Все мы, святые и воры,
Из алтаря и острога,
Все мы – смешные актеры
В театре господа бога.
(Николай Гумилев)
Смеюсь навзрыд - как у кривых зеркал, -
Меня, должно быть, ловко разыграли:
Крючки носов и до ушей оскал -
Как на венецианском карнавале.
(Владимир Высоцкий)
В настоящее время любят дискутировать о том, что же важнее в искусстве – традиции или современность, порой противопоставляя одно другому. Никогда не ставьте математические знаки неравенства между современностью и традициями. Как бы ни были необычны, авангардны и порой вызывающи новые формы в искусстве, они базируются на традициях, на уже существующих наработках или на контрасте с привычными (не удивляйтесь, не было б привычного – не было б и контраста с ним). Традиционные же вещи получают новое звучание в современном исполнении.
Примером этому может послужить Александринский театр, что находится в самом центре Санкт-Петербурга, чуть в стороне от его главной артерии – Невского проспекта. Кроме главной, имперской, сцены с расписными плафонами, хрустальными люстрами, позолотой лож, украшенных замысловатыми виньетками и роскошью алого царственного бархата, выходящей фасадом на Невский, театр обзавелся малой и новой сценой. Малая – камерная, зрители здесь находятся в непосредственной близости от артистов, в их энергетическом поле, чувствуют их дыхание, видят капельки пота на лбу, мельчайшие движения мускулов лица, смену выражения глаз. Новая сцена – полная противоположность имперской. Оформлена в современном минималистском стиле, в монохромных темных и черно-белых тонах. Фасадом выходит на Фонтанку.
Кроме театральных спектаклей, здесь проходят недели моды, на которых постановка модных показов приобретает настолько интересные и содержательные формы, что смело может именоваться театром моды. Здесь можно услышать интересные лекции, например, о малоизвестном в России средневековом японском театре. Используемый при этом визуальный язык современных мультимедийных технологий расширяет границы представления о формах и идеалах непривычной для нас культуры.
Но вернем на главную имперскую сцену. Я хочу рассказать о двух спектакля, которые я посмотрела здесь, - «Ворон» и «Маскарад. Воспоминание будущего». В основе обеих постановок лежат классические произведения.
Начну с «Маскарада» (автор спектакля – В.Фокин, роль Арбенина исполняют П.Семак, Д.Лысенков). Современные художественные приемы и мультимедийные средства позволили не только возродить прекрасный спектакль, но и заострить внимание на вопросах, которые звучат в «Маскараде» Лермонтова.
Один из них – зависимость от мнения света, влияние общества на человека. Если человек начинает выделяться в толпе и тем самым выходит из-под контроля, общество тут же реагирует. И бывает не особенно разборчиво в средствах. Так и здесь, жизнь чувствующих, любящих, незаурядных людей разрушило искусственно созданное мнение света. Мнение о необходимости отомстить. Герои идут на поводу у общества, поскольку зависят от него. И это неисправимо.
По сюжету приятель главного героя, неординарного человека, демонстрирует браслет, якобы полученный на маскараде от новой возлюбленной. Арбенин узнает в подарке драгоценность, принадлежащую его страстно любимой жене и потерянную ею на маскараде. Мнение света оказывается сильнее доверия близкому человеку. Арбенин обвиняет в измене любимую женщину, что приводит к убийству. Далее – дуэль. На эти поступки толкает Арбенина его величество общество, его мнение.
Яркие карнавальные сцены маскарада с эффектными костюмами и притягательными танцевальными номерами на искусно подсвеченной 3-D поверхности привлекают значительно больше внимание зрителей, чем содержательные, эмоциональные диалоги главных героев. Форма преобладает над содержанием. Участники маскарада сами по себе ничего собой не представляют, но именно их общество создало атмосферу, губительную для главного героя и его жены.
Признаться, мне не понравился монолог в начале второго действия, в котором повествуется об убийстве из ревности жены нашим современником и транспортировке ее трупа в своей машине. На мой взгляд, эта сцена нарушает общую гармонию постановки. В остальном же спектакль хорош.
Теперь о «Вороне», который поставлен Николаем Рощиным по трагикомической сказке Гоцци. «Ворон» стал большим сюрпризом как для меня, так и для многих зрителей. В отличие от «Маскарада» здесь отказались от карнавальности, излишней яркости в оформлении и прочей мишурной лжеитальянщины, что так характерно для традиционных постановок по Гоцци. Вместо вычурности - обдуманная простота форм.
На сцене присутствуют традиционные маски итальянской сказки, но имеющие новые, необычную форму. Классические черно-белые костюмы заняли место яркого многоцветья парчи, кружева и бархата. Спектакль решен в монохромных черно-белых тонах с вкраплением красного. Подобный подход как бы олицетворяет соединение зла и добра, которые неизменно присутствуют в сказочных сюжетах. Красный же цвет символизирует кульминационность, стимул к повороту событий.
Несколько слов о сюжете. За убийство священного ворона на короля Миллона было наложено заклятье. Его ждала смерть от красавицы, коня и сокола. Брат короля Дженнаро узнал об этом. Но если бы он раскрыл тайну, то превратился бы в камень. Движимый братской любовью и состраданием Дженнаро убивает сокола и коня. Миллону же приходит в голову совсем другое объяснение поступков брата. Дженнаро пытается предотвратить и смерть короля из-за брака с красавицей Армиллой. Но Дженнаро обвиняют в измене. Очень интересно представлена эта сцена в спектакле. Придворные произносят красивые, изысканные фразы, при этом совершают безжалостные действия, грубо мучают несчастного брата короля. Что заставляет лишний раз задуматься о форме и содержании. Дженнаро рассказывает правду, дабы спасти жизнь Миллону, - и превращается в камень. Безутешный король готов пожертвовать красавицей-женой, лишь бы вернуть брата к жизни. Но появляется волшебник. И сказка, как и положено, завершается счастливым концом.
Необычная постановка пьесы Гоцци большинством зрителей воспринимается как «черная» комедия. Удивительной особенностью этого спектакля является сочетание несочетаемого: сохранение эстетики авторских текстов, изысканности слога при авангардной графичности сценического решения, гротескности некоторых сцен и сознательном отрицании эффекта нарядности. Рощин как бы расширил грани дозволенного и изменил представление о пьесе. Представленный таким образом сказочный, ребяческий сюжет, разработанный с искусством и должной обстановочностью, не мог не захватить души зрителей, заставил их внимательно слушать, порой саркастически смеяться, порой умиляться до слез.
Вот такие спектакли идут на сцене питерской Александринки.
Добавить комментарий