Вспоминая священника Александра Меня. К 25-й годовщине гибели отца Александра Меня

Опубликовано: 8 сентября 2015 г.
Рубрики:

Прошло 25 лет со дня гибели православного священника Александра Меня. Сегодня его книги, как пущенная стрела, наконец-то достигают россиян не только в России, но и за рубежом. В этом году 9 сентября, в день его трагической гибели, пройдут конференции, посвященные его жизни и творчеству. Писатель Николай Боков назвал его в своих воспоминаниях «удерживающим». На самом деле жизнь праведника сдерживает расползание зла, которое сегодня заполонило Россию. Два года назад в Пскове был убит еще один праведник, духовный друг отца Александра – исповедник и мученик священник Павел Адельгейм. Страшно подумать, найдется ли сегодня в России хотя бы 10 праведников, из-за которых Господь сдерживает свой гнев против нечестивцев?

 

Вторая половина 1980-х годов привнесла немало положительного в жизнь Русской Церкви – дышать стало намного свободнее, возникла возможность миссионерства. Но даже эти обстоятельства не обольщали отца Александра: « …в поле зрения наблюдается общее снижение уровня: поправение христианской интеллигенции, равнодушие среди духовенства, умственный разброд среди неофитов. Но почва продолжает оставаться многообещающей. Цивилизация нашей страны (я имею в виду русскую) очень смешанная, этнически имеет много положительных черт. Она была открыта воздействиям тюркского и других элементов. В силу этого она неустойчива и бурлива, в ней нет той культурной законсервированности, как в старой Европе. В ней еще мало буржуазности, много искания, жизненности, порывов доброты и человечности. Хотя это грозит многими бедами, но создает хороший фон для духовной открытости и душевной витальности (цивилизация эта моложе европейской). Все это создает хорошую почву для идей, для духовных посевов (как дурных, так и добрых). Только это я имел в виду. Европа ощущает свою "старость", ее давит "наследие", Америку - потребление. У нас в силу неустойчивости (старое разметали - частично), да и с потреблением худо (но соблазн есть) - ситуация бурлива.

 

Я никогда не верил, что внешние факторы целиком определяют жизнь Церкви. Ничто не может поколебать Ее, если верующие сохранят верность основам Евангелия. Нам уже не раз предоставлялись возможности, но "активизация церковников", увы, есть миф, изобретенный авторами атеистических лекций и публикаций. За упущенными возможностями всегда следует расплата. Но не все потеряно. Есть люди. Найдутся и "три праведника". Не обольщался он и тем обстоятельством, что РПЦ может возглавить епископ нового типа, выросший во времена брежневских послаблений: «Думаю, что радикальных перемен это не принесет. Поскольку общая картина ясна и сейчас. Ослабление экуменического духа, поправение, замыкание, общая инерция. Но опять-таки почва плодородна и может родить много неожиданного. Главный враг теперь, как, впрочем, и раньше - "бытовизм", заглушающий то, что есть живого в духовенстве.”

Ситуация начала стремительно меняться в декабре 1986 года. 8 декабря в лагере умер правозащитник Анатолий Марченко, большую часть жизни проведший в заключении. Его смерть всколыхнула даже западную интеллигенцию. 15 декабря этого же года отец Александр обратился к митрополиту Ювеналию с письмом. В нем он сообщал: «…Два года назад я начал работать над «Словарем по библиологии», который хочу предложить в качестве юбилейного дара нашей «Алма Матер», МДА (Московская духовная академия, – прим. редактора), к празднику тысячелетия Крещения Руси. Разумеется, мне хотелось бы показать Вам свою работу, но откладывал это до ее завершения. Однако, ознакомившись с прекрасным 27-ым сборником Богословских трудов, где предложено присылать свои замечания к Богословскому словарю, я решил написать Вам сейчас. Быть может, что-то из моего справочника окажется полезным для Издательского Отдела. Словарь состоит из 7 томов, по 300 страниц машинописи каждый. В настоящее время я дописываю 6-ой том. Три передано Владыке Ректору; на днях собираюсь передать 4-ый. (Но уже после этого пришлось внести в текст дополнения и коррективы). Весь Словарь включает свыше 2000 статей и около 400 портретов и фотографий…».

 Митрополит Ювеналий переслал это письмо митрополиту Питириму (Нечаеву) главе Издательского отдела. Тот прислал в МДА своего сотрудника. Заведующий библиотекой заявил, что у него ничего нет. Тогда тот отправился к ректору. Ректор подтвердил, что у него находятся три тома Словаря, но ничего не дал.

19 декабря 1986 года Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев позвонил в Горький, академику Андрею Сахарову, где тот томился в ссылке. Горбачев сообщил о решении правительства – Сахарову не только разрешено вернуться в Москву, но и продолжать научную деятельность. Сахаров еще в феврале 1986 года написал письмо Горбачеву, в котром призывал освободить всех политических заключенных. В разговоре с Горбачевым Сахаров спросил – освобождены ли те политзаключенные, о которых он просил в письме. Горбачев ответил: «Рассматриваем. Часть уже освобождена. Но там есть разные люди».

В тот же день академик Сахаров вернулся в Москву. Это был переломный момент в жизни страны. Заканчивалась эпоха тоталитаризма. Несмотря на то, что зима 1987 года была в разгаре, казалось, что весна освобождения вошла в свои права и радикально меняются правила советской жизни.

В конце сентября 1987 года отец Александр был у митрополита Ювеналия, чтобы ознакомить его с кратким историческим очерком по истории РПЦ, который он написал к 1000-летию Крещения Руси. Тогда еще было непонятно – примет ли государство участие в этом торжестве. Митрополит внимательно прочел очерк. Посоветовал отнести его и показать заместителю председателя Совета по делам религий Генриху Михайлову, в кабинете которого неоднократно допрашивали отца Александра. Тогда же отец Александр узнал, что митрополит своим указом сместил с поста настоятеля нашего храма протоиерея Иоанна Клименко. И вскоре отец Александр стал настоятелем Сретенского храма в Новой деревне. После разговора с митрополитом он отправился в Совет, и там состоялся странный разговор. Михайлов встретил отца Александра как родного, едва не расцеловал, прочел очерк, одобрил, расспрашивал, как к нему относятся в Журнале Московской патриархии. Отец Александр ответил кратко: «Никак». Михайлов пообещал поговорить с митрополитом Питиримом (Нечаевым), главным редактором ЖМП. Но отец Александр сообщил ему, что его больше заботит судьба 7-томного Словаря по Библиологии, работа над которым близится к завершению. Оказалось, что Михайлов уже слышал о Словаре и согласился, что его необходимо куда-то пристроить. И стал рассказывать о том, что готовятся изменения в законодательстве о культах. Высказал мнение, что необходимо законодательно закрепить катехизацию детей. Отец Александр подивился – ровно год назад в этом же кабинете его обвиняли, что он утратил контроль над своими магнитозаписями. И требовали публичного раскаяния, а теперь вдруг решили изменить законодательство!

Зимой юбилейного года стало ясно, что государство примет участие в торжествах. Нежданное и незапланированное ЦК КПСС празднование летом 1988 года 1000-летия Крещения Руси оказалось отправной точкой, своеобразным сигналом, что открылись щирокие возможности для христианского благовестия. И отец Александр предпринял огромные усилия, чтобы использовать открывшиеся возможности на полную мощность. В 1987 году впервые после 1966 года в официальном издании РПЦ, в «Богословских трудах», была опубликована его статья «К истории русской православной библеистики». В этом же году он впервые получил возможность выехать за границу и по частному приглашению посетил Польшу. Изменилось отношение к нему и церковного начальства - 2 февраля 1988 года он был награжден митрой. В этом же году покинула СССР его дочь Елена с мужем и сыном. Поначалу они обосновались в Италии. Отец Александр, используя свои знакомства на Западе, всячески старался помочь их семье обосноваться на новом месте. 11 мая 1988 года прозвучала его первая публичная лекция в Доме культуры Московского института стали и сплавов. 19 октября 1988 года – первое выступление в школе № 67. В том же месяце появилась первая публикация в «светском» журнале «Горизонт». И с этого года плотина, преграждавшая путь его миссии, была прорвана – начались его публичные лекции в институтах и московских Домах культуры: в Историко-архивном институте, в ДК завода «Серп и молот», в ДК имени Серафимовича, в ДК «Московского завода автоматических линий», в ДК фабрики «Дукат», в ДК «Красная Пресня», в ДК имени Максима Горького, в помещении церкви святого Георгия в Зарядье, в библиотеке иностранной литературы, в Московском доме техники, в музыкальном училище. С успехом проходят его лекции и выступления на выставках - «Метасимволизм» творческого объединения «Колесо», а также в театре «На досках»

Эта бурная публичная деятельность не мешала ему писать - в 1988 году была завершена первая редакция «Библиологического словаря». В этом же году, по рекомендации митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия, эта работа была представлена в Ленинградскую Духовную академию на соискание степени доктора богословия. На радио отец Александр в марте 1989 года вел два раза в месяц часовую передачу на тему «Книга Книг – Библия и культура». Создал сценарий радиопьесы «Моисей», в которой принимали участие 16 артистов и сам отец Александр. 26 ноября 1989 года состоялось его первое выступление по центральному телевидению – проповедь на тему: «Вечные вопросы». Однако, продолжения не последовало – в последний момент был отменен его творческий вечер на центральном телевидении, несмотря на то, что были уже разосланы пригласительные билеты. Включились консервативные силы партаппарата и КГБ, которые сочли, что отцу Александру не место на центральном телевидении. И все же в течение 1989-90-х годов в различных журналах и газетах вышло тридцать статей отца Александра. Осенью 1989 года начал работу созданный им Общедоступный православный университет, который поначалу арендовал помещения Литературного музея на Петровке. Лекции читал он сам и его прихожане. В программу входили – мир Библии, проблемы культурологии и экологии, а также история Русской Православной Церкви от ее возникновения, включая ХХ столетие. Лекции посещали в первый год существования университета не более пятидесяти человек. Отец Александр инициировал возрождение Библейского российского общества.

В январе 1989 года, благодаря его усилиям, была создана группа милосердия в Республиканской детской клинической больнице. В конце октября – начале ноября 1989 года отец Александр уехал в Италию, а 2 ноября выступил на международном симпозиуме в Бергамо с докладом «Основы культурного единства». В Риме присутствовал на похоронах сестры Мадлен, одной из основательниц “малых сестер Иисуса”. С января 1990 года продолжалась работа по возрождению Российского библейского общества. Отец Александр уговорил члена-корреспонедента Академии наук С. С. Аверинцева стать президентом возрождающегося общества. На Пасху 1990 года состоялось его публичное выступление перед многотысячной многоконфессиональной аудиторией в спорткомплексе «Олимпийский». По случаю Пасхи 1990 года, баптисты собрались в огромном олимпийском стадионе столицы. Для православных подобная форма евангелизации была совершенно непривычной, и Патриархия, когда ей предложили подобное, уклонилась. Но отец Александр вызов принял. Он предстал перед множеством людей в белой рясе и говорил о Тайной Вечере Христа и о последней беседе с апостолами накануне Его страстей. В мае 1990 года в составе группы российской интеллигенции, накануне визита первого президента СССР Михаила Горбачева состоялась поездка на конференцию в Германию, где он выступил с кратким докладом.

В июне 1990 года он совершил еще одну поездку в Италию. Ему хотелось помочь дочери, повидаться с внуком Александром, которого он глубоко любил. Вернувшись в СССР, принялся за организацию редакции журнала «Мир Библии». Передал в журнал «Смена» сокращенный вариант «Сына человеческого» с просьбой передать гонорар на постройку крестильни в Новой Деревне. В это же время подготовил новый вариант книги «Как читать Библию» и заключил договор об издании ее в Риге. Завершил редактуру рукописи нового варианта книги для детей об Иисусе Христе «Свет миру» и заключил договор с издательством «Малыш». Подготовил сборник статей «Трудный путь к диалогу» с предисловием митрополита Сурожского Антония и передал право на его издание в издательство «Радуга». Окончательно завершил работу над «Библиологическим словарем». В ДК «Серп и молот», начиная с 16 сентября, был объявлен цикл лекций «Читаем Библию». 2 сентября 1990 года состоялось открытие воскресной школы в Новой деревне. 8 сентября прозвучала его последняя лекция «Христианство» в доме «Науки и техники» на открытии второго года «Общедоступного православного университета».

Просматривая его расписание в последние два года его жизни, следователь не понимал – как мог один человек успеть сделать так много за короткую жизнь. Для неверующего человека это оставалось загадкой. Для отца Александра служение литургии было прежде всего общением с Богом. Залогом вечной жизни, который он умножал на земле. В одном из писем он признавался: “...А потом полумрак и тишина и исповедь полтора часа: печали, грехи, сомнения, трудности житейские и внутренние. Все может отнять лишь божественный огонь литургии, который расплавляет земную кору.” В одном из интервью 1988 года отец Александр признавался: “Я чувствую в себе больше сил, даже физических. До рукоположения я был значительно слабее физически. Это парадокс – я был моложе… на 30 лет. После рукоположения я стал способен выносить нагрузки в пять раз большие. Кроме того, за каждой литургией я получаю таинственный квант духовной энергии; в общем, я могу чувствовать такую близость Божию, которую раньше не ощущал…".

В августе 1990 года отец Александр отвечал на вопросы испанской журналистки Пилар Бонет. Она брала у него интервью для журнала "Панорама". Постоянно общаясь в последние годы с широким и разнообразным кругом соотечественников, отец Александр поделился с ней своими наблюдениями о том, насколько серьезно изменилось советское общество и РПЦ за протекшие с празднования 1000-летия Крещения Руси годы. Он отметил новые тенденции, резко проявившиеся в РПЦ: "Довольно мощным является течение консервативное, которое резко противопоставляет себя Западу, враждебно относится ко всем реформам, идеализирует прошлое, берет из прошлого наиболее жесткие модели, я бы сказал средневековые. Это очень популярная в определенных кругах тенденция. На западном языке это можно назвать «правое», глубоко правое направление. Вы спросите: почему это так в Церкви? Одна из причин - искусственный отбор, потому что все живые, эспериментирующие силы внутри Церкви беспощадно уничтожались в течение нескольких поколений. Если епископ проявлял дух свободы, независимости, эспериментаторства - его сразу отправляли в провинцию или на покой, то есть на пенсию. И поэтому сохранились, выжили и размножились самые правые, самые консервативные. Их любили чиновники, их любил КГБ. Не будем скрывать, что власти нравилась Церковь, выглядевшая как осколок седой старины, как музей.

В 60-х годах среди духовенства были люди свободные, передовые. Их оттеснили. Епископы были консервативны. Сейчас среди епископов есть уже более открытые, а среди рядового духовенства больше консерваторов. Но все-таки тенденция охранительства, то есть консервативная, всюду господствует. Более того, либералы ее побаиваются. Общий уклон сейчас такой. Это реакция на разрушение национальных ценностей. Раз не устраивают коммунисты - сразу давай монархию, идеализация монархии; раз не устраивает партийный аппарат - давайте восстановим Церковь в том виде, как она была до революции. Хотя забываем, что именно потому, что она была такой, произошла катастрофа. Это никого уже не интересует. Ностальгия по прошлому. Это все очень разочаровывает людей, уставших от идеологического гнета. Они искали среди христиан открытой позиции, а встречают новый вариант закрытого общества.

Вообще, религиозное пробуждение - вещь естественная. У нас, в целом, общество потенциально довольно религиозное. И когда его лишили веры, оно перенесло свою религиозность на политику. Сейчас произошло разочарование в старых богах и снова возвращение к традиции. Понятно, что коммунизм не любил национального, потому что он хотел нивелировки. Ему нужны были не нации, а граждане. Коммунисты поступили так же, как цари Древней Ассирии. Когда они завоевывали страну, они переселяли оттуда побежденных и ввозили на их место жителей других покоренных областей. Зачем это делается? Чтобы люди потеряли свое национальное лицо. Чтобы не было очага сопротивления. Чтобы все стали только подданными царя. И как реакция на это, как самозащита какого-то культурного целого национализм вполне понятен, это закономерно. Это не вполне нормальное состояние, это реакционно, но все-таки это реакция законная. Дело в том, что людям это надоест. Все время заниматься культурным нарциссизмом - это надоедает. Даже самые глубокие патриоты в конце концов уже устают от этого.”

В этом интервью затронута одна из самых болезненных тем для любой страны – тема национализма. Бонет спросила у отца Александра, находится ли сейчас Россия на стадии нарциссизма? Он ответил: "Нет, скорее он только поднимается. Но он вреден, он опасен, потому что заставляет общество идеализировать самое себя. Это очень свойственно и нашим клерикальным кругам. В восторге от себя. Когда мы, верующие, справляли тысячелетие Крещения Руси, не было сказано ни одного слова покаяния, ни одного слова о трагедии Русской Церкви, а были только восторг и самоупоение. Я понимаю, что каждая культура, каждый народ так или иначе любит свое «я», но сейчас это в таком виде, что мы любим себя, но не любим ничего другого. Даже католики в нашей стране стали националистами. Возьмем греко-католиков Украины. Казалось бы, они принадлежат к универсальной, интернациональной Церкви, - но выступают как националистическая группировка. Католики-литовцы - тоже националисты. После долгого угнетения национальных традиций начался процесс возврашения к ним. Этот процесс надо уважать. И я уважаю, я понимаю, что творчество может быть только национальным, в конкретных формах. Но в то же время необходимо предостерегать от опасности поправения. Понимаете, модель открытости приемлема для тех, кто твердо стоит на своей позиции, кто уверен в ней. Тот, кто не уверен, под кем нетвердая почва, - тот предпочитает закрытую модель, ему так удобнее.

Лет пятнадцать тому назад у меня был один юноша, и он стал посещать иногда баптистов. Я ему говорю: вы же православный, естественно, вы можете там быть, потому что всюду Церковь, всюду Христос, всюду Евангелие. И это посещайте, и свою церковь не забывайте. И когда я ему развил открытую модель, он сказал: ой, как мне неуютно! Кончилось тем, что он стал баптистом. Этот человек мог быть или баптистом, не признаюшим православных, или православным, который клянет баптистов. Он должен был иметь маленькую норку. Говорят, царь Петр имел такую болезнь психическую - он боялся больших пространств. Он себе делал маленькие комнатки и прочее. Такая есть болезнь - боязнь пространства."

Это интервью особенно привлекло внимание руководителя следственной группы Ивана Лещенкова, поскольку отец Александр открыто говорил о тех опасностях, которые подстерегали не только страну, но и Церковь. Не совсем понятно было, почему отец Александр говорил о необходимости покаяния не только русского народа, но и Церкви. В одной из лекций он более полно раскрыл необходимость покаяния не только для личности, но и для нации. Более того – он четко сформулировал три задачи для тех российских христиан, которые думают о возрождении Русской Церкви и России, на будущие годы: "…Я говорю о том, что надо уметь каяться и трезво видеть прошлое, каяться друг за друга! Если бы это была только история, все выглядело бы совершенно иначе. Трудно сейчас каяться за древних людей, которые жили много тысяч лет назад. Никто не чувствует себя причастным к вине какого-нибудь египетского фараона или даже Иисуса Навина – все это безмерно далеко. И даже не хронологически, а религиозно, нравственно и человечески. Между тем то, что происходило в начале ХХ века, в ХIХ или же в ХVIII веках – это пока все еще та же цивилизация, в которой мы живем и сегодня. Пока еще для нас живыми являются те писатели и художники, которые творили тогда. Философские и политические идеи, которые формировались – все соотношения сил, которые мы сегодня наблюдаем в России, уже тогда имелись в зачатке. Недаром так ярко Салтыков-Щедрин рассказывал о будущем – он увидел сегодняшний день уже тогда! Один современный выдающийся писатель задал однажды толковому журналисту вопрос: как получилось, что Россия, православная страна, стала страной массового атеизма? Он ему ответил: "Церковь не выполняла того назначения, которое Господь ей дал – проповедь, свидетельство, присутствие!" Подумаем о будущем – чего ожидает от нас Господь? Чтобы мы, то есть Церковь, обратили внимание именно на эти моменты.

Проповедь. Это значит, что мы должны найти общий язык с людьми нашего времени – не отождествляясь с ними полностью и не отгораживаясь от них стеной архаики. Это значит, что мы должны поставить заново, свежо, как бы открывая это впервые, все те вопросы, которые ставит перед нами Евангелие.

Свидетельство. Это значит, что мы должны решить – мы еще не решили – жизненную задачу, мы должны найти свою позицию в жизни, свое место – не в обычном смысле слова, а свое жизненное отношение ко всем жизненным проблемам.

И, наконец, присутствие. Чтобы мы все время учились молитве и чтобы углубляли в себе опыт таинств, чтобы наше свидетельство было не свидетельством об идеологии, а свидетельством о живом присутствии Бога в нас."

Отец Александр затронул важную тему идеологии, противопоставив ей живую и действенную веру. Глубоко и верно говорил об идеологии и его современник, священник Александр Шмеман: "Мы живем в эпоху торжества идеологий – ужасное слово, возникшее, в сущности, совсем недавно и уже почти непоправимо отравившее наш мир, нашу жизнь. Что такое идеология? Это учение или теория, не только выдающая себя за абсолютную и всеобъемлющую истину, но и предписывающая человеку определенное поведение, действие. На глубине идеология – это, конечно, эрзац, подмена религии. Но разница, и огромная разница, между религией и идеологией в том, что религия, вера, - это всегда очень личное, невозможное без глубокого личного и внутреннего опыта, тогда как идеология, всякая идеология, начинает с того, что просто все личное отрицает и отвергает как ненужное. Религия – призыв верить – всегда обращена к человеку. Идеология всегда обращена к массе, коллективу, в пределе к народу, классу, человечеству. Цель, сущность религии – в том, чтобы, найдя Бога, человек нашел бы себя, стал собой. Цель и сущность идеологии – в том, чтобы подчинить себе без остатка человека, чтобы человек стал слугой и исполнителем идеологии. Религия говорит: "Какая польза человеку, если он весь мир приобретет, а душе своей повредит?" Идеология говорит: нужно весь мир приобрести для осуществления идеологии. Религия в другом человеке призывает видеть ближнего; идеология всегда направлена на дальних, безличных, отвлеченных людей… Только в религии, только из религии возможна идея личности – вот чего не понимают, не могут, не хотят понять современные люди, все жаждущие спасения от той или иной идеологии.”

Руководитель следственной группы Иван Лещенков неоднократно возвращался к интервью с Пилар Бонет, надеясь найти в нем подсказку. Когда она спросила отца Александра Меня о том, имеет ли консервативное течение в Церкви поддержку военных и в политических кругах, он прямо ответил: "Да, его поддерживают наши нацисты, их много у нас. Вот «Память» - это все нацисты, фашисты, они на этом растут как на дрожжах. А почему антиэкуменизм? Потому что экуменизм требует от человека уважать чужую модель христианства. А у нас вместо этого - ненависть. Слово «католик» почти ругательством стало теперь, как во времена Тараса Бульбы. Если называть зарождение русского фашизма не тревожным, то что тогда тревожно? Его очень активно поддерживают очень многие церковные деятели. Произошло соединение русского фашизма с русским клерикализмом и ностальгией церковной. Это, конечно, позор для нас, для верующих, потому что общество ожидало найти в нас какую-то поддержку, а поддержка получается для фашистов. Конечно, не все так ориентированы, но это немалый процент. Я не могу сказать какой, я этого не изучал. Но куда ни сунешься, с кем ни поговоришь, - этот монархист, этот антисемит, этот антиэкуменист и так далее. Причем развешиванием ярлыков занимаются люди, которые вчера еше не были такими. Понимаете? Нет, это характерно, веяние эпохи! Эпоха реакции. Когда Горбачев открыл шлюзы, то хлынули и демократия, и реакция. Но реакция всегда более агрессивна. Сионистофобия — это типично. В тысяча девятьсот семьдесят пятом году, пятнадцать лет тому назад, я давал интервью, которое напечатали в Париже. И там меня спрашивали, есть ли антисемитизм в Церкви. Я говорю: не сталкивался. В массовом масштабе. Прошло пятнадцать лет - полностью изменилась картина. Я бы уже так не сказал сейчас. Это стало одной из характерных черт, к сожалению."

Об этом же он писал в одном из последних своих писем Владимиру Леви, отвечая на его упреки и предосторежения. В этом письме впервые звучит тревога и предчувствие скорой гибели: "Дипломат ли я? Не знаю. Но если да, то вполне сознательный. Этого требуют условия. Сам знаешь – какие они. И неизвестно, сколько все это продлится. Если я сейчас не сделаю того, что нужно, потом буду жалеть об упущенном времени... Не так просто понять того, кто десятилетиями был посажен на короткую цепь (я не ропщу – и на этой цепи Бог давал возможность что-то сделать…) Ты прав, что времени мало. Мне, например, если проживу, активной жизни – лет 10-15. Это капля! …Я сейчас живу под большим бременем, прессом. Внуки фактически оставлены на меня (дочь и Н(аташа) за рубежом). Жара, множество долгов, служб, дел, людей, дома ремонт, который тянется – уже год… Я ведь работаю, как работал, при большом противном ветре. Это не так удобно, как порой кажется. А сейчас он (особенно со стороны черносотенцев) явно крепчает. Приходится стоять прочно, расставив ноги, чтобы не сдуло."

Происходило парадоксальное явление – круг его общения постоянно расширялся. Многие руководители приходских малых групп не только деятельно помогали ему в миссионерской деятельности, но и сами с помощью его ходатайств стали священниками. И все же в это время, как это ни парадоксально, остро ощущалось его одиночество. Вернулась из зарубежной поездки жена, но уехал погостить к сестре в Италию сын. Семья всегда много значила для отца Александра. Как-то он заметил: «Семья мне дала много, что - сказать об этом трудно. Без семьи себя с трудом представляю. Знаю, что быть моей женой - дело трудное. Но, кажется, моя - вполне справляется. Но рецептов дать не могу. Все живут по-своему. Я, в частности, не требую от жены непосильного включения в мои дела. Дай Бог ей тянуть все в целом. А с делами мужчина должен справляться сам. Впрочем, я не делю в домашней жизни вещей на женские и мужские. Это (за некоторым исключением) пережиток иного бытового уклада».

Жизнь текла по вновь открывшимся руслам – новодеревенские прихожане из числа "соратников" стремились реализовать открывшиеся возможности. Были поданы заявки на издание книг отца Александра в издательстве "Московский рабочий", где уже вышла стотысячным тиражом первая религиозная книга в СССР – "Святые Древней Руси" Г.П.Федотова. Редакторы этого издательства готовили к печати "Сына Человеческого". Один из прихожан работал над большой книгой русских житий, охватывавшей период с Х по ХХ век. В этой работе ему деятельно помогали академик Д.С.Лихачев и отец Александр. Хотя Дмитрий Сергеевич не верил, что удастся выпустить Жития массовым тиражом. Тем не менее они регулярно публиковались в еженедельнике Детского фонда “Семья”. В конце августа отец Александр крестил на дому внука директора издательства "Московский рабочий" Дмитрия Евдокимова. Стоял солнечный день, окно было распахнуто, комната была залита солнечным светом. После крестин сели за стол. Хозяин дома налил всем присутствующим по рюмке. Отец Александр отказался пить. Это было странно – он никогда, чтобы не обижать хозяев, не отказывался выпить рюмку или хотя бы пригубить из нее. На недоуменный вопрос хозяина, с неожиданно трагической интонацией ответил: ”Я теперь пьян от всего, что меня окружает – от солнца, деревьев, цветов, птиц.” В этот солнечный радостный день словно грозовая туча накрыла всех.

Несмотря на противные ветры он не отказывался от своих убеждений. Даже в том случае, если они вызывали не только неприятие, но и озлобление. Атмосфера свободы развязала руки и консерваторам, и черносотенцам. Они яростно клеймили экуменизм, как предательство Православия. Несмотря ни на что отец Александр продолжал ясно и недвусмысленно высказываться о сути экуменических взглядов: "Христианин... переживает разделение христиан как общий грех и нарушение воли Христа; верит, что в будущем этот грех преодолеется, но не на путях превозношения, гордыни, самодовольства и ненависти, а в духе братской любви, без которой призвание христиан не может быть осуществлено; ценит национальные облики Церквей как конкретные, индивидуальные воплощения человеческого духа и богочеловеческой тайны. Однако это не заслоняет вселенского характера Церкви." Тогда же отец Александр напоминал об опасностях, которые ожидали РПЦ: "Христианин... знает, что противники Христа (беззаконный правитель, властолюбивый архиерей, фанатичный приверженец старины) не принадлежат только евангельской эпохе, а возрождаются в любое время, под различными обличьями."

Порой возникало ощущение, что страна стремительно катится в пропасть. Пространство свободы постоянно увеличивалось, но экономическое положение ухудшалось. В магазинах выстраивались огромные очереди за самым необходимым. На работе выдавали талоны на сахар. Сильнее всего страдали старики и дети. Отец Александр одним из первых начал организовывать группы милосердия, чтобы помочь им. В конце августа он писал в Канаду своей бывшей прихожанке Раисе Колесниковой: “…уровень жизни катастрофически падает. Прямо не знаешь, за что взяться. Всюду - беда. Организовали вторую группу милосердия, на сей раз уже в Пушкине… Скоро начинаем занятия с детьми в воскресной школе. Страшновато. Опыта нет. Учебников нет. Но в приходской библиотеке кое-что собрали. Если кто сможет, мы за все (присланное на церковь) будем благодарны. Много Евангелий идет для заключенных. Теперь им разрешается получать. Из тюрем мне пишут, что у них начались молитвенные собрания и общение. Все это уголовники. Пишут мне большие письма, порой очень волнующие. Словом, настало время работы в полную силу. А время ограничено. Ваша помощь и помощь верующих, которых Вы «пробудите», окажется неоценимой. Я воспринимаю это время как Суд Божий. Теперь мы все узнаем, кто на что способен. Думаю, что сделать что-то можно лишь с помощью свыше. Обычных сил недостаточно…”

Следователя особо интересовало – на самом ли деле предчувствовал отец Александр надвигающуюся беду, искали свидетельств. Была допрошена директор книжного магазина в городе Пушкино, в который постоянно заходил отец Александр. За несколько дней до трагедии отец Александр зашел в магазин, благо, он был расположен неподалеку от железнодорожной платформы. Ему всегда оставляли новопоступившие книги. В этот раз, отметила она, он был словно не в себе. Прежде, чем просмотреть книги, он открыл портфель, и вдруг все его содержимое с грохотом посыпалось на пол. Директор и продавцы бросились помогать ему. Он повторял: "Я сам! Спасибо!" Когда собрали содержимое портфеля, обнаружилось, что вместе с книгами, епитрахилью и крестом выпали очки. Одно из стекол треснуло. Директор взяла очки и попросила отца Александра, чтобы он доверил ей починить их. Он согласился. Очки она починила, но до сих хранит их как реликвию, как память об отце Александре.

В субботу 8 сентября отец Александр служил литургию. Это был день памяти святых Адриана и Натальи. В храм приехала одна из прихожанок из Москвы. Поскольку это был субботний день и отец Александр служил один, то в перерывах исповедывал слева на амвоне. Когда она подошла к нему, то он сказал: "Вот и все. Время уже кончилось." Раньше он мне говорил: "Времени мало, время кончается." А тут он мне сказал: "Вот и все." И он меня в этот день не стал ни о чем спрашивать, о чем я хотела сказать. Он просто меня обнял и сказал, еще раз повторил, что время уже кончилось, и стал читать стихи, которые я никогда не слыхала – ни раньше, ни впоследствии. Там был такой рефрен: "Мой гробик – мой маленький домик." И он прочитал это несколько раз. Еще там было несколько фраз, но я не запомнила. Я просто стояла как очумелая. Я сошла вниз, и я стояла так, глаза таращила, меня трясло, потому что я испытала что-то такое очень сильное, мне было страшно. И потом, во время продолжения службы и когда уже служба кончилась, люди подходили к кресту, и он, увидев мои вот такие глаза, наверное широко раскрытые, и какой-то вид, совершенно не соответствующий, он мне сделал вот такой знак: подбородком так кивнул, как ребенку, который вот-вот заплачет. А когда я подошла к кресту, он сказал: "Не бойтесь, все будет хорошо." Это была его последняя фраза, которую он произнес."

Для следователя Лещенкова так и осталось тайной, почему отец Александр открылся только ей. После литургии его жизнь в этот день шла обычным чередом. Предстояло ехать в Москву и открывать лекцией новый учебный сезон в Общедоступном православном университете. В этот день он хотел в Москве собрать преподавателей университета из числа прихожан, чтобы обсудить курсы лекций. Не все удалось выполнить в последний день, но лекцию о христианстве он с блеском прочел. Сохранились фотографии этого вечера. На одной из фотографий у отца Александра обреченный вид. Обычно он весь светился, и это отражалось на фотографиях. На этой фотографии внутренний свет, озарявший его лицо, отсутствует. Следователям удалось выяснить, что именно в этот вечер 8 сентября 1990 года, когда отец Александр поздно вечером после лекции возвращался из Москвы, его уже поджидали убийцы неподалеку от дома. На самом деле ситуация тогда в Москве и Подмосковье была максимально приближена к фронтовой. Уже тогда был отмечен первый серьезный всплеск криминала. Несмотря на грозное предупреждение отец Александр все же отправился ранним утром 9 сентября в храм...

...Отец Александр ушел из жизни молодым – ему было всего 55 лет. Его смерть была жертвенным подвигом, как и вся его жизнь, всецело посвященная Христу. Его убийцы не найдены, а Россия и Русская Церковь, так и не принесли перед Всевышним покаяния за прошлые и настоящие грехи. Если все же произойдет всенародное покаяние, можем ли мы считать, что дальнейшее развитие России и Русской Церкви будет развиваться гармонично, в согласии с духом Писания? Какие великие потрясения для этого еще нужны?

***

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки