В наш музей русской поэзии и музыки « (www.museum.zislin.com) не раз заглядывали коренные американцы, не говорящие по-русски. Среди них были, например, авторы диссертаций по Достоевскому, Волошину и Цветаевой. Случались, конечно, и поэты.
Рядом с парком Guy Mason Park (3600 Calvert St., NW DC 20007) живёт зам. директора «Вашингтонского института экологии» поэт Мартин Дикинсон (Martin Dikinson). Однажды во время прогулки он набрёл на «Аллею русских поэтов, композиторов и художников», заложенную музеем в 2003 г. Увидев около одного из деревьев плиту с именем Мандельштама, о котором он мало знал, купил книги поэта в переводе на английский, изучил его биографию, написал ему посвящение и принёс это в «Вашингтонский музей русской поэзии и музыки». Мы его в музее перевели на русский язык.
СМЕРТЬ ОСИПА МАНДЕЛЬШТАМА
27 декабря 1938 года
Барак. Ты смотришь
на Владивостокские холмы, в пустоту. Декабрьский ветер
завывает снаружи.
И ты снова в «розвальнях,
уложенных соломой»,[i] кружишь по улицам Москвы.
Сани «ныряют в чёрные ухабы»,
или в Ленинграде
ты греешься от скуки у костра, а в театре
согрет восторгами публики,
и возбуждённо бормочешь
в советской ночи молитву за себя
и молитву за Россию,
или опять
ощущаешь прощальные объятья Ольги[ii]
и её нежные, солёные губы.
И у тебя вспыхивают
твои стихи об этих событиях,
фраза за фразой.
Мир жесток и несправедлив.
За дверью слышится звук. Ты знаешь –
это твоя смерть.
2007 г.
Перевод Юлия и Светланы Зыслиных.
Здесь я хочу рассказать о другом случае.
В 2010 году в музей позвонил, а потом и пришёл, солидный пожилой американец, который представился как Джим Фой (полное имя JAMES L. FOY, 1926-2014).
Мы быстро нашли общий язык, хотя он не говорил по-русски, а я до сих пор плохо понимаю устную английскую речь, тем более в американском варианте. И даже подружились - тем более он мне сразу вручил свою большую статью о Достоевском…
Оказалось, что профессор школы Psychiatry at Georgetown University School Джеймс Фой любит русскую культуру, бывает в русском книжном магазине, где ему и рассказали про наш музей. Мало того, у него есть пластинка (сейчас говорят: «винил») с музыкой поэта Бориса Леонидовича Пастернака. Я-то думал, только я в Америке знаю прелюдии и сонату Пастернака и только в моём музее эту музыку можно послушать. Я ошибался, за что был вознаграждён: добрый гость в следующий визит подарил музею эту замечательную пластинку-гигант, выпущенную в Берлине в 1980 году, Dichfer und Maler als Komponisfen. POETS AND PAINTERS AS COMPOSRS («Поэты и художники как композиторы»). Мало того, оказалось, что известный в Америке психиатр Джеймс Л. Фой, который после защиты докторской диссертации повышал свою квалификацию в американском госпитале в Париже и в университетах Лондона, Оттавы и Вашингтона, – одновременно поэт Джим Фой. Он принёс в музей русской поэзии и музыки свои стихи, посвящённые Марине Цветаевой и Анне Ахматовой. И написал в музейной книге отзывов панегирик, который начинался словами: «This was a fantastic visit for me».
Его стихотворение Марине Цветаевой было навеяно «Элегией Марине Цветаевой-Эфрон» Райнера Мария Рильке. Поэты никогда не видели друг друга. Их через переписку познакомил Борис Пастернак. В результате возникли уникальные эпистолярные дуэт Цветаева-Рильке и трио Рильке-Пастернак-Цветаева.
Ниже даём отрывок из «Элегии» Рильке на немецком языке [1].
Elegie an Marina Zwetajewa-Efron
O Die Verluste ins All, Marina, die st;rzenden Sterne!
Wir vermehren es nicht, wohin wir uns werfen, zu welchem
Sterne hinzu! Im Ganzen ist immer schon alles gez;hlt.
So auch, wer f;llt, vermindert die heilige Zahl nicht.
Jeder verzichtende Sturz st;rzt in den Ursprung und heilt.
Aus: Die Gedichte 1922 bis 1926 (Muzot, 8. Juni 1926)
Читал ли Джим Фой по-немецки, мы не знаём. Возможно, он видел английский перевод, например, такой отрывок [2]:
Oh the losses in the universe, Marina, the perishing stars!
We don't increase their number when we plunge.
In the All, everything has long been counted.
Our own falling does not diminish the sacred number.
Accepting this, we fall to the Source and heal...
Waves, Marina, we are the ocean! Depths, Marina, we are the sky!
Earth, Marina, we are earth, a thousand times spring.
We are larks whose outbursts of song
fling them to the heavens.
Естественно, захотелось привести здесь хороший перевод «Элегии» с немецкого на русский язык, чтобы увидеть, какие образы немецкого поэта поразили американца. Мы обратились к переводам трёх русских поэтов второй половины ХХ века.
С поэтом, эссеистом, переводчиком и редактором Алексеем Пуриным (СПб, р.1955) я познакомился на поэтическом празднике в 2007 г. в Тбилиси. В этом столетии он издал некоторые свои переводы Рильке . Правда, как мне он сообщил, «Элегию», к сожалению, им не переводилась.
Много переводил и читал Рильке друг Б.Пастернака, А.Галича, Н.Коржавина, В.Некрасова Константин Богатырёв (1925—1976), филолог, поэт-переводчик, специалист в области немецкой литературы. В Германии его называли другом немецкой литературы. В поисках перевода «Элегии», я обратился по дружбе к его вдове Софье Богатырёвой (США, штат Колорадо), историку литературы, публикатору, лектору, мемуаристу, чьи родители и дядя сохранили в трудные времена архив Осипа Мандельштама, по просьбе его вдовы Надежды Яковлевны.
Как мне сообщила Софья Игнатьевна, Константин Богатырёв, который перевёл целиком «Новые стихотворения» и «Новые стихотворения. Вторую часть» Рильке, не касался стихов из других книг поэта, таким образом, и «Элегии» не оказалось среди его работ.
Текст перевода «Элегии» современного маститого поэта, опытнейшего переводчика и своеобразного философа Владимира Микушевича мне найти на Интернете не удалось. Выручила опять та же Софья Богатырёва.
Макушевич (р.1936) переводит Рильке всю жизнь, начиная с 1960-х годов.
Приведём этот перевод [3].
Элегия
(Марине Цветаевой-Эфрон)
О потери Вселенной, Марина, падучие звёзды!
Не преумножишь ты их, за какою звездой ни бросайся,
В целом давно пересчитано всё.
Так что, падая, мы не уменьшаем святого числа.
Падает каждая жертва к истокам, а там – исцеленье.
Стало быть, всё – лишь отсрочка, возврат, одного и того же.
Только игра безо всяких имён и без выигрышей потаённых?
Видно, Марина, мы море! Глубины, Марина, мы небо.
Мы – земля, Марина, мы тысячекратно весна.
Песня, как жаворонков, нас в невидимое извергает.
Мы начинаем восторгом, и нас превышает восторг.
Вдруг нашей тяжестью песня повёрнута к жалобе вниз.
Может быть, жалоба – младший восторг, порыв к преисподней?
И подземные боги, Марина, хотят, чтобы их похвалили.
Так невинны они, что похвал, словно школьники, ждут.
Милая! Расточим же себя восхваленьем!
Неимущие мы. Удаётся нам только потрогать
Шеи цветов нераскрывшихся. Я это видел на Ниле.
Так, от себя отрекаясь, жертву приносит король.
Ангелы мимоходом двери спасения метят.
Так и мы нашей мнимою нежностью трогаем то и другое.
Ах, как восхищены мы! Как, Марина, рассеяны мы
И при сокровеннейшем поводе! Метчики им, да и только.
Такое это занятье, когда его не переносит
Ближний какой-нибудь наш и решается нечто схватить,
Мстит за себя убивая. Смерть у него в подчиненьи,
Об этом свидетельствует его осторожная нежность
И странная сила, которая нас
Из живых пережившими делает. Небытие.
Знаешь, как часто в преддверии новых рождений
Нас влекло повеленье слепое?
Нас - влекло? Неохочее тело – сплошные глаза
Под бесчисленными ресницами. Общее сердце,
Запавшее в нас. Перелётные птицы –
Образ парящего нашего воображения.
Этого знанья, Марина, не нужно влюблённым.
Пусть не знают заката. Пусть новизны не теряют.
Уразуменье положено старой могиле влюблённых,
Сумрак под плачущим деревом в кои-то веки,
Влюблённые гибки, как прутья. Рушится только могила.
Их сверх меры сгибая, пышный плетётся венок.
Майским развеяны ветром они, от всегдашнего средоточия,
Где ты чаешь и дышишь, мгновенья отключены.
(Как я тебя понимаю, расцветшая женственным цветом
На нетленном кусте моём! Как я распылаюсь
Ветром ночным, который к тебе прикоснётся!)
Льстить половинам своим научились до времени боги.
Лунными дисками полнимся в круговороте.
Цельности нам на ущербе ничто не вернёт, -
Лишь собственный путь одинокий в ночи над бессонным пейзажем.
А теперь стихотворение Джима Фоя по-английски, как он нам его представил:
TO MARINA WITH BORROWINGS FROM RILKE
Waves, Marina, we are ocean
Groundswell of the improvident
Sea with its moonstruck tides
Its swarming, ambiguous deep.
Depths, Marina, we are sky
And silent like the bighearted
Cumulus clouds elevated and adrift
On the summit of towering day.
Earth, Marina, we are of earth
Creatures accustomed to it until
We make our journey underground
And exchange earth for eternity.
Spring, Marina, we are April
A thousand times April like larks
That a song bursting out of them
Flings towards invisible heights.
N.B. This poem is written around some lines from
Rilke's late elegy composed for the Russian poet,
Marina Tsvetaeva (9/26/1892—8/31/1941)
— Jim Foy
Мы в музее перевели на русский язык это стихотворение и его стихи, посвящённые Ахматовой, и несколько раз исполняли их с ним в дуэте: он читал по-английски, затем – я в переводе на русский. Мы это сделали на 16-м Вашингтонском Цветаевском костре в 2011 г. и в следующем году на «Вашингтонской аллее русских поэтов, композиторов и художников» (подобные выступления мы провели ранее с Мартином Дикинсоном).
Джим Фой не скрывает, что использовал в своём стихотворении основные образы «Элегии» Райнера Рильке.
Таким образом, известный немецкий поэт Райнер Мария Рильке помог американскому психиатру и поэту Джейсу Л. Фою непосредственно обратиться к великому русскому поэту Марине Ивановне Цветаевой…
Теперь пора привести перевод на русский язык стихотворения Джима.
Марине Цветаевой с заимствованиями из Рильке
Марина, мы волны океана,
Донные волны.
Море с его приливами –
Амбициозно глубоко.
Марина, мы сгусток неба,
Что молчит от щедрости своей.
Кучевые облака поднялись и дрейфуют
К возвышающему дню.
Марина, мы часть земли.
Люди легко привыкают к этому,
Пока не отправляются под землю,
Меняя её на вечность.
Марина, мы апрель.
Тысячу раз им овладевали жаворонки,
Чья песня, оторвавшись от них,
вздымала к невидимым вершинам.
Перевод Юлия и Светланы Зыслиных. 2011
Последние годы Джим очень болел. Сказались, наверно, и годы второй мировой войны. Поэт Джим Фой участвовал в той страшной войне. Он служил офицером американской армии в качестве военного хирурга. О его смерти сообщила газета The Washington Post. На поминках я прочел по-русски его стихи, обращённые к Цветаевой и Ахматовой. Оригиналы этих стихотворений до меня озвучивала по-английски дочь Джима.
Во время трапезы, а это происходила в здании бывшей протестантской церкви, ко мне подходили друзья и дети Джима со словами: «Какой красивый, оказывается, русский язык!».
Вскоре вышла посмертная книга стихов Джеймса Л. Фоя [7] . Её составил и издал его старший сын Стив, который и привозил в музей, на костёр, аллею и в русский книжный магазин уже очень больного отца…
Библиография:
1. http://www.stihi.ru/2012/05/10/913
2. http://yearswithrilke.blogspot.com/2011/11/elegy-to-marina-tsvetaeva-efron-ii.html
3. Р.М. Рильке. Ворпсведе. Огюст Роден. Письма. Стихи. Изд. "Искусство", М. 1971. – 456 с.
4. Jim Foy. Selected Poems. Washington. 2014. - 112 p.
Добавить комментарий