«Какой изысканный аромат. Нет, право, вы могли бы поспорить с Бордо урожая 49-го года», - Андрей Викторович Челищев сделал еще один маленький глоток вина и перешел на французский язык:
- Quel goût divin! Non, mais ce vin définitivement aurai pu être au centre de la table royale. Mon ami, vous avez dépassé vous-même. C'est magnifique... [1]
Кладовщик Сэм Смит задрал голову, уставившись на стеллаж, где на дубовой бочке с бокалом красного вина сидел его русский босс.
- Эндрю, извините, но я вас не понимаю. С кем и на каком языке вы там говорите?
- Разумеется, на французском, дорогой Сэм. Только на этом языке можно изъясняться, когда имеешь дело с настоящим вином, - пояснил маэстро уже на английском своему помощнику.
Сэм задумчиво почесал седой затылок, надвинул на лоб затрепанную бейсболку, пробурчал еле слышно: «С вином? По-французски? Какого черта!» Потом вдруг вспомнил:
- Звонили из конторы. Сказали, что приехали телевизионщики из Фриско. Там их целый автобус. И с ними еще та самая смазливая блондинка, что каждый воскресный вечер корчит рожицы в итогах недели. Говорит, что будет снимать о вас фильм.
- Ах, да, да, да, - затараторил Челищев, проворно, для своих 60 лет, спускаясь со стремянки.
Но тут его остановил звонкий девичий голос, донесшийся со стороны двери:
- Сэр, а нельзя ли попросить вас снова подняться на то же место?
Андрей Викторович оглянулся, опешил:
- Пожалуйста, мэм, но с какой целью?
- Нам надо снять вас за работой.
Оператор, рослый, бородатый детина, с тяжелой как бревно видеокамерой на плече,закивал:
- Да, нам бы очень хотелось сделать пару дублей.
Челищев повиновался, правда, парой дублей дело не ограничилось. Ему пришлось еще несколько раз переставлять стремянку, чтобы не бликовал бьющий с потолка электрический свет, карабкаться на стеллажи, усаживаться чуть ли не верхом на дубовую бочку, дегустируя вино, затем поправлять прическу, одергивать рукава своего белого халата и делать еще массу смешных, нелепых театральных движений, чтобы, как говорили телевизионщики, «выстроить красивую картинку».
Только после всего этого он смог познакомиться с очаровательной белокурой телеведущей.
- Здравствуйте, меня зовут Линда Свенсон, а это мой коллега оператор Боб Робсон, - защебетала девушка. - Мы приехали делать специальный телерепортаж о калифорнийском вине, и в Союзе виноделов нас предупредили, что даже не будут с нами разговаривать, пока мы не запишем интервью с создателем нового калифорнийского Каберне, с маэстро…
Линда сделала паузу, пытаясь вспомнить точное произношение трудной русской фамилии, затем улыбнувшись, по-телевизионному сымпровизировала:
- …Ну, в общем, с вами!
Челищев хотел из вежливости возразить, но мисс Свенсон не принимала никаких возражений:
- Сейчас мы снимем натуру, а потом пройдем в дегустационный зал и запишем интервью.
- Как вам будет угодно, мадемуазель, - пожал плечами Челищев, отступая перед напором и очарованием молодости.
Они вышли на дорогу к аккуратным, уходящим волнами за горизонт рядам виноградника, чтобы снять живописные виды долины Напа. Здесь к ним присоединился режиссер, взъерошенный, неопределенного возраста мрачный мужчина, который все время спорил с оператором Бобом и недовольно заглядывал в видоискатель телекамеры. Он требовал то самых крупных планов виноградной лозы с тугими матово-синими грозьями плодов, то самых общих планов пейзажей, то длинных панорам, которые бы разом охватывали все красоты «винной долины» и окружающих зеленых холмов. Восходящее солнце больно било в глаза. Оператор щурился и ворчал, что они только зря тратят дорогущую цветную пленку, что при таком освещении все равно получится примитивная контрастная картинка и что никакими настройками аппаратуры не передать даже десятой доли местных красот.
«Даже одной сотой доли», - соглашался про себя Андрей Викторович. Он как заядлый фотограф, знал, что, сколько ни «лови мгновенье», все равно от тебя ускользает главная магия живой природы. Да и разве можно скопировать на пленку саму жизнь: аромат цветов, дыхание океанского бриза, теплоту нагретой за лето земли, шелест виноградных листьев?! Впрочем, Челищев сам был профессионалом и ценил профессиональный опыт других, а потому давал советы очень деликатно, не навязывая своего мнения. Наконец, телевизионщики устали от собственных споров, а может у них просто закончилась пленка, отведенная производственным лимитом для «натуры». Они устроили перекур, после чего Челищев усадил своих гостей в кузов колесного трактора и сам привез в зал дегустации.
Здесь уже крутилась другая ТВ команда, готовившая свет и звук для записи интервью. Пользуясь общей суетой, Линда увлекла Челищева в сторону.
- Я выросла в Монтане и ничего не смыслю в вине. Мои предки, шведы, варили прекрасное пиво, но вино.., - мисс Свенсон скривила пухлые губки, пытаясь изобразить послевкусие от мешанины скандинавского глинтвейна. – В общем, можно я буду задавать вам совсем дурацкие вопросы?
Андрей Викторович поддержал ее радушной улыбкой хозяина:
- Сделайте милость, меня как раз раздражают заумные вопросы. И потом – вы моя гостья.
Воспользовавшись заминкой на импровизированной съемочной площадке, Челищев с видом фокусника достал из бара тяжелую темную бутылку, откупорил ее и налил девушке четверть бокала.
- Попробуйте, это то самое новое калифорнийское Каберне. Я работал над ним больше двадцати лет.Здесь все ароматы долины Напа. Они придадут вам сил и вдохновения.
Линда неловко взяла в руку тюльпанообразный бокал с длинной и хрупкой ножкой, вдохнула аромат, сделала - скорее из вежливости - пару маленьких глотков, потом еще пару и еще… Наконец, оценив послевкусие, она прикрыла от удовольствия глаза:
- О, это чудно!
Польщенный Челищев слегка кивнул.
Линда допила густой темно-красный напиток и едва удержалась, чтобы не попросить еще бокальчик. Все-таки она была на работе.
Режиссер захлопал в ладоши, призывая всех занять свои рабочие места. Челищев и очаровательная ведущая сели в кресла у журнального столика. Оператор включил камеру.
Линда бросила последний взгляд в раскрытую папку с отпечатанными листами заготовленных вопросов, набрав больше воздуха, затараторила:
- Итак, прежде всего я хотела бы представить нашим зрителям волшебника калифорнийского вина, непревзойденного мастера, профессора Эндрю Тче, Тще, Чще… Четлисшеффа. И мне бы сразу хотелось спросить нашего гостя мистера мистера Тче… Тше…Чще... Простите…
Девушка густо покраснела, начала заикаться
Но Андрей Викторович пришел к ней на выручку:
- Называйте меня просто по имени. Если удобно, то на французский манер - Андрэ. Я ведь многие годы прожил во Франции.
- Спасибо, Андрэ.
Линда швырнула на стол папку с «домашними заготовками»:
- Честно говоря, Андрэ, мне бы больше всего хотелось спросить вас вот о чем…
Режиссер и оператор переглянулись. Отсебятина местной телезвезды никак не входила в их планы. Но мисс Свенсон как норовистая лошадка уже закусила удила:
- Признайтесь, вам не тяжело жить в Америке с такой практически непроизносимой фамилией - Tchelistcheff? Десять согласных и всего три гласные! Вы сами не устаете ее выговаривать?
- Все дело в привычке, которую я унаследовал от своих предков. А у них было достаточно времени, чтобы привыкнуть к своей фамилии, - улыбнулся Челищев, в уголках его глаз пряталась мягкая снисходительность. - И потом, знаете, это как старое вино, которое со временем становится только дороже.
Линда с благодарностью кивнула своему собеседнику за то, что он принял ее вопрос-вызов. Он же, восприняв это, как приглашение к рассказу, продолжал:
- Моя фамилия появилась на 200 лет раньше, чем Колумб открыл Америку. Ее дали одному немецкому князю, который в 13-м веке поселился в Великом Новгороде. Сын его Карл, в православии Андрей, получил прозвище Челище – разрубленный в чело. Мои предки были воинами, они сражались и умирали на поле брани от времен монгольских нашествий до Бородина.
Линда машинально кивнула. Челищев, на всякий случай, пояснил:
- Наверняка вы знаете из курса истории, что это была битва под Москвой, впервые не выигранная Наполеоном.
Линда снова кивнула, но уже несколько нервно. И вовсе не потому, что она понятия не имела, что делал человек, давший имя знаменитому французскому коньяку, в России. Просто она украдкой бросила взгляд на часы и с тревогой поняла, что видеопленки оставалось всего на 15 минут! Не хватало еще, чтобы этот русский эмигрант начал пересказывать свою бесконечную родословную. Линда поспешила направить разговор в нужное русло:
- Но вот лично вы, Андрэ, человек самой мирной профессии. Скажите, наверное, у себя на родине, до приезда в Америку, вы тоже возделывали виноград?
По лицу Челищева пробежала тень, на лбу обозначились морщины. Оператор вовремя заметил это и укрупнил план, чтобы передать язык мимики.
- Я родился в Москве. Там не растет виноград. Но он растет на юге: на Кубани, в Крыму. Но там мне было не до виноделия. Там я воевал в Белой армии против большевиков. В 1920-м я навсегда покинул Родину…
Линда вскинула брови от изумления и посмотрела на собеседника совершенно другими глазами. Ей вдруг стало жутко от мысли, что этот щуплый человечек, годившийся ей в дедушки, обходительный, добрый, веселый, которого виноделы в шутку называли эльфом за крайне малый рост, мальчишкой воевал в этой ужасно далекой, ужасно холодной России, с какими-то ужасными большевиками.
- Вы воевали?! Сколько же вам было лет?
Челищев пожал плечами:
- Кажется, семнадцать, когда все это началось…
Он вдруг нахмурился и вспомнил тот холодный февральский день 1920-го, когда их, выпускников Екатеринодарского юнкерского училища, из Новороссийска перебросили в Керчь. Они клялись вернуться. Они еще глупо, по-мальчишески, верили в победу. И еще действительно были победы. Сначала в Крыму, когда четырехтысячному отряду генерала Слащева удалось отбросить за Перекоп сорокатысячную армию красных. Потом в степях северной Таврии, когда, казалось, забрезжил рассветом новый «белый поход» на Москву. А потом снова был Перекоп. Снова безудержное, как лавина, наступление большевистского Южного фронта. Здесь, под перекрестным пулеметным огнем, его тяжело ранило.
В полку он уже значился в списке убитых, в Севастополе его отец, министр юстиции в правительстве Врангеля, заказал панихиду. Но потом вдруг сын вернулся, будто с того света. Его спас кубанский урядник из староверов. Наткнулся с казачьим разъездом в степи на живого мертвеца - на шевелящееся в сугробе, скрюченное от ран и холода тело. Увидел, что это совсем юнец. Перебросил его как пушинку через седло, сам, спешившись, пошел рядом по целине. Двое молодых товарищей в один голос уговаривали упрямого бородача: «Да, брось ты его, Петро. Все равно не жилец, только себя загубишь, красные на хвосте». Урядник молча всыпал нагайкой обоим казачьим коням, так что те понесли наездников как ветер. Сам шел по ночи десять верст до полевого лазарета. Сдал мальчишку врачам, даже не назвав своей фамилии…
- Андрэ, вы меня слышите?
Вместо ответа, Челищев насупил большие, пушистые брови, утвердительно закачал головой, будто скидывая с себя полудрему:
- Да, конечно, слышу… Давайте лучше о вине.
Линда вздохнула с облегчением: ну наконец-то. Она начала вспоминать, какой-то из своих припасенных «винных» вопросов, но Челищев снова опередил ее.
- Вы знаете, если бы меня спросили, как я попал в Америку, то я бы ответил, что причин было две. Первая - отмена «сухого закона». Вторая – меня просто приняли за француза…
- Правда? – рассмеялась Линда.
- Почти, - поправился Челищев.
После этого он коротко пересказал старую историю о том, как в 1937-м году, спустя лишь четыре года после отмены длительного «сухого закона», когда многие вырубленные американские виноградники все еще оставались заброшенными, владелец калифорнийской винодельни Жорж де Латур, приехал в Европу искать «настоящего француза», способного помочь возродить его старое большое хозяйство. В Париже, в Институте Пастера, профессор Поль Марсе порекомендовал соотечественнику своего лучшего ученика, у которого, правда, имелся досадный недостаток – он не был французом… Этим учеником оказался русский эмигрант, преподаватель Национального Института Агрономии, Андрей Викторович Челищев. В итоге через год месье Челищев переехал в калифорнийскую долину Напа и стал вице-президентом и главным виноделом в компании де Латура.
А потом разговор с телеведущей зашел о новых американских винах, которые, по утверждению маэстро Челищева, можно было производить во всех без исключения штатах - даже на Аляске, о том, как отличить калифорнийское Каберне от французского или итальянского, наконец о том, что общего между воспитанием ребенка и уходом за виноградной лозой…
Теперь уже не только Линда, но и вся команда телевизионщиков, от режиссера до звукооператора, слушала маэстро раскрыв рот. Слушала, пока Боб Робсон не сделал отмашку:
- Все! Снято! Пленка закончилась.
Все испуганно переглянулись. И тогда режиссер бросился к своей сумке и с торжествующим видом достал из нее еще одну 20-минутную кассету. Он сказал, что на ней остался архивный материал, но он готов его размагнитить, потому как мистер Челищев – это просто ходячая винная энциклопедия!
После записи интервью Челищев организовал для гостей шоу-дегустацию, рассказывая о каждом сорте вина, как мать рассказывает о любимых детях. Наконец, несмотря на долгие возражения, усадил за стол, где уже красовались русские разносолы: икра, блины, пироги. Когда гости-телевизионщики уезжали - довольные, веселые, хмельные грузились в автобус - Линда вновь отозвала Андрея Викторовича в сторону.
- Дорогой маэстро, как вы смотрите на то, чтобы вести на нашем канале программу о винах. У нее могут быть фантастические рейтинги! А для вас это не только деньги, известность, но и возможность рекламы виноделия по всей Америке!
Челищев опешил:
- Но я ничего не смыслю в телевидении.
- Зато вы смыслите в вине и вы прекрасный рассказчик. Это – гарантия успеха! Конечно, сначала мне надо переговорить с генеральным продюсером. Но, признаюсь, он еще ни разу не отказывал мне ни в одной просьбе…
Линда с наигранной невинностью захлопала длинными, чуть подкрашенными тушью ресницами, от чего ее большие, выразительные голубые глаза стали еще больше, еще выразительнее.
Челищев посмотрел на нее с восхищением. Действительно, от этой девушки можно было сойти с ума. Так вот в чем главная причина популярности вечерних новостей, открыл вдруг для себя Челищев главный секрет местного телебизнеса.
- Я вам позвоню, когда мы сделаем черновой монтаж и покажем боссу, - пообещала Линда, уже садясь в автобус и посылая маэстро воздушный поцелуй.
Она позвонила через пару дней. Сказала, что ждет в гости на телепробы, что босс в восторге от снятого материала. Готов дать под новую программу прайм-тайм, а приглашенному соведущему - мистеру Челищеву - обещает платить гонорар по самой высокой ставке. Но есть одно небольшое условие, сказала Линда в конце, как бы между прочим.
Она сделал паузу, и Челищев почувствовал напряжение на другом конце провода, как будто у девушки не хватило дыхания закончить фразу.
- Босс просит вас подумать над псевдонимом.
- Зачем? Я ведь не актер, не певец, не писатель.
- Понимаете, Андрэ, наш шеф так и не смог ни разу правильно повторить вашу фамилию. Он боится, что нашим телезрителям это тоже окажется не под силу. А ведь вы будете главный герой программы – это не просто имя, это бренд. И это даже больше, чем деньги! Вы же как винодел все понимаете.
- Понимаю, - сухо согласился Андрей
- В общем, в этом телешоу нужны краткие и яркие имена. Ну, например, Че, или Чел, или, на крайний случай, ЧелИ с ударением на последний слог, раз уж мы делаем для вас французский имидж. А что, по-моему, звучит фантастически: «В эфире, маэстро Андрэ Чели!»
Девушка ахнула от восторга, пораженная собственной креативной идеей.
Челищев пожал плечами. Ничего фантастического, кроме фантастической глупости в этом смешении «французского с нижегородским», он не заметил. Но из деликатности сдержался. В трубке повисла пауза.
Линда почувствовала эту неловкость и ослабила хватку:
- Впрочем, мы вас не торопим, дорогой Андрэ. Посоветуйтесь с семьей, с друзьями. И позвоните после уикэнда. Мы договоримся о встрече в студии.
Окончание см. Часть 2
[1] Божественный вкус! Нет, определенно это вино стало бы украшением даже королевского стола. Мой друг, вы превзошли самого себя. Это восхитительно…
Добавить комментарий