Автора How the West Won?, манускрипта на четыре с половиной сотни страниц, зовут Родни Старк. Он почетный профессор университета Бейлор в Техасе. Ему принадлежат около тридцати больших работ по социологии и истории религии. Главным образом, христианства. И той роли, которую оно сыграло в исторической победе Запада над прочими мировыми цивилизациями. Нива в сегодняшнем научном мире Америки, скажем прямо, не совсем политкорректная. Но и не фатальная, за возделывание ее в США от академической науки не отлучают. Родни Старк согласился ответить на наши вопросы.
— Давайте начнем с определения. Где и как вы проводите границы Запада — как географического понятия, так и культурной общности?
— Я бы сказал, в самом общем виде, что границы Запада — это, исторически, границы христианского мира. Это вся Европа, включая Россию, плюс территории, которые были заселены европейцами, и в которых европейцы на протяжении длительного времени составляли подавляющее большинство населения и были носителями доминантной культуры: Северная Америка, несколько стран Южной Америки, Австралия, Новая Зеландия.
Япония имеет парламентскую систему и капиталистическую экономику, но я отношу ее не к Западу, а просто к категории современных стран, которые импортировали некоторые атрибуты Запада, пересадив их на иную культурную почву. Этих атрибутов не было там изначально.
Поскольку история Запада, как я ее вижу, есть история поэтапного становления политического и социального плюрализма и частнопредпринимательской системы хозяйствования, то меня часто спрашивают, отношу ли я к Западу фашистские Италию и Германию. Да, отношу, но оба эти режима лежат за временными рамками моего исследования. Интересующий меня период простирается от принятия христианства до середины-конца XV—начала XVI веков, когда, скажем, португальцы, добравшись до Индии, ощутили свое полное интеллектуальное, научно-техническое и военное превосходство над тамошними правителями-мусульманами. То же чувство овладело ими в 1517 г., когда они оказались в Китае. Кстати, причины этого превосходства для самих европейцев были покрыты тайной. Меня же как раз занимает вопрос об истоках этого превосходства, которое промышленная революция, произошедшая двумя столетиями позже, только многократно усилила.
Не вся Европа была цитаделью плюрализма и демократии, но плюрализм и демократия существовали только в Европе, — подчеркивает Старк. — Равным образом, капитализм, рыночная экономика утвердились не во всей Европе. Но там, если где они и привились, то опять-таки лишь в Европе — также как и наука, и технические изобретения, которые ощутимо улучшили качество жизни огромного множества людей. Например, очки для чтения. Родни Старк продолжает:
— Китайцы, наверное, первыми изобрели доменную печь, порох, ветряные и водяные мельницы, но на судьбах мира эти изобретения, как таковые, мало сказывались. Лидерство достается тем, кто обладает таким мировоззрением и системой ценностей, которые позволяют эффективно и широко внедрять эти изобретения в жизнь. За пределами же Европы мы видим, что китайцы запрещают передовые методы в металлургии и даже механические часы, a власти Османской империи накладывают табу на печатный станок. Что касается пороха, то в Китае основное применение ему нашли в безделушках — в пиротехнике. Военное отставание Китая было такое, что он фактически без борьбы подчинился экономическому диктату европейцев и прозелитизму их миссионеров.
— Иудео-христианская вера европейцев, именно в ней вы видите первоисточник их превосходства над другими цивилизациями в материальной сфере, верно?
— Да, и все это начинается с идеи Бога, действующего обдуманно, сознательно, сообразно некоему плану. Таоизм, конфуцианство, буддизм делают упор на мистику, а не на земную жизнь. Учение ислама быстро окаменело и превратилось в догму, и роль мусульманских священников свелась к контролю над исполнением наказов Аллаха. Понятие интеллектуального прогресса в исламе отсутствует; ислам скорее верит в регресс человечества. В христианстве же мы имеем такого теолога, как Августин, который учил, что, полагаясь на разум и свободную волю, человек способен глубже постичь и Бога, и все его творение, подчиняющееся рациональным законам природы, а не случайности и хаосу. Так зарождался научный взгляд на вселенную.
Отличительной особенностью западной цивилизации было то, что лучшие ее умы посвящали себя накоплению знаний. И эти лучшие умы существовали в лоне церкви: не случайно, что именно средневековые схоласты были основателями первых больших университетов. «Мрачное средневековье» — это миф, созданный интеллектуалами XVIII века для того, чтобы очернить христианство и возвыситься над ним. Но именно в этот период, в Средние века, в эпоху якобы «беспросветной тьмы» в Европе был заложен научно-технический и философский базис для прорыва в мировые лидеры, который Европа осуществила спустя несколько столетий.
Давайте также вспомним, какой огромный вклад внесла церковь в развитие капитализма. Еще в VI веке Святой Бенедикт настаивал, что праздность вредна для души, и наставлял монастыри на хозяйственную деятельность, включая, банковскую и кредитную; даже доходы от продажи индульгенций направлялись церковью на внедрение передовых методов земледелия. К XI веку до трети всех монастырских хозяйств на Сене под Парижем имели ветряные мельницы. Итальянские города-государства Генуя и Венеция уже к середине XII века являли собой пример секулярного капитализма. С развитием торговли и промышленности пополнялся круг лиц, принимавших общественно важные решения, к придворной и военной знати добавлялись негоцианты, банкиры, руководители гильдий. И церковь благословляла этот процесс постепенной демократизации. Только в XVI веке Контрреформация с ее акцентом на аскетизм восстала против предпринимателей и банкиров, что уже в наше время натолкнуло Макса Вебера на ложную мысль, будто капитализм «придумали» протестанты.
— Древний Рим с его законами и государственными институтами считается духовной предтечей современного Запада...
— Рим, как и империи египтян, османцев или китайцев, на самом деле тормозил прогресс, так как алчность его правящего класса, конфискационные налоги и незаконное присвоение собственности отбивали у подданных интерес к созданию материальных ценностей. Их единственным устремлением было обезопасить свое добро от имперских мытарей. На фоне грандиозных общественных сооружений, воздвигнутых принудительным трудом, римский плебс веками ютился в нищете.
Китайские мандарины надевали на свои длинные изогнутые ногти чехлы, демонстрируя тем самым презрение к производительному труду; римские патриции от них недалеко ушли: они тоже считали работу занятием унизительным, ставили текущее потребление выше сбережений и инвестиций и, в целом, были враждебно настроены к техническим новациям. А иудео-христианская традиция как раз нашла золотую середину между аскетизмом и сибаритством, объявив разумное самоограничение в желаниях добродетелью, но одновременно дав человеку санкцию на приумножение своих земных благ. Из соединения этих элементов Европа получила мощный двигатель материального прогресса и оставила позади весь остальной мир... Я бы сказал, что падение Рима и неспособность ни одного из последующих императоров воссоздать на Западе какое-то подобие централизованного имперского правления послужили залогом бурного экономического и политического развития Европы. Короли были слабы, а народы свободны в передвижении. Византия же просуществовала еще много веков, и жители Восточной империи в исторической перспективе только проиграли вследствие ее живучести.
— Согласны ли вы, что Запад, войдя крестовыми походами в цивилизационный клинч с исламом, ускорил попутно гибель Восточной империи и тем самым ослабил позиции христианства в мире?
— Разграбление Константинополя во время Четвертого похода, жуткое по своей свирепости, со стратегической точки зрения было, однако, не столь важным, поскольку Византия уже не могла заслонять Запад от нашествий с юга и востока. На мой взгляд, крестовые походы были, прежде всего, ответом Европы на четырехсотлетнюю колониальную экспансию ислама. Не будем забывать, что знаменитая битва при Пуатье, в которой Мартелл остановил продвижение арабов, произошла всего в каких-то двухстах километрах от Парижа. Ослабление халифата, с одной стороны, и катаклизмы в Святой земле — с другой, дали Западу сильный стимул к тому, чтобы попытаться взять исторический реванш у мусульман и параллельно обеспечить безопасность христианских святынь в Палестине. В общем и целом, я бы сказал, у них это получилось, несмотря на огромное численное превосходство неприятеля, и с тех пор арабы уже больше не угрожали Западу. Да и поползновения османов на Средиземноморье — я не говорю об угрозах с суши — в течение длительного времени успешно пресекали всего несколько сот рыцарей, основавших свои государства на островах Средиземного моря. В частности, на Родосе, отстоящем от турецкого берега не более чем на несколько десятков километров. В упадке же государств крестоносцев я вижу прообраз крушения европейских империй в ХХ веке: когда церковным и светским властям стало накладно содержать рыцарей в Азии — они вернулись домой.
«Запад победил, но я понимаю, что в истории ничего вечного не бывает» — подытожил Старк свои замечания. Но пока ему отрадно видеть, какой неподдельный интерес его студенты из Китая, носители великой исторической традиции, проявляют к книге How the West Won, и к тому, какую роль в этой победе сыграло христианство.
Добавить комментарий