1.
— Пойми же, чудак! — за пуговицу жилета держал его критик Ерофей Жуков. — Литература, голубушка, сдохла. Ей даже поминки не устроили. Грянуло время интернета, блогов. А блоги лучше всего даются лысым обезьянам. Точнее, бабуинам с дипломом Литинститута.
Андрон Херувимов смущенно чесал свою сквозящую бороду:
— Ты преувеличиваешь.
— Зачем лезешь к крокодилу в глотку? — хохотал кинорежиссер Никита Кобылкин. — Кому на фиг нужны разоблачения вертикали?
— Так что же мне пройти над родной стороной, как проходит косой дождь?
Дело происходило в ресторане «Прага». Андрон пригласил своих друзей обмыть книгу «Под пятой вертикали».
Ерофей налил корешу полную рюмку коньяка. Шутливо толкнул в плечо:
— Андроша, денег же у твоей супруги как грязи?
— Это так… Фирма «Золотой глаз» процветает. В тренде. Подслушка и подсмотрка сейчас в мейнстриме.
— Фолиант издан на средства супруги? — подмигнул Кобылкин.
— А как иначе? Кремль не допустил бы выхода опуса.
— Да Кремлю наплевать! — долькой лимона заел коньяк Жуков. — Если, конечно, ты не выйдешь на мировой уровень.
— Золотые слова! — поднял вилку с наколотым рыжиком Никита Кобылкин.
— Как на него, блин, выйдешь? — пролепетал Херувимов.
— Как? А ты напиши по книге сценарий и предложи Никитке, — дернул кадыком Жуков.
— Отличная мысль! — ухмыльнулся Кобылкин. — Как пить дать, отхвачу второй «Оскар». Фамилия у тебя, браток, дающая надежду. Херувимов! У тебя в роду были попы? Архимандриты? Хотя бы певчие?
— А твоя фамилия от кого? — помрачнел Андрон. — Не было ли у тебя в роду гнедых кобыл?
— Оскорбился! — оскалился Жуков. — Разве на корешей обижаются?
— Проехали… Сценарий написать готов. Супружница бабло выдаст.
— Ты ей разъясни, — наполнил рюмки Кобылкин. — Литература в век интернета вроде шагреневой кожи. С каждым днем ареал сужается. А кино — оно ближе к попсе, ареал расширяется.
2.
Дома Андрон всё поведал Люде Кукушкинд. Почему Кукушкинд? Дедушка ее, Джонс, был англо-русских кровей, отставной авиатор, десять лет, само собой, отсидел в Гулаге, вышел оттуда без зубов, но с верой в грядущее.
— Сколько? — сощурилась Люся.
— Кобылкин смету представит.
— Сколько берет на отпил? Короче! Какова коррупционная составляющая проекта?
— Ты чего? Мы же друзья.
Люся подошла к арочному окну, закурила «Беломор». Этой свирепой привычкой ее заразил дедушка Джонс.
— Андроша, ты такой романтик…
Андрон зорко скосился на супругу.
Экой же кормой и кармой ее одарила природа! Добрая, но в остальном напоминает мексиканского боксера-тяжеловеса. Среднего роста. Крепко сбитая. Широкоплечая. С упрямым подбородком. Когда нервничает, все подтягивает рукава свитера, будто перед дракой.
— «Золотой Глаз» процветает? — приобнял любимую.
— Ага. Я даже обращусь в Минкульт. Пусть подкинул денежек.
— Фильм же супротив вертикали?
— Думаешь, наверху все вертикаль обожают? Не будем об этом. Мое слово купеческое, твердое. Фильм снимешь. Пойду-ка я помалюю для души свои акварельки.
— Иди, котенок.
Люся рисовала акварели, опираясь на учение Дао. Они до краев наполнены светом, пропитаны морским йодистым воздухом. Кстати, в отличие от прозаических опусов Херувимова полотна Люси Кукушкинд недурно продавались, висели даже в Третьяковке и Эрмитаже. Точнее, не висели, а находились в подвальном хранилище, для благодарных потомков.
3.
Андрон писал сценарий с яростью лютой. Не забывая наставление Кобылкина об амбивалентности. Добра и зла в чистом виде нет. Черные дыры существуют рядом с белыми карликами.
Через месяц позвал Никиту Кобылкина. Тот час-другой пыхтел на софе курительной трубкой, листал туда-сюда сто страничек. Потом хлопнул в ладоши:
— Ты чего наваял? Это же гимн вертикали?
— Ну, зачем так… Всё в духе твоих ЦУ об амбивалентности.
— Погоди… Хотя если снять его в стиле постмодернизма, типа «Криминального чтива», это может выйти весьма и весьма. Слушай, давай я покажу сценарий одному випу.
Никита перезвонил через неделю.
— Эх, брателло, и натворил же ты дел. Опус твой Сигизмунд Козлов считает издевкой над властью.
— Кто такой Сигизмунд Козлов? — помертвел Херувимов.
— Человек допущенный к самому телу… Короче! Сигизмунд Валерьянович тебе сам перезвонит. А может, чем черт не шутит, сам подъедет.
— Ты сводишь с ума.
— Расставлю точки на ё. Сценарий в целом ему понравился. Хочет даже стать генеральным спонсором фильма. Всё! Чао-какао! Пока!
Никита положил трубку.
Андрон на заплетающихся ногах поплелся в спальню.
— Какой ты у меня доходяжка! — вскрикнула супруга. — Худенький, тонконогий, с впалой грудью, со сквозящей бородкой. Ты мне напоминаешь Иисуса Христа… перед Варфоломеевской ночью.
— Ты что-то путаешь… — скривился Андрон. — Эта ночь была позже.
— Не цепляйся к словам. Точь-в-точь! Тернового венца не хватает.
— Венец будет… — Андрон вкратце пересказал разговор с Кобылкиным.
— Сигизмунд Козлов? Я не ослышалась? — Люся скрестила на высокой груди руки боксера.
— Дикая фамилия. Точнее, сочетание имени и фамилии.
— Наши лучше? Знаю я этого Козлова. Один из козырных клиентов «Золотого глаза». Я думала, он из ОПГ.
— Откуда?
— Организованной преступной группировки. А он из Кремля! Каков поворот!
— Расскажи о нем.
— Баста! — Люся положила на плечо супруга тяжелую руку. — Сейчас мы себе устроим секс-каникулы.
4.
Сигизмунд Валерьянович оказался кряжистым мужиком, за 60. И ни одного седого волоса! Красится, что ли?
Прогуливались в Кусковском парке, рядом с Елизаветинским дворцом. Сигизмунд сказал, что только здесь можно не волноваться насчет подслушки.
— Так что же вы хотите? — прошептал Андрон.
— Опус ваш вызывает противоречивые чувства. Однако сердцевина у него здоровая, верная.
— Продолжайте… — Андрон с ладони кормил рыжую белку.
— Вы заметили, во что превратилось за эти последние 10 лет наше общество? «Стена» «Пинк Флойда». Миллионы марширующих марионеток. За миску чечевичной похлебки.
— Миска миске рознь. Эта миска включает ипотеку на квартиру эконом-класса, подержанный зарубежный автомобиль, холодильник, телевизор 3D, стиралку, вояж в Стамбул, Прагу.
— Дело не в миске. А в сладости рабства.
Херувимов сшиб босоножкой бледную, всю в росе, поганку:
— Не догоняю!
— Все просто. Из вашей саги делаем короткий метр. Сливаем в сеть. Навязываем, так сказать, паразитически. Ваша внутренняя издёвка должна сработать. Вертикаль закачается, а, может, как карт а ляжет, и рухнет.
— Мне грудью на амбразуру?! — похолодел Андрон. — Соколы ФСБ меня растерзают.
— Не тронут. В ФСБ сейчас амбивалентные настроения.
Сигизмунд нагнулся, сорвал землянику:
— Глядите, какая крупная. А я уж думал, ягода уже отошла.
Андрон тоже сорвал ягоду, с судорогой восторга, почти не жуя, проглотил.
— Приблизьте ухо, — попросил Сигизмунд. — Вдруг даже здесь подслушка. Если сковырнем вертикаль, место министра культуры РФ вам гарантирую.
5.
Короткометражку слабали в ударные сроки. Актеров подобрали с незамыленными физиономиями, можно сказать, с улицы. Пригласили оценить продукт литературного критика Ерофея Жукова. Глядели на огромном мониторе фирма «Phillips» дома у Херувимова. В гробовой тишине! Лишь где-то в коридоре поцокивал коготками по паркету ручной павлин Гоша 7 кг живого веса. Но речь не о нем.
Фильм завершался резко, без титров, авторство его глубоко засекречено.
Ерофей Жуков достал из чесучового костюма платиновую зажигалку с павлиньим глазом, закурил глиняную трубку.
— Ощущение сложное… — глухо сказал он. — Все тонет в бредовой энтропии.
— Мы этого добивались! — ощерился Никита Кобылкин.
— Я бы поставил фильму крепкую четверку, — осклабился Козлов. — Главное, заронить в электорате семя сомнения. Довольно маршировать под кремлевскую дудку.
— Сигизмунд Валерьянович, — Люся поправила свои груди, внушающие мысль о дивном плодородии, — уж не являетесь ли вы агентом зарубежной разведки? Зачем вы плюете в колодец, из коего пьете?
— Матушка, нынешняя власть трупом легла на пути России. А я — патриот!
Андрон Херувимов молчал. Чутко прислушивался к замечаниям старших товарищей. Да и что он может сказать? Мавр сделал свое дело, мавр может уйти.
— Муженек, что воды в рот набрал? — толкнула его локтем Люся. Не спеша раскурила беломорину.
— А что я могу сказать? Вышло нечто среднее между «Обыкновенным фашизмом» и «Триумфом воли».
— Вот-вот! — Сигизмунд Козлов ударил ребром ладони по полировке стола. — Нам эту армию тупых марионеток надо заставить думать. Пусть, наконец, поймут, что триумф воли — это и есть обыкновенный фашизм.
Кобылкин скрестил руки:
— Сигизмунд Валерьянович, когда этот ролик будет слит в сеть?
— Не гоните коней! В Питере у меня есть ручной институт троллей. Дам им установку организовать предпродакш, а потом артподдержку критики.
— Тролли? — выпучил глаза Ерофей Жуков.
— Многие из МГИМО, МГУ. Взрывные мальчишки с девчонками. Выдают на-гора ураган комментов.
6.
Люси, голая и мускулистая, с добрым лицом, стояла у напольного зеркала. Причесывала, крашенные под Мэрилин Монро, волосы.
Андрон задумался:
«И как я живу с эдакой великаншей? Не обойти, не объехать!»
— Ты чего шепчешь? — повернулась Люси.
— Читаю молитву, — соврал Херувимов.
Зазвонил мобила. На проводе Сигизмунд Козлов.
— Не спите? Сегодня с ноля часов подключаю троллей.
— С богом! — прошептал Андрон.
— К чёрту! — сплюнула через плечо Люся.
Утром позвонил Никита Кобылкин.
— Какие комменты!
— Так это же тролли? — обалдел Херувимов.
— Заблуждаешься! Поднялись массы… Чернозем! Народный суглинок!
— Почему же тогда все отклики за президента РФ? — выхватила мобилу Люся Кукушкинд.
— Дайте трубку мужу… Андрон Васильевич, у вас завтра найдется минутка заглянуть в Кремль?
— Явиться с вещами? Хозмыло, трусы…
— Не дурите! Жду! Завтра в 10.00.
7.
В 10.00 Андрона Херувимова в Овальном кабинете заключил в объятья сам президент РФ.
— Так вот ты каков?! Орел! Сокол! Похож на Иисуса Христа. Такой же худой.
— Служу России! — скороговоркой проговорил Андрон и только тогда заметил Сигизмунда Козлова, тот сидел в уголке, в глубокой тени, лик его загадочно высветлен, будто на полотне Харменсзона ван Рейн Рембрандта.
Сигизмунд подмигнул:
— Отличный из тебя, Андрон, выйдет министр культуры.
— Я же говорю, орёл! — засмеялся президент. — И немножко… сокол. А то ведь культура, бляха-муха, сжимается вроде шагреневой кожи. Станешь министром, хоть отъешься чуток. Поскольку сейчас не живой человек, а какой-то виртуальный глюк. Что в анфас, что в профиль. Наберешь под нашим крылом вес духовный и, повторюсь, физический.
— Так вы за одно? — сомнабулически пробормотал Херувимов.
— А то! — подмигнул Козлов. — Операция наша на языке пиарщиков зовется — «прививка». Так сказать, клин клином. Хотели облить помоями, ан вознесли до небес. Привыкай к нашей жизни, парень!
Добавить комментарий