Aleksandr_Solzhenitsyn w.jpg
За неделю до 95-летия, до 11 декабря, в информационном пространстве было лишь два сообщения из Москвы: о выставке (рукописи, фотографии, документы, автографы других деятелей литературы и искусства, всего 98 экспонатов) в Музее изобразительных искусств и концерте (?). Последнее стоит процитировать полностью: «Концерт к 95-летию со дня рождения Александра Солженицына, который пройдет в Большом зале Московской консерватории 10 декабря, представит публике два культурных феномена второй половины XX столетия: «Крохотки» Солженицына прочтет актер Александр Филиппенко, а прелюдии Шостаковича исполнит Государственный камерный оркестр России».
Это очень точно отражает отношение к Солженицыну в сегодняшней России. В первую очередь — власти. Наверно, была бы отмашка из коридоров соответствующей администрации, так уже с начала года проводились бы «круглые столы» и более громкие «мероприятия», с экранов ТВ не сходил бы всем знакомый образ. Значит, «не удостоился». Хотя, было дело, Александр Исаевич семь лет назад эту администрацию публично поддержал.
Но отвлечемся от мелочей российского государственно-общественно-политического быта. Даже не бытия. Упоминать о них рядом с именем Солженицына, как бы он выразился, невместно.
Это был человек, отмеченный судьбой. Как объяснить иначе случайности и совпадения, сопутствовавшие ему? Повернись события чуть иначе, не было бы ни самого Солженицына, ни литературного и политического феномена.
В 1945 году арест. Нашли письма, где он нелицеприятно отзывался о Сталине и советском строе. Идет война, свирепствует СМЕРШ (военная контрразведка «Смерть шпионам»), разговор короткий — трибунал и расстрел. Солженицына же осудили на 8 лет лагерей. И отправили на стройки ...Москвы, затем в — «шарашки», НИИ и КБ тюремного типа (высшее образование, физико-математический факультет). Так бы он и отбыл срок в тепле, если б не испортил отношения с начальством. И его на оставшиеся три года этапировали в казахстанский Степлаг. Не будь Степлага — не было бы «Одного дня Ивана Денисовича». То есть не было бы феномена Солженицына.
В 1954 году, в ссылке, у него обнаружился рак. Три месяца провел в Ташкенте, в раковом корпусе. Какое лечение? Какие врачи? Рак — это приговор. Тем более — для ссыльного. Чай, не в палатах для членов ЦК лежал.
Солженицын выжил.
Еще на «шарашке» в Москве, в Марфине, он сошелся с зэком Львом Копелевым. Написав в 1959 году повесть «Щ-854» (первоначальное название), переслал ее Копелеву в Москву. Копелев и его жена Раиса Орлова передали рукопись доброй знакомой, рядовому редактору отдела прозы журнала «Новый мир» Анне Берзер. Анна Самойловна написала редакторское заключение, найдя единственные слова, которые смогли остановить внимание, заинтересовать главного редактора Александра Твардовского: «Лагерь глазами мужика, очень народная вещь».
Твардовский передал «Один день...» помощнику Хрущева — Владимиру Семеновичу Лебедеву. Он прочитал повесть Хрущеву. Вслух. А Хрущев к тому времени начал второй этап (после полузакрытых решений XX съезда в 1956 году) разоблачений сталинских репрессий. Ему нужна была общественная поддержка.
В ноябре 1962-го «Один день Ивана Денисовича» вышел в журнале «Новый мир».
Началась мировая слава Солженицына, увенчанная в 1970 году Нобелевской премией.
Нельзя не подивиться судьбе, которая выбрала одного-единственного, того, кто должен был исполнить ее задание.
После выхода «Одного дня...» в редакцию журнала и на имя автора хлынул поток писем от бывших заключенных — свидетельства выживших в стране лагерей. Предположим, что вместо «Одного дня Ивана Денисовича» вышла бы тогда повесть другого писателя, такого же лагерника, быть может, менее художественная, но более жесткая по материалу, просто-напросто шокирующая.
Лавина писем пришла бы к нему. Как бы он ими распорядился? Неизвестно.
А Солженицын был готов к систематизации огромного материала. С 1936 года, когда решил писать роман о революции и стал заносить исторический материал на специальные карточки. С методичностью студента физико-математического факультета, каковым тогда и был.
Так был создан «Архипелаг Гулаг». Солженицын написал книгу, находясь в СССР. И переправил в Париж, в издательство ИМКА-Пресс. Через полтора месяца после выхода первого тома Солженицына арестовали и выслали из страны.
Известный в СССР только по западным радиоголосам и нападкам советской контрпропаганды, «Архипелаг Гулаг» изменил сознание Запада. Разумеется, там знали, что такое сталинизм, советский режим. Читали Оруэлла, Конквеста и т.д. Но те книги были отдельными атаками на умы и сердца. Интеллектуальная элита Запада все еще заигрывала с коммунистическими идеями. Молодые люди со значками-портретиками Троцкого или Мао были в то время повседневностью западной жизни. Но когда развернулся гигантский массив «Архипелага Гулаг» — он буквально подавил и потряс европейского и американского читателя масштабами злодеяний. Только после его выхода западная интеллигенция окончательно освободилась от коммунистических иллюзий.
«Эта книга оказала огромное влияние на моих знакомых из ультралевой молодежной организации «Перманентная революция», которая добивалась создания в Италии казарменного общества, общества советского типа, — рассказывал писатель и журналист Марио Корти. — Они организовали групповое чтение «Архипелага Гулаг», и произошло непредсказуемое: под впечатлением «Архипелага...» организация самораспустилась. Сохранилась только их газета, которая стала печатать материалы о нарушениях прав человека в Советском Союзе».
Разумеется, процесс не был моментальным. Длился он 17 лет. 17 лет, с 1974-го по 1991-й, на Западе с особым вниманием читали «Архипелаг...», потому что Советский Союз рядом, танки его грохотали за Берлинской стеной.
А вот в СССР и России произошло иначе. Стремительно пришло и стремительно ушло.
1988 год, третий год власти Горбачева, третий год перестройки и гласности. Но... до определенных пределов. Мой сослуживец по издательству «Современник» Володя Козаченко как-то пришел на работу взбудораженный, возмущенный: «Вчера в ВКШ (Высшей комсомольской школе — С.Б.) была встреча с Медведевым (В.А.Медведевым, членом Политбюро ЦК КПСС, секретарем ЦК по идеологии — С.Б.). Медведева спросили: будет ли у нас печататься Солженицын? И он ответил: только через мой труп! Представляете?!»
Володя, южный человек, бурлил и кипел. А мы с заведующим редакцией русской прозы Юрой Стефановичем ему говорили: успокойся, если река в одном месте промыла плотину — то скоро всю ее снесет. (Откуда мы были такие умные — непонятно.) Так оно и вышло. Уже через полгода «Современник» срочно выпускал первую за последние 25 советских лет книгу Солженицына — сборников рассказов. (Кстати, редактором назначили как раз Володю Козаченко.) Делали мы ее по парижскому изданию ИМКА-пресс 1978 года. Рассматривали книжки малого формата, удивлялись, поражались тиражу — 8 тысяч экземпляров. (Хотя чего удивляться, издание-то на русском языке.) А мы сразу дали огромный тираж. Какой — не помню. Помню дополнительный тираж конца 1989 года — 200 тысяч!
Тогда же в «Новом мире» пошел «Архипелаг Гулаг». Казалось, наступило время Солженицына.
И вдруг все резко переменилось. В августе 1991 года рухнула коммунистическая власть. А затем и Советский Союз. А мы ведь привыкли читать вопреки. И когда «вопреки» в одночасье исчезло, то и Солженицын стал как будто неинтересен.
Так книги Солженицына вернулись в страну. Судьба их в России была скоротечна. Россия не успела его прочитать, осознать, он не проник в сознание россиян как постоянная величина, постоянное знание.
Конечно, дело не только в исчезновении «вопреки». Тогда время стремительно улетало вперед. Мы такое проживали за недели и месяцы, что было уже до обличений прошлого, после августа 1991 года мы оказались в другой действительности, и нам было не до книг Солженицына...
Иными словами, мы «прошли» Солженицына за 2-3 года. Большинство и не успело прочитать — окунулось в другую жизнь.
И получилось, что мы до сих пор не знаем Солженицына. Спросите россиян, кто читал «Архипелаг Гулаг» — и ответ будет шокирующим. Знают в общих чертах — слышали звон. О «Красном колесе» лучше не спрашивать.
Парадоксальным, каким-то двойственным стало и возвращение Александра Исаевича и Натальи Дмитриевны на родину. Они ехали по железной дороге через всю Россию от Владивостока до Москвы, и Наталья Дмитриевна все время возмущалась милицейскими эскортами. На остановках, когда они отправлялись на автомобиле в тот или иной город, поселок, их сопровождали машины с сиренами и мигалками, расчищали путь. Выглядело странно, и для них в какой-то мере оскорбительно: властитель дум, летописец зэковской страны и зэковской жизни, борец с коммунистическим режимом — едет по стране как партийно-государственный бонза.
Но не могли же власти на местах оставить Солженицына без опеки. И то верно — поезд буквально осаждали толпы желающих приветствовать писателя.
Раньше все было ясно. Солженицын — враг государства. Соответственно, и у четы Солженицыных полная ясность в жизни — и в Советском Союзе, и в Америке. В новой России они сразу попали в двойственное положение. Началось почетными милицейскими эскортами — продолжилось поселением в Троице-Лыкове, на «объекте Сосновка-2». А это не частное владение в Вермонте. В усадьбах-дачах под кодовыми названиями «Сосновка-1», «Сосновка-2», «Сосновка-3», «Сосновка-4» жили верховные вожди партии, в том числе генеральный секретарь ЦК КПСС Черненко и главный идеолог КПСС Суслов.
Вольно или невольно — Солженицын оказался в странной ситуации.
Последующие годы усугубляли двойственность. Соседями Солженицына по «объектам Сосновка» стали премьер-министр Касьянов, еще до премьерства, в должности замминистра финансов получивший кличку «Миша Два Процента», и глава «Альфа-банка» Фридман. Типичные представители так называемой новой элиты, новые хозяева новой жизни. Которых Александр Исаевич на дух не переносил, считал, что так называемые реформаторы, начиная с Ельцина и Гайдара, ограбили страну, народ.
Помню его выступление в Государственной думе, уже после приезда в Россию. На лицах депутатов — скука, снисходительная вежливость. Но бог с ней, с Госдумой. Еженедельные авторские программы Солженицына на ТВ «Останкино» в 1994-95 годах тоже не привлекли особого внимания россиян. Вот как повернулось все!
В 1998 году Солженицына наградили орденом Святого Андрея Первозванного. Но он отказался: «От верховной власти, доведшей Россию до нынешнего гибельного состояния, я принять награду не могу». Другим его ответом стал сборник публицистических статей «Россия в обвале». Он вышел в 1998 году тиражом...2 тысячи экземпляров.
А спустя восемь лет он публично поддержал уже новую власть. В апреле 2006 года «Московские новости» напечатали интервью с Солженицыным, вызвавшее более или менее бурную реакцию на Западе, а в России встреченное молчанием большой прессы. В изданиях рангом пониже одни приветствовали от имени партии и правительства, другие назвали предательством прежних взглядов самого Солженицына.
Александр Исаевич Солженицын, как и любой другой человек в России, имел полное право говорить все, что он считал необходимым. А мы — высказывать свое мнение о его умозаключениях. Если это нам интересно.
Мне, например, интересно было, что политическая линия Солженицына в этом интервью по всем пунктам совпадала и повторяла идеологические постулаты «Единой России», Кремля. И, как ни странно, коммунистические пропагандистские клише о стране, окруженной врагами:
«НАТО методически и настойчиво развивает свой военный аппарат — на Восток Европы и в континентальный охват России с Юга... Все это не оставляет сомнений, что готовится полное окружение России, а затем потеря ею суверенитета».
Классическая страшилка власти. Во все времена. К угрозе от «внешнего врага» прибегают всегда, когда внутренняя политика не удается и народ недоволен. Тогда и начинается «сплочение нации» вокруг родной власти перед лицом опасности, не то завтра нас, разобщенных, завоюют.
В те годы от угрозы «национальному суверенитету» официальная пропаганда плавно переходила к «суверенной демократии». То есть к «независимой демократии», если перевести дословно. Подразумевалось — мы будем строить свою демократию, особого типа, нечего кивать на Запад, тем более — брать его в пример. И Александр Исаевич Солженицын откликнулся как эхо Кремля:
«Мы действовали по самому бездумному обезьянству... Нынешняя западная демократия в серьезном кризисе, и еще не предугадать, как она будет из него выходить... Для нас же правильный путь — не калькировать образцы, а, не отходя от демократических принципов, заниматься физическим и нравственным благосостоянием народа... Партии плохо у нас растут потому, что они неестественная для нас форма».
О государстве и государственности:
«При Горбачеве было отброшено само понятие и сознание государственности. При Ельцине по сути та же линия была продолжена... При Путине, не сразу, стали предприниматься обратные усилия спасения проваленной государственности».
И здесь классическая подмена понятий, свойственная демагогам от власти во все времена. Государственность состоит не в том, что «мы делаем ракеты» и боремся с Америкой неизвестно за что, а в достойной жизни рядовых граждан, в их защищенности как от бандитов, так и от произвола чиновничества. То есть в обеспечении прав человека, в верховенстве закона. А этого нет. Не дай бог с кем-нибудь что-нибудь случится — ничего не добьешься, никакой управы ни на кого. Утрись, сиди и молчи. А чтобы ты сидел и молчал не с обидой, а с чувством высшей идейной справедливости происходящего, ведется массированное пропагандистское наступление на само понятие «права человека». К процессу тогда еще подключили православных и мусульманских иерархов, которые публично противопоставили права человека правам общества и даже безопасности (?!) страны. Один из них так и сказал: «Реализация свобод не должна угрожать существованию Отечества». От этой демагогии и подмены понятий несколько шагов до формулировки: тот, кто защищает права человека — враг Отечества. А в прошлом году некоммерческие, в первую очередь правозащитные организации, имеющие зарубежное финансирование и «занимающиеся политической деятельностью», законодательно объявили «иностранными агентами». Возможно, скоро возродится и советская формулировка — «так называемые права человека».
Всю советскую жизнь слышал про обязанности. И они почему-то всегда противопоставлялись правам. Стоило заговорить о чем-либо с начальниками нашими, в том числе и заспорить о праве гонимого, опального Солженицына на выражение своих взглядов, как тут же начальники переходили в наступление: «Вы все о правах да о правах, а никто не вспоминает про обязанности!»
Имелось в виду, что мы на работу опаздываем, да еще выпиваем не в меру, да еще к станкам и машинам государственным не бережно относимся, а вот права, чуть что, качаем...
И вот мы услышали от самого Александра Исаевича:
«От века Просвещения мы многотысячно слышим о «правах человека», и в ряде стран они широко осуществлены, не везде в рамках нравственности. Однако: что-то не призывают нас защищать «обязанности человека».
Таким образом, публичные высказывания Солженицына полностью совпадали с идеологией «Единой России» и Кремля, прививаемой российским гражданам. А именно — суверенная демократия, загнивающий Запад, американская угроза, государство — превыше всего, права человека — это не главное... По всем пунктам. «Единая Россия» тотчас поддержала и одобрила, а кремлевское молодежное движение «Наши» объявило Александра Исаевича своим «союзником и единомышленником». И этим испортило весь эффект. Одно дело — когда великий человек в гордом одиночестве говорит то, что он говорит. И совсем другое — когда тут же выскакивают проправительственные энтузиасты с криками «Он наш! Он наш!» От имени «Единой России», кстати, выступил член Политсовета Андрей Исаев, который за два года до выступления Солженицына стариков и старух, протестующих против отмены льгот, обвинил в том, что они выходили на митинги по наущению мафии. Еще хорошо, что не ЦРУ... (В 2013 году Исаева за пьяный дебош в самолете сняли с поста главного идеолога партии.)
Но так или иначе, а «Единая Россия» и «Наши» сказали, что хотели, что чувствовали, чем прониклись до глубины души. И получилось: Александр Солженицын как зеркало кремлевской идеологии.
И похороны Александра Исаевича прошли под тем же знаком двойственности. Главным действующим лицом была опять же милиция. Как говорили на фронте и в лагерях — «краснопогонники», имея в виду части НКВД, вохру. На подступах к Академии наук, где состоялась траурная церемония, милиция выставила сплошные кордоны, людей под проливным дождем гоняли от турникета к турникету, пропуская через металлоискатели. А уж у Донского монастыря и вовсе был введен особый режим — президент страны приехал на похороны.
Телевидение постоянно повторяло, что могила писателя рядом с могилой Карамзина. Старое Донское кладбище — место погребения древнейших и знатнейших русских родов: Вяземских, Голицыных, Долгоруких, Трубецких, Черкасских. Здесь же покоятся А.П.Сумароков, М.М.Херасков, В.Л.Пушкин, П.Я.Чаадаев, В.Ф.Одоевский, В.И.Майков, О.И.Бове... В 2000 году сюда перенесли прах писателя Ивана Шмелева, в 2005 году — прах генерала Деникина. Но телевидение ни разу не упомянуло, что чуть ли не в ста метрах — могила одного из создателей Гулага, наркома внутренних дел Ежова. И здесь же, в крематории, устроенном в храме Серафима Саровского, сжигали и закапывали в траншеи на новом Донском кладбище прах тысяч и тысяч расстрелянных в годы Большого террора...
Это наша Россия.
На похоронах людей было мало. Одна из газет постаралась прикрыть неловкий факт прямым преувеличением: «Пришли тысячи...». Увы, не тысячи — сотни. Совсем не было молодежи. Она Солженицына не читала. Как раз в тот год в школы пытались внедрить новый учебник истории, в котором говорилось, что Сталин — самый успешный руководитель СССР, что усилия высшего руководства страны обеспечивали эффективность управленческой элиты: «Именно эта эффективность была одной из целей сталинских «чисток».
То есть лагеря и расстрелы — это было «обеспечение эффективности управленческой элиты».
Итак, молодежи не было, потому что она не знает Солженицына.
Кто ж был? Старые и пожилые, в непрезентабельных пиджаках и плащах. Не из тех, что относятся к процветающему слою. Остатки советской интеллигенции, которая в шестидесятые годы читала «Новый мир» и «Роман-газету» с «Одним днем Ивана Денисовича», а потом доставала самиздат, слушала «Архипелаг...» по западным радиоголосам. Уходящая натура.
Это — Россия Солженицына.
А нам остается думать: вернется ли Россия к Солженицыну?
При поддержке В.В.Путина сокращенный, адаптированный вариант «Архипелага Гулаг» введен в школьную программу по литературе.
Чтобы с юных лет прививка была. И тут уже речь далеко и не только о сталинизме, репрессиях. А о воспитании гражданина. Свободного человека в свободном обществе. Ведь по сути «Архипелаг...» — это огромной художественной силы документ о том, как государство растаптывало и растоптало 200-миллионный народ. Всех вместе и каждого в отдельности. Растоптало права человека так, что никто даже слов подобных не знал — «права человека». Уверен, что современные школьники прочитают книгу именно так, в современном контексте. И сделают выводы. Спроецируют на действительность, на свое место, на место государства в их жизни.
И, наконец, сама по себе история «Архипелага Гулаг» — история страны в определенный период.
Добавить комментарий