Американец Норман Корвин о сталинском Советском Союзе
Красная площадь. Летний день 1946-го года. Длиннющая очередь к Мавзолею, в ней бросается в глаза большое число инвалидов. Посреди площади стоят два иностранца, один из них направил объектив фотоаппарата на Спасскую башню – символ России для всего мира. К ним решительно подходит милиционер и требует прекратить съемку, на что иностранцы отвечают одним словом – «Вокс».
- Здесь нельзя фотографировать!
- ВОКС
- Пройдемте в отделение милиции.
- ВОКС.
Эта накрепко заученная, непонятная простому народу аббревиатура означала Всесоюзное общество культурных связей с заграницей, впоследствии переименованное в Всесоюзное общество дружбы с зарубежными странами.
… Конфликт разгорался, иностранцев окружила толпа зевак. Чтобы разрядить обстановку, фотограф демонстративно снял с плеча камеру «роллифлех», покрутил ею перед покрасневшей от гнева физиономией мента, а затем, открутив до конца пленку, открыл крышку, вынул катушку, запечатал ее клейкой лентой и бросил ему в руки. Толпа, пристально следившая за всеми этими манипуляциями, ахнула от удивления, мент же недоумённо уставился на катушку, не зная, что с ней делать. Воспользовавшись всеобщим замешательством, иностранцы выскользнули из толпы и поспешили к гостинице «Националь», откуда больше уже не выходили до прибытия переводчика из ВОКСа.
Эта примечательная сценка описана в книге Нормана Корвина «Полет над единым миром» (Norman Corwin’s One World Flight: The Lost Journal of Radio’s Greatest Writer (Continuum, 2009)). На ее форзац-обложке - множество откликов, подписанных известными журналистами и писателями. Лэрри Кинг, например, пишет: «В ту пору когда радио было королем медиа, Норман Корвин служил его премьер-министром». Другие отзывы подтверждают высочайшую репутацию Корвина - популярнейшего радиожурналиста и выдающегося поэта в современной ему Америке. Всеамериканскую славу принесли ему репортажи из Лондона во время варварских налетов на город гитлеровской авиации. За ними последовала часовая радиопередача «Нота триумфа», её транслировали в День победы, а знаменитый поэт Карл Сэндберг отнес её к числу «величайших американских поэм всех времен». И по заслугам: в 2006-м году документальный фильм «Нота триумфа – золотой век Нормана Корвина» был удостоен премии Оскара. Вам, читатель, предлагается самому оценить этот шедевр радиожурналистики, повторенный публичным радио NPR по случаю 60-й годовщины Победы во Второй мировой войне.
И коль скоро речь зашла о наградах и премиях, нельзя не отметить, что Норман Корвин стал первым обладателем премии имени Уэнделла Уилки – вторым был Альберт Эйнштейн. Блистательный юрист и бизнесмен Уилки был дважды номинирован Республиканской партией в президенты – в 1940-м и в 1944-м годах, и оба раза, как известно, проиграл Франклину Рузвельту. Из уважения к сопернику Рузвельт направил Уилки в 1942-м году с миссией доброй воли по странам-союзницам Америки. Итогом поездки явилась широко популярная в военные годы книга «Единый мир», в которой подчеркивалась необходимость международного сотрудничества после победы.
Основанная Уилки и Элеонорой Рузвельт общественная организация «Дом Свободы» предоставила своему первому лауреату возможность поездки по собственному выбору в любые страны с целью распространения идей «Единого мира». Этой возможностью Корвин воспользовался как нельзя лучше: вместе с фотографом Ли Блэндом они побывали в 14 странах, пролетели за четыре месяца 37 тысяч миль, записав на магнитофон тысячи интервью в общей сложности на 100 часов звучания, наряду со множеством звуков, на фоне которых происходили его беседы, скажем, бой часов на Спасской башне, крики муэдзинов, здравицы Сталину на стадионе Динамо ...
Записи составили серию из 13 радиопередач, прозвучавших в эфире в 1947-м году по каналу Эй-Би-Си. Кроме них, Корвин рассчитывал со временем издать книгу на основе своих дневников, но не вышло: работа на радио, а впоследствии и на телевидении настолько поглотили его время, что работу над книгой пришлось отложить на неопределенный срок. Лишь 60 лет спустя уже его внуки пробили издание почти повсеместно забытых дедовских дневников. К всеобщему изумлению, прозвучала книга на редкость актуально, предвосхитив ту проблематику, которая волнует людей сегодня. Ключ к трудно объяснимой своевременности подсказал драматург Джером Лоренс: «Хорошо, что в кругосветное путешествие послали поэта - он отлично уловил ритмы завтрашнего дня».
На презентации книги в Лос-Анджелесе в 2010-м году присутствовал мой сын Филипп, по просьбе которого автор черкнул для меня несколько слов на суперобложке – я как-никак многие годы был его коллегой по радиожурналистике. Неровным, старческим почерком столетний Норман Корвин пожелал мне удачи. Он умер в 2011-м году.
Возвращаюсь к его послевоенному путешествию. Оно выдалось до предела насыщенным событиями: буквально ежедневно у Корвина происходили встречи с премьер-министрами, министрами иностранных дел, прославленными писателями, музыкантами... И в то же время он не упускал случая поговорить с простыми людьми на улицах, в домах, в квартирах, когда приглашали. Таким путём высветились полярные различия в уровне жизни и настроениях людей того времени, живущих в разных странах.
Руины гетто
Варшаву Корвин увидел в руинах, фашисты постарались не оставить ни одного целого здания. Сын Самуила и Розы Корвин, Норман, стал одним из первых американских евреев, увидевших руины Варшавского гетто после знаменитого восстания, и стынет кровь когда читаешь его описания: «Сотни трупов еще не были вытащены из руин, море пепла и кирпичей посреди молчащего города стало их кладбищем. Детали вызывают сердечную боль: башмак, обломок бюро, старая фарфоровая ванна со следами пуль, полусожженная еврейская газета. Это - не следствие бомбардировок или ночных налетов на город, у защитников которого есть зенитки и несколько истребителей в воздухе. Это был фашизм со всем его садизмом и подлостью, со зверствами, которые поляки познали в полной мере. Вот уж отменное место пикника для профессиональных антисемитов и подлинный рай для Юлиуса Штрайхера (редактора антисемитской газеты "Дер Штурмер").
В Польше я слышал упоминания фашизма чаще, чем во всех остальных странах - там это слово выговаривают с особым нажимом. Но во время нашего пребывания в варшавском гетто в городке Кeльце за сотню миль от Варшавы грянул еврейский погром. Были убиты более сорока евреев, выживших в концентрационных лагерях Холокоста, в том числе женщины и дети, и 80 человек получили увечья. По свидетельству побывавших на месте американских корреспондентов, погром был хладнокровно подготовлен и осуществлен элементами, которых правительство назвало «враждебными режиму». Президент Болеслав Берут в интервью Корвину говорил об опасности возрождения гитлеризма: «Самой большой угрозой для нас сегодня становится неспособность демократий распознать фашизм в ранней фазе где бы то ни было. Об этой будущей угрозе не должны забывать народы мира, поэтому они обязаны сотрудничать друг с другом. Новой войны не хочет никто». (Ставленник Сталина Берут умер при загадочных обстоятельствах в Москве сразу после окончания ХХ-го съезда КПСС - судя по всему, покончил с собой. – А.М.).
Особенно гнетущее впечатление производил развал в Польше по контрасту со Швецией. Стокгольм остался нетронутым, так как Швеции удалось сохранить нейтралитет ценой превращения в сырьевую базу гитлеровской Германии. Шведы ведать не ведали ни о каких бомбежках и продуктовых карточках, они жили так же благополучно, как и до войны.
Не то в Италии - там, напротив, царили нищета и разруха, на улицах сутенеры предлагали иностранцам услуги женщин, нередко - своих сестёр и жен, которые зарабатывали проституцией на хлеб насущный для детей и семьи. Безработица превысила отметку в два миллиона. Тем временем сотни фашистов, амнистированных новым правительством, выйдя из тюрем, открыто хвастались прошлыми «заслугами». Повсюду вспыхивали забастовки, организованные коммунистами, которые рвались к власти, эксплуатируя в своих целях проявившееся после войны разительное социальное неравенство. От лидера Компартии Италии Пальмиро Тольятти Корвин узнал, что завезенный из Америки цемент, например, попадает в руки частных фирм, которые пускают его на строительство бассейнов в Остии - и это в то время, когда сотни тысяч бездомных в Италии не имеют жилья и ютятся в пещерах. «Какие еще нужны доказательства того, что правительство думает лишь о выгоде зажиточного меньшинства, не считаясь с интересами простого народа»
В свою очередь, премьер-министр Альчиде Де Гаспери в интервью Корвину ставил в вину коммунистам и левым стремление в своих нападках на власть в прессе и на радио раздувать неизбежное социальное зло и замалчивать положительные акции его правительства, продиктованные доброй волей. Он выразил надежду на восстановление Италией дружественных отношений с победившими в войне союзными странами.
«Мусульманам пора умерить свой пыл»
Еще мрачнее подействовала на Корвина обстановка в бывших колониях – Египте и Индии. Вот отрывки из его бесед с египтянами на улицах Каира, потрясающие своей апатией, бессвязностью и оторванностью от мировых событий.
- Вы когда-нибудь слышали слово «фашизм»?
- Нет.
- А слово «нацизм»?
- Нет.
- А «коммунист»?
- Нет.
- А «демократия»?
- Да.
- А что Вы знаете о демократии?
- Это значит, что все одинаковые (everybody is the same).
Второй египтянин лет 16-ти на вопрос, хотел бы он полететь на самолете, неожидано отвечает:
- Полечу, если буду работать на Гитлера.
- А как ты узнал про Гитлера?
- Во время войны.
- А разве ты не знаешь, что Гитлер мертв?
- Никто мне об этом не сказал.
- А кто, по-твоему, выиграл войну?
- Некоторые говорят, что англичане, а другие, что Гитлер.
- А сам-то ты не хотел бы узнать правду о том, кто выиграл?
- Да мне все равно.
В разговор вступает третий египтянин, по профессии могильщик, с бельмом на глазу.
- В конце концов выиграет Гитлер.
- Почему бы Вам не пойти в клинику полечить глаза?
- У меня нет денег.
- Но разве Вы не боитесь, что ослепнете?
- А что мне делать? Бог там (показывает на небо) и, если он захочет, чтобы я был слепым, я ослепну.
В Индии Корвину так и не удалось поговорить с простыми людьми на улице, потому что шла ожесточенная гражданская война. Последний вице-король сэр Арчибальд Уэйвел, управлявший временным правительством бывшей колонии, с горечью сказал: «Каким образом здесь может быть единство, когда вспышка бунта начинается даже с такого безобидного инцидента, как процессия индусов, которая, проходя мимо мечети, исполняла народную музыку. Можно подумать, что последователи индуизма могли бы знать, что это вызывает гнев мусульман, а мусульманам пора бы умерить свой пыл».
Из Калькутты наши путешественники вынуждены были раньше времени улететь – там объявили комендантский час. Вдоль дороги на аэропорт они увидали тысячи трупов. «На одних восседали стервятники, другие – вздутые, распластанные в гротескных позах, смердили». Корвину все-таки удалось взять перед отъездом интервью у будущего премьера Джавахарлала Неру, который, в частности, сказал, что выход из мирового кризиса наступит тогда, «когда высоко развитые страны помогут развивающимся странам подняться и будут сотрудничать с ними во имя обеспечения прогресса всего человечества».
В отличие от большинства других стран, глава СССР Иосиф Сталин отказался встретиться с Корвиным, тем самым подчеркнув, что холодная война стала реальностью. На улицах Корвин и фотограф Блэнд уже не решались разговаривать с простыми людьми после инцидента на Красной площади. Зато ВОКС предложил американцам обширную пропагандистскую программу, включавшую посещение показательного подмосковного колхоза, повысившего производство картофеля на 500 процентов с довоенного уровня. Однако гораздо большее впечатление произвели на Корвина другие цифры: отвечая на его вопрос о жертвах войны, председатель Ольга Петровен сказала, что на войну ушли из колхоза 130 юношей и семь девушек, а выжило только 40 парней и 4 девушки. «Такая статистика шокировала. Россия была тяжко ранена на войне, а в Америке это понимали немногие, - заключает автор, - мы видели больше искалеченных и ослепших ветеранов в Москве, чем во всех других городах вместе взятых».
Гостей усадили за стол с типичными русскими яствами, как то копченая семга, черный хлеб, черная икра, соленые огурцы, вареные яйца и, конечно, водка. Колхозники пили много и произносили тосты за дружбу между двумя странами. «Их подлинная, искренняя благожелательность к Америке для нас явилась неожиданной и трогательной. Как будто дипломатические отношения между нами были нереальными, происходили в совершенно другом мире, как будто эти люди ничего не знали (а если слышали, не обращали внимание) на всякие вето, атомную бомбу, обвинения и контр-обвинения в заголовках газет», - замечает Норман Корвин.
Окончание см. Часть 2
Добавить комментарий