на здоровье. Я отношусь к иным мнениям крайне положительно и не считаю, что тот, кто не придерживается моих взглядов, враг мне или полное ничтожество.

Иногда ты попадаешь в какое-то сообщество людей и запросто там можешь стать изгоем за высказанные тобой мысли или пристрастия, человеком из другого мира, чуждого этому сообществу. И они, эти в целом симпатичные люди, весьма язвительны по отношению к тем, кого их кумир не трогает. Они считают, что они элита, а на самом деле они чаще всего жертвы стереотипов и общих мест.

Раньше тебе должен был нравиться Есенин, потом Евтушенко или Вознесенский, а сейчас Бродский. Хоть удавись, но должен тебе нравиться Бродский. А если ты к нему равнодушен, значит, ты отсталый человек. И мало того, подозрителен, живешь в плену старых заблуждений.

Да, я подозрителен. Марсель Пруст — гениальный писатель, но «не мой». Дочитать я ни один из его тягучих романов не мог, и с собой я их в дорожную сумку не возьму. Кстати, не встречал ни одного человека, который бы осилил все его семь томов, хотя общался с очень даже культурными людьми. Если они говорили, что читали, у меня было заготовлено несколько некрасивых провокационных вопросов и по смущенным лицам собеседников было видно, что они явно преувеличивают свою степень сродненности с текстами Пруста.

При этом я осознаю убогость своего взгляда на литературу и откровенно порою стыжусь своего упрощенного подхода и свойственного мне скептицизма.

Бродский и Евтушенко

Вы, наверное, замечали, что мнения высоколобых критиков и рядовых читателей не всегда совпадают. И при всем уважении к критикам, история чаще оказывается благосклоннее к тем, кто имеет рядовые вкусы, а не тем, которые проникнуты высоконаучными и элитарными критериями.

Как-то меня в эфире дружно заклеймили позором радиослушатели за то, что я признался — мне стихи Евгения Евтушенко гораздо ближе, чем стихи Иосифа Бродского. Большой поэт, незаурядная личность. Но так получается, что меня его стихи не трогают, так я устроен.

И мне не раз приходилось сталкиваться с тем, что, по мнению почитателей Бродского, я устроен плохо. Потому что мое устройство предполагает, что мне гораздо ближе Евгений Евтушенко с его непростой биографией на изломах нашей бурной жизни. Особенно всех возмутили мои слова о том, что, на мой личный взгляд, который я отнюдь не считаю высокой истиной и никому не навязываю, Бродский был одним из величайших пиарщиков нашего времени. Или может так сложилась Фортуна. Не столь уж драматические обстоятельства его жизни были использованы на всю катушку. При всех безобразиях, которые творились в нашей прошлой действительности, право же, судьба Бродского не столь уж трагична, как это порою преподносится. Варлам Шаламов — вот где была действительно трагическая судьба: и человеческая, и литературная. И писатель, на мой взгляд, совершенно гениальный.

Признаться, что тебе гораздо ближе Евтушенко, а не Бродский — это уже значит не маршировать в строю просвещенных людей, делать шаг в сторону. И отношение к тебе соответствующее. Как не к своему человеку, из чуждого окружения. Не заслуживающего уважения.

А теперь вопрос на засыпку. Назовите мне на память хотя бы названия некоторых стихотворений Бродского. Уверен, только единицы смогут это сделать. И очень многие назовут стихи Евтушенко.

Это его строки в переводе на английский выбиты на камне перед музеем Холокоста в Вашингтоне. Я как-то Евгению Александровичу сказал, что в прошлом веке было два самых знаменитых стихотворения Это киплинговское If и евтушенсковское «Бабий Яр». Я к нему не подлизывался, я действительно так думаю. Он эту мысль воспринял благосклонно. А вот радиослушатели в штыки. Но никто не смог назвать ни одного стихотворения, которое в течение недели было бы переведено более чем на 70 языков и опубликовано на первых полосах крупнейших газет мира. Кто-то скажет, что это с политикой связано, с конъюнктурой. А хоть бы и так. Я как-то не согласился с очень известным поэтом, кстати, другом Бродского. Он говорил, что большая поэзия не для масс, а для избранных. А я выдвигал разные тривиальные мысли, что если поэзия не для всех, то очень мала ее ценность. В конце концов он закричал, что он профессор, а я неуч и не имею право рассуждать о поэзии. Это все было в эфире. Я его ничем в ответ не обозвал, нервы у меня в порядке, но так и не понял, почему, если я не профессор, так я обязательно должен заткнуться и с ним соглашаться.

Не одергивайте других

Вы заметили, что когда я о ком-то говорю, что они мне не по сердцу в силу моих взглядов, эмоций и представлений о том, что такое хорошо и что такое плохо, то я никогда никого не одергиваю

Полностью статью можно прочитать в бумажной версии «Чайки». Информация о подписке в разделе «Подписка».