Ромка устроился на диване, я свернулась калачиком в кресле напротив, мы потягиваем красное вино и болтаем. Супруги остались на кухне, обсуждают проблемы финансовых рынков, а нам хочется поговорить о чём-нибудь, не относящемся к работе, и мы сбежали в гостиную, прихватив с собой бутылку и бокалы. Рома — муж моей троюродной сестры, мы редко видимся, и найти тему для бесед не так просто. Начинать беседу, как всегда, приходится мне.
— Ромка, как там Нью-Йорк поживает? Сто лет там не была...
Он молчит. Простой, казалось бы, вопрос, можно коротко отшутиться и перейти к следующей теме. Только не Ромка. Он у нас серьёзный, на всё пытается ответить обстоятельно, лёгкая болтовня с ним невозможна. Я вздыхаю и собираюсь уже перевести разговор на другую тему, но он вдруг начинает говорить.
— Свет, а ты помнишь съёмки Южного Бронкса из “Международной Панорамы?”
— Ага, помню. Горящие шины, выбитые окна, плетущиеся вдоль улиц наркоманы...
— Точно. Похоже на военные съёмки осаждённого города. Само собой, Пятую авеню нам в СССР не показывали, Центр Рокфеллера тоже.
— А почему ты заговорил про Южный Бронкс?
— А я там работал — первая работа в Америке, лет так 15 назад, даже раньше. Устроился рабочим по установке кабеля. Приехал по объявлению, а там владелец бизнеса, негр такой огромный, говорит мне: “Я уже три года белого человека не видел”. Представляешь?
— Нет. Он что, на метро сесть не может и в другую часть города поехать?
— Может, но зачем? У них там свой мир. Я у нас в группе единственный белый был. Ещё несколько пуэрториканцев, пара мексиканцев, несколько латиноамериканцев из других стран, а остальные чёрные, причём многие из Африки. Они меня сразу расспрашивать стали, кто я, откуда. “Я, — говорю, — русский еврей”. А они обрадовались чему-то. “Вот этот у нас — из Пуэрто-Рико, тот — из Бразилии, я из Уругвая, те двое с Берега Слоновой Кости, а ты — еврей из России . Вот это, я понимаю, Нью-Йорк!”.
— И как тебе там работалось?
— Прекрасно. Один за всех, и все за одного. Я однажды аппаратуру какую-то сломал, надо было починить. Ребята подходят, спрашивают, в чём дело. Ну, я им объясняю, что законтачил что-то не туда, буду чинить. Мол, это моя проблема, не волнуйтесь. А они на меня так посмотрели: “If you have a problem, we have a problem”. Руки в ноги, и за пару часов мы это дело починили. А один я бы целый день возился. А в другой раз я купил у кого-то телевизор по дешёвке — 27 дюймов по диагонали. Выволок из машины и уже собрался тащить эту махину на четвёртый этаж, как вдруг почувствовал, что телевизор ничего не весит. Оборачиваюсь — два огромных чёрных амбала берут мой телевизор и несут. Я уже решил, что плакал мой телевизор, но потом узнал ребят — они в моей конторе работали, я просто ещё чёрных тогда отличать не научился, они мне все были на одно лицо. Они проезжали мимо, увидели, как я тут отдуваюсь, остановили машину и вышли помочь. Короче, донесли они телек до моей квартиры, поставили и ушли. Ничего не взяли, только головой кивнули. Вот такие там были ребята. В самые страшные районы с ними ходил — никогда не боялся.
— А потом что?
— Что-что... Женился, надо семью обеспечивать, на семь долларов в час тут не попляшешь. Пошёл на программиста учиться, устроился в крупный банк, теперь такие деньги зашибаю, какие мне тогда и не снились. Только люди... Ты знаешь, какие тут люди? Это ж дрянь людишки. Сижу с Майком и Питером. Майк уходит, Питер начинает мне про него гадости говорить. Приходит Майк, Питер уходит — тот ушат помоев выливается на Питера. Ты ведь часть этой корпоративной культуры, Свет, ты ведь знаешь...
— Знаю, знаю, подсиживают друг друга, как могут. И гадости друг о друге за спиной говорят — только держись. Не везде и не все, но многие и часто.
— Вот-вот. А знаешь, что было пару лет назад? О, это я тебе должен рассказать. Стою в центре Манхэттена в обеденный перерыв, прямо перед своим банком, болтаю с парой ребят. Мы все такие чисто выбритые, в костюмах и при галстуках, в дорогих ботинках — типичные “белые воротнички”. Цвет нации. А мимо идёт толпа рабочих с какой-то стройки — все латиноамериканцы или чёрные, в комбинезонах своих, в касках, грязные, пыльные. И вдруг один из них отрывается от группы и бросается ко мне с распростёртыми объятьями. “Рома”, — кричит, “Рома!” И тут я его узнаю — это тот парень из Пуэрто-Рико, с которым мы десять лет назад в паре ходили кабель устанавливать, с которым я в самые жуткие районы не боялся идти, с которым хоть на ледник, хоть в разведку, не задумываясь. И я бросаюсь ему навстречу, и мы стоим посередине улицы и обнимаемся, и хлопаем друг друга по спине, и смеёмся, и расспрашиваем о семьях и детях, и обмениваемся телефонами. И только тут я замечаю, как на нас смотрят. Не только мои ребята из банка — пол улицы остановилось! “Белый воротник” из банка, в дорогом костюме и при галстуке обнимается на улице с грязным (в буквальном смысле этого слова) латиносом в каске. С “синим воротником”. Столкновение миров. Было ощущение, что они такого никогда в жизни не видели, так они таращились на нас. Да и потом, когда мы уже распрощались, когда я нашим ребятам из банка всё объяснил, они всё куда-то в сторону смотрели, и взгляда моего избегали. Ты понимаешь, Светка, вот эти крысы, к которым я спиной стараюсь не поворачиваться — нож воткнут и ещё повернут. Эти вылизанные маменькины сынки нос от меня воротят за дружбу с парнем, который меня из страшных районов выводил, который за меня стеной стоял, которому я в любое время дня и ночи позвонить могу, и он приедет. Брезгуют они... Если б там платили как тут, вот не поверишь, бросил бы этот банк к чёртовой матери и ушёл бы обратно в Южный Бронкс, к ребятам. Такая вот “Международная Панорама”.
Добавить комментарий