Эти слова принадлежали поэту Осипу Мандельштаму, имя которого долгое время оставалось неизвестным его согражданам. Давайте перелистаем написанные им страницы — и вместе его вспомним.
Родился Мандельштам в последнее десятилетие XIX века. Его первый поэтический сборник «Камень» был издан еще до революции, когда автору, уже поучившемуся в Сорбонне и Гейдельберге и живущему теперь в Санкт-Петербурге, было немногим более 20-ти лет. В эти годы он вошел в круг талантливых людей, включавший Ахматову и Цветаеву, Пастернака и крымчанина Волошина. Вскоре в печати появился его второй сборник «Тристия» (это имя он взял у поэта Овидия, в далекие времена сосланного римским правителем на пустынные берега Черного моря). Мандельштам рассказывал:Мне Тифлис горбатый снится,Сазандарей стон звенит,На мосту народ толпится,Вся ковровая столица,А внизу Кура шумит.Над Курою есть духаны,Где вино и милый плов,И духанщик там румяныйПодает гостям стаканыИ служить тебе готов.Кахетинское густоеХорошо в подвале пить, —Там в прохладе, там в покоеПейте вдоволь, пейте двое,Одному не надо пить!Или вот еще, «Московский дождик»:Он подает куда как скупоСвой воробьиный холодок —Немного нам, немного купам,Немного вишням на лоток.И в темноте растет кипенье —Чаинок легкая возня,Как бы воздушный муравейникПирует в темных зеленях.Из свежих капель виноградникЗашевелился в мураве:Как будто холода рассадникОткрылся в лапчатой Москве!
Вы ощущаете этот холодок, видите лежащие на лотке вишни?
В конце 20-х годов Мандельштам много ездил, часто видался с друзьями, переводил Петрарку и сотрудничал с газетой «Вечерняя Москва». Среди написанного было и милое «Александр Герцевич, еврейский музыкант...» (позже зазвучавшее в исполнении Никитиных), и совсем иное:
За гремучую доблесть грядущих веков,За высокое племя людей, —Я лишился и чаши на пире отцов,И веселья, и чести своей.Мне на плечи кидается век-волкодав,Но не волк я по крови своей:Запихай меня лучше,как шапку, в рукавЖаркой шубы сибирских степей...Чтоб не видеть ни труса,ни хлипкой грязцы,Ни кровавых костей в колесе;Чтоб сияли всю ночь голубые песцыМне в своей первобытной красе.Уведи меня в ночь, где течет ЕнисейИ сосна до звезды достает,Потому что не волк я по крови своейИ меня только равный убьет.В 1932 году — по указанию сверху — был создан единый (и подразумевалось, единомышленный) Союз Советских Писателей. Мандельштаму, продолжавшему читать свои стихи на поэтических вечерах, ленинградский писательский глава Тихонов сказал: «уезжайте из Ленинграда, наши писатели вас не хотят!» А «не хотел» он — и такие как он (хоть и помнилось, что в свои молодые годы Тихонов неплохо писал — ну, хотя бы о бедном индийском мальчике Сами, так полюбившееся советским ребятам).
Мандельштам, от повседневной жизни вроде далекий (и даже какой-то нелепый!), обладал острым и проницательным взглядом, видел, что делается в стране. Результатом увиденного оказалось, впоследствии знаменитое, его стихотворение, начинавшееся словами:
Мы живем, под собою не чуя страны,Наши речи за десять шаговне слышны...Он читал стихотворение близким друзьям (о публикации не могло быть и речи!). При этом нашелся некто, доложивший опасный текст «органам...» Последовал арест автора и высылка его в приуральский городок Чердынь. Затем место ссылки (из-за вмешательства симпатизировавшего Мандельштаму наркома Бухарина) все же заменили на «более европейский» Воронеж. Немного придя в себя, он продолжал писать. Вот небольшой отрывок из тогдашнего:Люблю морозное дыханьеИ пара зимнего признанье:Я — это я, явь — это явь...И мальчик, красный как фонарик,Своих салазок государикИ заправила, мчится вплавь.И я — в размолвке с миром, с волей —Заразе саночек мирволю —В сребристых скобках, в бахромах, —И век бы падал векши легче,И легче векши к мягкой речке —Полнеба в валенках, в ногах...
Однако, верный обретенному пониманию советской жизни, тогда же, в Воронеже, было написано:
Если б меня наши враги взялиИ перестали со мной говорить люди;Если б меня лишили всего в мире:Права дышать и открывать двериИ утверждать, что бытие будетИ что народ, как судия, судит, —Если б меня смели держать зверем,Пищу мою на пол кидать стали б, —Я не смолчу, не заглушу боли,Но начерчу то, что чертить волен,И, раскачав колокол стен голыйИ разбудив вражеской тьмы угол,Я запрягу десять волов в голосИ поведу руку во тьме плугом —И в глубине сторожевой ночиЧернорабочей вспыхнут земли очи,И в легион братских очей сжатыйЯ упаду тяжестью всей жатвы,Сжатостью всейрвущейся вдаль клятвы —И промелькнет пламенных лет стая,Прошелестит спелой грозой: Ленин,Но на земле, что избежит тленья,Будет губить разум и жизнь Сталин.Окончилась трехлетняя ссылка. Мандельштам побывал на Беломорско-Балтийском канале (про эту стройку, где во множестве работали заключенные, ему как-то не писалось), затем жил, вместе с преданной женой, в Москве, в наконец полученной от государства комнате. Но до «хозяина», надо полагать, уже дошло, что воспевающих его стихов Мандельштам не напишет. И в мае 1938 года поэта арестовали снова, обвинив в «контрреволюционной деятельности». Приговором был (нет, не расстрел, — Сталин, похоже, считал, что «поэтов опекает Всевышний», и казнить их нельзя) пятилетний тюремный срок. В сентябре того же года «заключенный Мандельщтам» по этапу был отправлен срок отбывать. Последнее его письмо с дороги, из Владивостока, имело дату «ноябрь 1938 года».
Его жена Надежда, уже лишенная московской комнаты, мыкалась по стране в поисках работы. Что с Осипом и где он находится, оставалось неизвестным до мая 1940 года, когда его брату, вызвав в домоуправление, сообщили, что «27 декабря 1938 года О.Э.Мандельштам скончался, от сердечной недостаточности, в транзитном лагере Белая Речка», — то есть почти полтора года тому... Умер он суровой дальневосточной зимой, и — как было заведено, похоронен в общей могиле.
Подробнее обо всем этом можно прочесть в воспоминаниях мандельштамовской вдовы, которые были изданы в США в 1970 году, еще при ее жизни.
Как оказалось, в англоязычном мире Мандельштама ценили высоко: издавались его произведения в прозе и стихах (стихи, правда, были представлены «в пересказе», без рифм и ритма, что для поэзии — убийственно). О нем немало писали американцы Кларенс Браун (Mandelstam, Osip 1993, 2002. The Noise of Time: Selected Prose, translated by Clarence Brown, Northwestern University Press; Reprint edition ISBN 0-8101-1928-5) и Дэвид МакДуфф (Mandelstam, Osip, 1973. Selected Poems, translated by David McDuff, Farrar, Straus and Giroux, New York and, with minor corrections, Rivers Press, Cambridge), очень интересно вспоминал о нем сэр Исайя Берлин, прошлый житель Ст.-Петербурга.
А что же отечественная печать? До горбачевских лет какие-то поэтические строки (но без упоминания имени автора) проскакивали в произведениях его приятеля Валентина Катаева, который рассказывал также, как после Воронежа катал Мандельштама на своей новенькой машине по стремительно строящейся Москве. А в 90-е годы вышли «Воспоминания» Корнея Чуковского, и там тоже есть немного о Мандельштаме (впрочем, куда раньше, в 1964 году, писал о нем в журнале «Москва» сын Чуковского Николай), писал о нем и представитель следующего поколения Петр Вайль. Официальная реабилитация имени Мандельштама прошла в два приема: в 1956 году «частично», а через 31 год — полностью.
В 2009 году в США появился роман The Stalin Epigram, написанный американцем Робертом Литтеллом (The Stalin Epigram: A Novel, by Robert Littell), где рассказывалось о последних годах Мандельштама. Фантазия автора досочинила там встречу Сталина с неким тюремным сидельцем, соседом Мандельштама по камере. Сталин расспрашивал его о Мандельштаме, а в конце воскликнул: «Вот сочини он хороший стих про меня — и остался бы жив! Но он не хотел, и так сам себя прикончил. Я тут не причем». Подобных слов реальный Сталин не произносил — но с авторской идеей можно согласиться...
На сегодня установлены памятники Мандельштаму во Владивостоке, есть также памятники в Москве и в Петербурге (укромно стоящие в каких-то дворах центра). В 2008 году в память о 70-летии со дня смерти поэта памятник Мандельштаму был открыт в Воронеже.
В России в XXI вeке издано его «Полное собрание сочинений» в трех томах — читайте, кто хочет...
Добавить комментарий