На концерт Башмета собрались не только сливки русскоязычной бостонской общины, но и многие американцы, любители классической музыки. Билетов было не достать, и места нам достались на балконе, слева от сцены. Зато — в первом ряду: можно в лорнет или бинокль разглядывать счастливчиков в первых рядах партера. Почему-то там всегда сидят одни и те же: лоснящиеся достатком и статусом немолодые профессора и бизнесмены в одинаковых пуловерах или синих пиджаках с золотыми пуговицами поверх бежевых брюк, в начищенных чёрных мокасинах и дорогих очках. И жёны при них: неизменно худые, почти без косметики, с выпирающими скулами, в очень скромных, почти пуританских платьях, по которым, тем не менее, видно, что каждая пуговица стоит больше, чем всё, что на мне надето. И в таких же “скромных”, со вкусом отделанных бриллиантах. Преобладает англосаксонский тип: не слишком красивые, сдержанные, полные чувства собственного достоинства. Они вежливо здороваются, целуют друг дружку мимо щёк, эффектно чмокая воздух, тихо беседуют...
Я уже собралась вернуться к своей программке, но тут вдруг увидела в одном из первых рядов ярко-рыжую молодую красавицу, настолько выбивающуюся из всего своего окружения, что даже сами господа “пуритане” нет-нет, да и поворачивали слегка голову, дабы украдкой поглазеть на это чудо...
— Смотри, — толкаю я под бок мужа, — смотри, какая женщина. Как на обложке журнала.
— М-м-м, угу, — вразумительно отвечает муж, поглощённый программкой концерта.
— Да нет, ты посмотри, посмотри, она стоит того.
— Ну, где? — он явно хочет побыстрей отделаться и вернуться к программе.
— Вон, вон, рыжая, видишь?
— Ой, да это ж Джефф!
— Какой Джефф? Я тебе на рыжую показываю, вон там, видишь, красивая какая?
— Да вижу, вижу. Рядом с ней — Джефф. Мы учились вместе.
Ах, ну да, при даме же должен быть кавалер. Кавалер, правда, в отличие от дамы, выглядел ровно так же, как все мужчины вокруг него, и был полностью затмён спутницей. Я его и не заметила сначала. Впрочем, там и замечать было нечего — самый что ни на есть обычный, среднего возраста джентльмен в таком же синем пиджаке и бежевых брюках, как и у джентльмена сзади, и того, кто сзади него, и следующего за ним...
— Где, — говорю, — он жену такую нашёл?
— Откуда я знаю? Я её первый раз вижу. Русская, небось.
— Откуда ты знаешь?
— Он что-то говорил про попытки найти себе восточноевропейскую жену.
— Кто он такой вообще?
— Заместитель финансового директора одного местного банка, его послали доучиваться, чтобы дальше продвигать по службе — большие надежды подавал. Наверное, сейчас уже директор. Всё хотел “домашнюю” жену, чтобы хорошо готовила. Тут таких нет почти, вот он и искал славянку.
— А что, на американку она действительно не похожа. Хотя сверху не очень хорошо видно.
Мы встретились в антракте, и, увидев женщину вблизи, я сразу поняла, ещё до того, как она заговорила, что муж был прав: рыжая красавица явно приехала откуда-то из Восточной Европы: яркое, типично европейское платье, синие тени на веках, крупная бижутерия. Да и тип лица славянский. Выяснилось, что Лариса из белорусской глубинки, Джефф нашёл её через брачное агентство и через пару месяцев у них свадьба.
Джефф страшно обрадовался встрече с бывшим сокурсником: Ларисе очень не хватало русского общения, русскоязычных друзей или знакомых у Джеффа не было, а про мужа моего он напрочь забыл — они никогда не были особенно близки.
Мужчины заговорили о финансах, а я из вежливости начала задавать банальные вопросы из серии “ну как вам Америка”. Америка, как вы догадываетесь, после белорусской глубинки показалась раем. Как чисто, какие магазины, какие машины, какая кухня у Джеффа, а холодильник какого размера! Утомилась я быстро, слава Богу, звонок прозвенел, и антракт закончился.
Мы обменялись телефонами и договорились “как-нибудь” увидеться. Честно говоря, ни самоуверенный, шумный Джефф, ни его “девушка из белорусской глубинки” не показались мне особенно близкими по духу людьми, муж разделил моё мнение, и мы дружно решили про телефон забыть.
II
Лариса звонила несколько раз, рассказывала про свою американскую жизнь, спрашивала советов по каким-то мелким бытовым вопросам, делилась впечатлениями. Потом выяснилось, что она беременная, нас пригласили на baby shower, отказаться было неудобно, и мы поехали.
Я её еле узнала. Как Лариса мне объяснила, хорошего парикмахера она тут не нашла, а к своему в Белоруссию не поездишь, поэтому в парикмахерские она не ходит. Рыжая краска давно смылась, и русо-пегие бесформенные пряди висели по обе стороны лица. Она основательно поправилась, одета была в нечто мешковатое для беременных, косметикой не пользовалась и от окружающих её охающих над каждым подгузничком и чепчиком домохозяек отличалась мало, разве что черты лица по-прежнему были красивы.
Виновница торжества очень обрадовалась моему приходу и возможности поговорить по-русски, оттащила меня в угол и мучила весь вечер. В этой Америке всё было не так. Дома строят из прессованных опилок, а не из кирпича, окна какие-то неправильные и плохо открываются, одеяла не из настоящего пуха, люди все такие скрытные, в лицо тебе улыбаются, а за спиной гадости делают, на работу она устроиться не может, у неё, видите ли, английский недостаточно хороший, дома сидеть скучно, и вообще кроме этого ребёнка у неё никаких радостей в жизни нет. Я давала советы, рассказывала про русские клубы и русскую церковь и обещала прислать рекламную брошюрку со списком русских бизнесов. Лариса вежливо кивала, но видно было, что никуда она не пойдёт и звонить не будет — это отнимет возможность упиваться собственной неприкаянностью и одиночеством, жалуясь на жизнь всем, кто готов слушать, прежде всего, мужу.
Я тоскливо посматривала на часы и ждала, когда можно будет поехать домой.
III
— Знаешь, кого я сегодня в поезде встретил? — с порога говорит муж. — Джеффа! Они дом купили в Истоне, мы теперь по одной ветке ездить будем, я думаю, часто будем встречаться.
— Как там у них дела? — не могу сказать, что я сильно обрадовалась, — года три ведь прошло...
— Да, их сыну уже два, в садик ходит. Лариса нашла работу в какой-то фирме, причём по специальности, Джефф тоже нашёл новую работу и теперь довольно много зарабатывает, у них, вроде, всё хорошо. Приглашал в гости.
— Э-э-э... может, отмажешься? Она прилипает ко мне как банный лист, а я от тоски сохну. Неохота.
— Ну, может, как-нибудь... Мы ведь на одном поезде будем ездить, один раз отмажешься, другой, неудобно как-то. Парень он неплохой, мне с ним интересно на профессиональные темы говорить.
— Ну, как-нибудь...
Лариса опять изменилась. Волосы слегка подстригла, хотя цвет остался пегим, одета уже во всё американское, но с европейским вкусом, даже подкрашена слегка. Похудела, хотя с той, рыжей Ларисой, её было по-прежнему не сравнить. Главное, изменилось отношение к жизни. Английский стал лучше, работа придала уверенности в себе, она завела каких-то подружек-американок, и страна уже не казалась такой негостеприимной и непривычной. Говорили о детях, о работе, обменивались рецептами... Передо мной сидела милая американская домохозяйка, с акцентом, но, в целом, типичная фрау бостонских пригородов, поглощённая своим садом-огородом, обустройством ванных и кухни, детскими кружками и прочим. Убери акцент — не отличишь. Мне по-прежнему было с ней скучновато, но ощущение, что я разговариваю с пришельцем с другой планеты, исчезло.
Мы договорились встретиться опять, но жизнь закрутила, у нас тоже появился ребёнок, и Джеффа с Ларисой мы не видели ещё года три.
IV
В два года мой сын начал ходить в кружок музыки для малышей — детки били по разным ярким музыкальным инструментам, танцевали, пытались подпевать, играли в музыкальные игры и просто “бесились” под музыку. Группа старших детей занималась до нас — мы входили, когда они выходили, и на первом же занятии мы столкнулись с Ларисой и её сыном нос к носу.
— Лариса? Мама дорогая! Я тебя не узнала!
— Ой, привет. Как дела?
— Сейчас не могу говорить, у нас занятие начинается через пять минут, давай созвонимся.
— Окей. И давайте, встретимся наконец, сто лет не виделись.
О том, что они купили пару лет назад новый дом в каком-то очень дорогом и престижном районе, я знала от мужа, который теперь работал с Джеффом в соседних зданиях и периодически ходил с ним на ланч. Джефф выбился в большие начальники, зарабатывал около полумиллиона в год, Лариса ушла с работы и сидела дома с двумя детьми. Она похудела, одевалась у какого-то дизайнера в строгие, пастельных оттенков вещи, красиво подстриглась, и опять красила волосы, только не в рыжий, а мягко-медовый цвет. И никакой косметики. Старший сын днём ходил в садик, к младшей дочке была приставлена няня, хоть и не каждый день. Я поинтересовалась, как Лариса проводит свои дни.
— Ну, смотри. По вторникам и четвергам у нас клуб мам. Мы собираемся, дети играют, мы пьём кофе, разговариваем. Устраиваем встречи с интересными людьми, организовываем мероприятия. Вот на пасху “охоту за яйцами” устраивали у нас в саду. Раскрасили кучу яиц, спрятали по всему саду, детки искали. Очень весело было. В этом районе все мамы дома сидят, и у многих няни. Мы вместе гуляем, в спортзал ходим, в сауну. И потом, я тут ремонт делала, все ванные поменяла, знаешь, сколько энергии ушло — искать мастеров, договариваться с архитектором, ездить в магазины искать то, что надо... Хочешь на мои ванные посмотреть?
Ванные впечатлили. Пол с подогревом, душ с массажёрами, джакузи тут и там, раковины какие-то вычурные. Сад тоже произвёл впечатление: фонтанчики, кирпичные дорожки, рассаженные согласно цветовой гамме цветы. Лариса светилась от гордости. Я искренне радовалась за неё: человек получил всё, что хотел, и счастлив. Она так мне и сказала: “Я обожаю этот образ жизни, я была создана для этого”.
Последовало приглашение на какой-то девичник. Честно говоря, я чувствовала себя не в своей тарелке. Узнав, что я работаю, дамы округлили глаза. Они долго обсуждали некого красавца, который, как оказалось, почти всех их тренирует в районном спорткомплексе, потом перешли к обсуждению садовника, затем обругали местную частную школу... По-английски Лариса теперь болтала с лёгкостью, с детьми тоже говорила только по-английски, русский и белорусский языки вместе с прошлым своим из жизни выкинула, и во мне уже не нуждалась.
С тех пор мы были приглашены в этот дом только один раз: на дегустацию сыра и вин Франции. Лариса наняла специалиста, который всё это принес с собой и долго интересно рассказывал об истории виноделия, дегустации вин, идеальных винно-сырных сочетаниях и многом другом. Лекция и вина понравились, но в компанию обладателей личных садовников мы явно не вписывались, хозяева тоже это почувствовали, и дальнейших приглашений не последовало.
V
На балет Большого театра попасть было нелегко, партер раскупили сразу, и мы опять оказались на балконе. И опять — русскоязычный бомонд, часть американского, а в первых рядах всё те же...
— Смотри, вон Джефф, — говорит муж.
— Где?
— Вон, в третьем ряду!
Я смотрю. Действительно, Джефф. Поправился, облысел слегка, но узнать легко. Рассматриваю Джеффа, вспоминаю, как в первый раз увидела его с того же балкона десять лет назад, и вдруг соображаю, что не вижу Ларису. Место рядом с Джеффом пусто. Ищу её глазами, обвожу ряды, проход. Ладно, наверное, в туалет пошла. И вдруг понимаю, что смотрю мимо неё уже в который раз. Вон она, в проходе, разговаривает с кем-то. Я беру припасённый бинокль и навожу резкость. Боже мой, как она похудела! Она никогда такой не была! Классическое тёмно-бордовое платье, на вид второго размера, висит на ней, как на вешалке, скулы и ключицы торчат. Волосы выкрашены в коричневый цвет и собраны в пучок. Тонкая золотая цепочка, крошечные бриллианты в ушах, и всё. Подходит третья женщина, они целуются мимо щёк, чмокая воздух. Она стоит среди них, одна из них. Я бы никогда не догадалась...
Добавить комментарий