Один русский – это анархист;
два русских – это партия в шахматы;
три русских – это революция;
четыре русских – это Будапештский струнный квартет.
(ЯША ХЕЙФЕЦ)
Это за границей мы русские, а так, в Будапештском квартете все были евреи, а одно время, трое из четырёх музыкантов были из Одессы. Но начнём с того времени, когда в Будапештском квартете ещё все были венграми (по правде, они тоже были евреями, но венгерскими).
Четверо друзей начали играть вместе во всем памятном 1917 году. С самого начала они решили покончить с несколькими традициями.
Во-первых, в квартете не будет лидера. Обычно первый скрипач, который играет большинство мелодий, доминирует; он решает, в каком темпе играть, какими штрихами, и т.д. Даже название квартета зачастую было по имени первой скрипки, как, к примеру, квартет Иоахима. Знаменитый скрипач имел в Германии три группы в разных частях страны. А когда он поехал на гастроли в Англию, то нанял там трёх английских музыкантов – и все группы назывались квартет Иоахима. Конечно, при таком раскладе и речи не могло быть, кто хозяин. А в Будапештском квартете все вопросы решались коллегиально, голосованием. В случае, если голоса разделялись два на два, ничего не меняли, играли по-старому.
Во-вторых, все получали одинаково. Это тоже было новшеством. В других квартетах первый скрипач зарабатывал больше; ведь он зачастую «заделывал» концерты. И остальные члены квартета тоже получали по-разному, в зависимости от «выслуги лет». С этим Будапештцы тоже покончили: все новички сразу получали равную долю.
В-третьих, никто из музыкантов не имел права работать вне квартета. Обычно члены даже самых знаменитых квартетов преподают в консерваториях, либо подрабатывают игрой в оркестрах, соло, с другими группами – надо же на жизнь заработать. Будапештцы от всего этого отказались: нигде не преподавать, если играть, то только вместе. Так ни один квартет не делал. Тут, конечно, был большой элемент риска, но зато они, в отличие от других групп, всегда были готовы играть где и когда угодно. Вскоре к ним пришёл успех; они уже играли свыше ста концертов в год, и репертуар у них был большой.
А в-четвёртых, чтобы избежать скандалов, обычных для маленьких ансамблей, жёны или подруги не имели права вмешиваться в работу, присутствовать на репетициях или принимать участие в обсуждении деловых и артистических вопросов. Вот запись квартета Гайдна в соль мажоре, опус 76 №1, сделанная между 1925 и 1927 годами: https://youtu.be/qNVVONYkivM
В 1927 году в квартете освободилось место второго скрипача. На него оставшиеся трое квартетистов пригласили Иосифа Ройзмана. С Ройзмана и началась трансформация венгерского Будапешта в русский.
Ройзман родился в Одессе 25 июля 1900 года. Его отец работал в галантерейном магазине. Жили неплохо. Старшая сестра Роза училась на фортепиано, а Иосифу, когда ему исполнилось шесть лет, купили скрипку и послали учиться к Петру Соломоновичу Столярскому. «У меня всегда было желание играть камерную музыку. И я играл её с раннего детства, - рассказывал Ройзман. - В нашем доме мы уделяли музыке всё время. Общее образование? Ну, этим мы занимались дома с частным педагогом, но целый день – это была музыка. Утром несколько часов, и несколько часов днём».
Это благодаря Ройзману, а точнее, его маме, Натана Мильштейна начали учить на скрипке, и тоже у Столярского. Не живи семьи Ройзманов и Мильштейнов в одном доме, может быть, Натан никогда бы и не стал скрипачoм. Рис2
Вот как сам Мильштейн рассказал об этом: «Я рос драчуном. Я убегал во двор, кричал, дрался с другими детьми, а затем, спасая себя, мчался домой. Большой смелости или риска в этом не было, но мама всё равно обо мне волновалась. Соседка по дому, мадам Ройзман, посоветовала маме: «Надо Натана чем-то занять. Пусть учится музыке!»
Совет мадам Ройзман не был бескорыстным: я задирал её сына. Моим любимым занятием было зайти к нему из-за спины, ударить по голове и убежать. Мои удары не помешали Ройзману стать замечательным скрипачoм. Много лет спустя, в Нью-Йорке, я пошёл на концерт Будапештского квартета. Ройзман был первой скрипкой. Я не попросил контрамарку, хотя он и был друг детства. Я заплатил за билет и наслаждался квартетами Гайдна. Ройзман всё ещё прятал свою голову каждый раз, когда он меня видел. В шутку, конечно».
Когда Иосифу исполнилось девять лет, его успехи на скрипке привлекли внимание известной одесской меценатки мадам Высоцкой. Она была из тех Высоцких, чьё имя после революции вошло в поговорку: «Сахар Бродского, чай Высоцкого, Россия – Троцкого». Рифмуется неплохо, но с фактами промашка: где были Троцкие, там уже ни Бродских, ни Высоцких не было.
А пока до революции было далеко, и мадам Высоцкая оплачивала обучение в Европе более чем тридцати молодых музыкантов. Мадам Высоцкая уже платила за уроки музыки для Розы и была готова оплатить занятия Иосифа с Леопольдом Ауэром в Петербургской консерватории.
Но тут, совершенно неожиданно, их отец, которому было всего 50 лет, умер от инфаркта.
Смерть отца наложила огромный отпечаток на жизнь Иосифа. У него было слабое сердце, и всю жизнь он был одержим заботой о своём здоровье, избегал похорон, был мнительным и суеверным. По окончании одного из концертов он попросил друга вернуться за сцену за зонтиком. Сам он не мог этого сделать; как он объяснил: «Разве ты не знаешь, это плохая примета возвращаться за чем-то, что ты забыл?» Но это всё в будущем. А мы вернёмся в Одессу его детства.
Столярский, учитель Ройзмана, считался тогда «детским» педагогом. Мадам Высоцкая решила, что Иосифу нужен более престижный учитель. Раз поездка в Петербург к Ауэру была отменена, запасным вариантом стал Александр Фидельман, в то время самый знаменитый одесский педагог. Ведь его учеником был Миша Эльман, который был первым скрипачoм из России, ставшим мировой знаменитостью; сам Государь Император освободил его от военной службы.
Фидельман преподавал в Одесском музыкальном училище, предшественнике консерватории; но к тому времени, когда мадам Высоцкая решила, что Иосифу нужен новый педагог, Фидельман уже был профессором в частной консерватории Штерна в Берлине.
Неутомимая мадам Высоцкая решила послать за свой счёт Иосифа, Розу и их мать в Берлин, где Иосиф и должен был у Фидельмана учиться. Заодно мадам Высоцкая попросила Ройзманов взять с собой в Берлин юного виолончелиста Бориса Блиндера, младшего брата скрипача Наума Блиндера, который в то время уже учился у Адольфа Бродского в Англии.
В Берлине, Ройзманы поселились этажом выше в доме, где уже жил ещё один одессит и ученик Фидельмана Борис Кройт. Роза занималась с известным пианистом Леонидом Крейцером, учеником Есиповой в Петербургской консерватории, а Иосиф – с Фидельманом, в чьём классе был ещё один одессит, в будущем знаменитый Тоша Зайдель.
Началась Мировая война. Ройзманы сумели вернуться в Одессу. По совету Фидельмана, Ройзман продолжил свои занятия в Одесской консерватории с Наумом Блиндером, бывшим учеником Фидельмана. Иосиф играл трио и квартеты со своим учителем и быстро увлёкся камерной музыкой. Его соучеником у Блиндера был Эдгар Ортенберг. В будущем они вместе будут играть в Будапештском квартете. Его сестра Роза играла с Давидом Ойстрахом, когда он был ещё ребёнком. После Второй мировой войны она продолжала выступать в Одессе
По окончании консерватории, Ройзман стал концертмейстером Одесского оперного театра. Это были голодные и холодные годы. Одной зимой Ройзман должен был носить перчатки с отрезанными кончиками пальцев, чтобы иметь возможность играть на скрипке. С приходом советской власти он, в составе бригады артистов, выступал на предприятиях, за что им платили продуктами. Такая жизнь ему надоела, и он повторил «трюк» Пятигорского. В 1923 году Ройзмана с бригадой артистов посылают на гастроли по Украине. Оказавшись у границы с Польшей, он, «с группой товарищей» - музыкантов, пересёк границу – и был таков.
В Польше он не задержался, а двинулся в Чехословакию. В Праге жил Франтишек Ступка, многолетний профессор Одесской консерватории (везде одесситы!), а ныне дирижёр Чешской филармонии. Ройзман у него брал уроки, а Ступка устроил Ройзмана в филармонический оркестр.
Но Ройзмана тянуло в Берлин, где музыкальная жизнь била ключом. Достаточно сказать, что в Берлине в то время были три оперных театра под управлением Бруно Вальтера, Отто Клемперера и Эриха Клайбера.
Приехав в Берлин, Ройзман случайно на улице встретил старого друга по классу Фидельмана Бориса Кройта. Кройт был солистом в необычно большом - восемьдесят музыкантов - оркестре гигантского кинотеатра Уфа – Паласт. В то время кино было немое. Оркестр аккомпанировал кинофильмам, а также три раза в день исполнял классическую музыку между сеансами.
Борис устроил его в этот оркестр, где музыкантам платили больше, чем в Берлинской филармонии. К тому же, Ройзман был солистом в небольших оркестрах многочисленных берлинских кафе. Жизнь налаживалась.
И вот в этот момент Будапештскому квартету срочно понадобился второй скрипач. Это часто бывает: второй скрипач чувствует себя обделённым и ищет более достойное для себя место. «Первый» второй скрипач Будапешта Альфред Индиг стал концертмейстером Берлинской филармонии; «второй» второй скрипач Имре Погани стал концертмейстером Вторых скрипок у знаменитого Фрица Райнера в Цинциннати, США. Через два года Артуро Тосканини пригласил его на то же место в Нью-Йоркской филармонии, где он и был в течение тридцати лет.
И тут у Ройзмана была дилемма: жить спокойно в Берлине, играть в оркестре, где его должность была третий помощник дирижёра, – или стать странствующим музыкантом. Ройзман любил камерную музыку, особенно квартеты, но не так легко сменить комфортабельную жизнь с регулярным доходом на беспорядочную, где заработок зависел от числа концертов и менялся от года к году. К тому же, Ройзман уже был женат. Пола была родом из Венгрии. Сыграло ли это роль – кто знает. Но она убедила Ройзмана следовать его мечте. Как он сказал позже, это был самый лучший совет, который он когда-либо получил.
Ройзман стал «третьим» вторым скрипачoм в квартете. Для любого квартета стабильность состава – важнейшее условие успешной работы. Ведь с приходом нового человека, весь репертуар надо заново проходить. Первый год Ройзману зарплату не платили, а клали её в банк. Если он проработает полный год, то всё получит сполна, а уйдёт раньше – всё потеряет. По окончании первого года музыканты подписали контракт на три года. Вот первая часть квартета Бетховена, опус 59 №1 «Разумовский», запись 1930 года: https://youtu.be/NiyvKPZWTkM
Концертная деятельность шла успешно, но, как часто бывает в квартетах, было много споров. В конце 1930 года, перед большой поездкой, виолончелист Харри Сон неожиданно ушёл. Он уехал в Палестину, позже вернулся в Европу и погиб во время Второй мировой войны вместе с большинством голландских евреев.
На смену ему пригласили, по совету тёщи знаменитого виолончелиста Эммануила Фейермана, Мишу Шнайдера. Мойше/Миша был родом из Вильно и соучеником Фейермана по классу Юлиуса Кленгеля. Шнайдер порепетировал с квартетом в гостиной тёщи Фейермана, подошёл по всем статьям и в начале 1931 года влился в квартет.
Миша в будущем будет известен, как самый лучший квартетный виолончелист всех времён и народов. А пока ссоры в квартете достигли ещё большего накала: двое «русских» против двух «венгров». Это были музыкальные разногласия. По какой-то причине, «венгры» не играли спиккато, штрихом, в котором при исполнении быстрых пассажей смычок должен «подскакивать». Вместо этого, они играли такие пассажи у самого конца смычка, из-за чего Будапештский квартет «заработал» в Германии прозвище DasSpitzenquartett, «Квартет У Кончика».
Ройзман считал первого скрипача Эмиля Хаузера посредственностью. Он ненавидел его преувеличенные глиссандо и чрезмерное вибрато. Ройзман представлял собой новое поколение – с быстрым и порой постоянным вибрато, большей ритмической остротой и, что особенно отличало его исполнение, естественной элегантностью и блеском игры.
В 1932 году Хаузер попросил разрешения концертировать с клавесинисткой, за которой ухаживал, в то время, когда квартет не работал. Остальные квартетисты в разрешении ему отказали; ведь у них было правило: никакой работы вне квартета. А Хаузер, не долго думая, из квартета ушёл. В 1933 году он уехал в Иерусалим, основал там квартет и Палестинскую консерваторию. Он помог знаменитому скрипачу Брониславу Хуберману создать Палестинский симфонический оркестр, ныне Израильская филармония. Им удалось добиться разрешения у английской администрации Палестины на визы для многих европейских музыкантов и их семей. В общей сложности, им удалось спасти от верной гибели примерно тысячу человек.
Первым концертом Палестинского симфонического оркестра в 1936 году дирижировал Артуро Тосканини. Этот коллектив был известен как «оркестр концертмейстеров»; из 57 участников первого концерта 26 были концертмейстерами различных европейских оркестров. Мой учитель камерной музыки в знаменитой нью-йоркской школе музыки Джульярд Феликс Галимир тоже был участником этого концерта.
За свои заслуги Эмиль Хаузер был награждён орденом Британской Империи. Впоследствии он переехал в США и преподавал в Джульярде.
По уходе Хаузера с поста первой скрипки, у оставшихся членов квартета не было сомнений, что Ройзман должен был занять его место. Надо было искать «вторую скрипку».
Миша Шнайдер по дороге навестил своего брата, который был концертмейстером Nord-deutscher-Rundfunk, радио-оркестра в Гамбурге. В Германии, чтобы не выделяться, он сменил написание своей фамилии: вместо Sznejder он стал Schneider; там это чисто немецкая фамилия. И имя сменил: вместо Абрама стал Александром.
Миша спросил брата, может ли он посоветовать кого-нибудь на место второго скрипача. Александр/Саша уже чувствовал, что евреям в Германии нет места. А через пару дней директор оркестра прямо сказал ему, что, как русский и еврей, он точно он потеряет работу. Саша позвонил Мише - Я нашёл скрипача для тебя - Кого же? - Меня.
Саша стал «четвёртым» вторым скрипачoм квартета, и критики тут же стали отмечать, что квартет сделал огромные успехи в качестве ансамблевой игры. Нью-Йорк Таймс написала об их выступлении в Нью-Йорке, что это был «один из самых блестящих концертов камерной музыки сезона 1933 года».
К 1934 году все евреи были изгнаны из немецких оркестров, музыка Мендельсона и других еврейских композиторов была под запретом. Но, благодаря своему имени, Будапештский квартет всё ещё мог выступать в Германии беспрепятственно. На одном из концертов в зале присутствовали члены нацисткой партии в мундирах. После концерта они пошли за кулисы поздравить «венгерских друзей». Этой же ночью квартет решил покинуть Берлин. Они уже больше никогда ногой не ступали в Германию. Вот запись 1935 года 1-го квартета Мендельсона, опус 12:https://youtu.be/AwTw7hBZbkY
Нервное состояние альтиста Иштвана Иполии стало большой проблемой для квартета. «Он не мог продолжать играть, - объяснил Ройзман. – Мы все нервничали на сцене из-за него, никогда не знали, что он учудит».
Добавить комментарий