Спаситель

В молодости меня постоянно с Иисусом Христом путали. Особенно когда бородку отращивал. А одна соседка на меня даже молилась. Совершенно конкретно.

 Её, правда, никто не любил. Не за то, что мужа газом отравила. Могла ж и нечаянно. Поставила молоко на плиту, заперла мужа пьяного на ключ - и ушла. Могла и забыть. Но что характерно, все форточки закрыла перед выходом. Чтобы, видно, он не простудился, сердешный. Короче, через какое-то время запах в подъезде жуткий. Народ пожарку вызвал. Те дверь взломали, плиту выключили, а в спальне труп. Фронтовик, между прочим, подполковник. Но бил её. Как глаза зальёт. Хотя и не жаловалась. Но от соседей не скроешь. Тогда лёгкие побои от мужей тоже за преступление не считались. Тем более, человек военный, подполковник. Медаль за оборону Сталинградa, как обычно, и всё такое. На 15 суток закрывать как-то неудобно. Да и подумаешь, побои.

 Вот она его и отравила. Или газ выключить забыла. Но не любили её не за это. Это бы ничего. И даже не за то, что с Западной Украины. Подумаешь, кто откуда, городок-то военный. А за то, что всё советское ненавидела. Прямо чувствовалось. Колом в воздухе стояло. Хотя ни с кем и не разговаривала. Просто шла мимо, смотрела волком и не здоровалась. Какие тут сомнения? Ну и религиозная была страшно. Вообще караул. В бога верила.

 Мне же, конечно, глубоко по фиг было. Здоровается она со мной или нет. Даже лучше, времени даром терять не надо. Пустейшая же это привычка здороваться. Никчёмнейшая.

 А с этим Христом меня капитально путали. На каждом шагу. Особенно, если отращу бородку. Тогда вообще спасу нет. Куда ни зайдёшь, из всех углов: «Иисус Хрситос, Иисус Христос».

Вот и эта соседка тоже. Стоило мне только чудо свершить. Не какое-нибудь фуфло типа воскрешения прокажённых или превращения вина в воду. А настоящее. Ведро картошки до дверей донёс. Что тогда на Урале было абсолютно не принято. Даже среди самых воспитанных.

 Старушкам вообще не помогали. Ну их на фиг. Они всегда что-то таскали. В своих дурацких авоськах. В огромадных количествах. Пока ты на работе, они все полки в магазинах вычистят. Как саранча. Облепят в своих чёрных польтах прилавки и вычистят. Идёшь домой, а там одни огурцы в банках. Ничего больше. Хоть в молочном отделе, хоть в мясном. Бабки за день всё расхватывали. Думаешь, вот сволочи. То есть капитально они нас доставали со своими авоськами. Ребёнку молока надо, а где? Не зря водители старух не любили. Никогда на тормоз не нажимали, прямо так ехали. Так те отпрыгивать успевали. Даже с авоськами. Водитель обычно обложит их матом из окна и дальше едет. С чувством выполненного долга. Пугнул хотя бы.

 У одного меня в те времена хорошие манеры были. Через воспитание. В плане уступать этим чёртовым старушкам места в транспорте и всё такое. Я даже садиться в трамвае не хотел. Ведь только сядешь, старушка тут как тут или вообще какая-нибудь статная дама. Встанет, чертовка, над тобой и молчит. Насупится и в окно смотрит. Прямо над твоим местом. Вздыхает. Знаешь, что не надо на неё внимания обращать. А только как пружина какая-то с места срывает. Самому неудобно. Понимаешь, что люди как на идиота смотрят. На всю голову больной, думают. С виду нормальный, а старушкам место уступает. Ругаешь себя за слабость, думаешь, в последний раз, больше ни за что не встану, а потом опять то же самое. Комплекс. Хоть к невропатологу. Доктор, у меня с головою плохо. А что такое? Да место старушкам уступаю. В транспорте. Так ведь санитаров вызовет.

 Пришлось пешком ходить. Чтобы идиотом себя не чувствовать. А что делать? Тащусь раз пешком. Гололёд страшный. Ветер. А эта религиозная, что мужа угрохала, ведро картошки тащит. А до дома ещё с километр. Согнулась вся, охает, а прёт. Мужа-то отравила. Думаю, пройду мимо, как будто не заметил, и все дела. Тем более, всё равно не здороваемся. Решил то есть взять себя в руки. Встать, как тогда говорили, на правильный путь. Ни хрена. Просто невроз какой-то. Только обгонять её начал, рука сама хвать за ручку её ведро, и слышу собственный голос: «Давайте, донесу, что ли»

 Старуха как кол проглотила. Стоит, смотрит своими блеклыми брызгами и не моргает.

- Что вы сказали? - не верит своим ушам.

- Ведро, говорю, давайте донесу.

- Вы мне помочь что ли хотите!?

- Да ведро просто донесу, мне не трудно.

 Она посмотрела на меня как-то очень пристально - и тут же отцепила от ручки свои узловатые пальцы. Шла за мной молча. Смотрела под ноги. Ни слова.

 Меня и до неё с Иисусом Христом путали. А эта, к тому же, знала, что у меня мама Мария.

 - Ты сын божий, – сказала она на прощанье. - Я на тебя до конца жизни молиться буду – и перекрестилась. Прямо на меня, как на икону. Из-за ведра картошки. А если б я два донёс?

 Я не удивился, конечно. Меня всю дорогу с Иисусом Христом путали. А тут ещё бородку отрастил клинышком. Вообще не отличить. Ещё не раз потом слышал, как она мне в спину крестилась и причитала: "Господи, прости и помилуй, Господи, прости и помилуй!"

 Я бы её и простил, мне-то по фиг. Но как-то стеснялся, что ли. Не умел ещё тогда с религиозными обращаться.

 Но ей, видно, всё равно легче становилось. Иначе зачем бы она повторяла это раз за разом?

 Только с годами я стал всё больше матереть и походить на самого обычного советского человека. Ошиблась старушка. Зря на меня молилась. Короче, с Христом больше не путали. Оно и к лучшему. А по молодости постоянно случалось.