Нужно было постоянно находиться в движении, идти куда-нибудь или ехать. Непонятно, когда отдыхали ее тело и мозг. Даже в снах дорога не отпускала ее, принимая вид то устремленного к горизонту шоссе, то какой-то нескончаемой пустоши.
Сегодня она покинула поселок раньше обычного. В доме по соседству догуливали свадьбу сына начальника местной полиции, и ей хотелось поскорее убраться отсюда.
“Когда только это закончится!”-подумала она с раздражением.
Она пошла по тропе, которая тянулась вдоль вырубки, через пролесок, вплотную подбиравшийся к поселку. Этот сосновый лесок опостылел ей, она излазила здесь, наверное, каждый клочок. А изначально прочесала его вместе с волонтерами и учениками старших классов школы, где училась Люба.
Среди пней, обнажившихся корней и остовов деревьев часто попадались кустики брусники с пылающими гроздьями. Иногда она наклонялась, чтобы сорвать ягоды, машинально отправляла их в рот, жевала, не различая ни аромата, ни вкуса.
Иллюзия продвижения к цели. Ее хватало лишь на короткое время. А после ноги вновь уподоблялись колесам автомобиля на обледенелой мостовой, которые проворачивались снова и снова.
Временами она останавливалась, всматривалась в сплетения мертвых корней. Очертания дорогого лица могут проступить в самом неурочном месте.Так ей казалось.
Рядом со станцией железной дороги она присела за столик уличного кафе. День был необычно жаркий для сентября. Зеленый тент оберегал ее своей тенью.
Она заказала салат и воду без газа. Смотрела неотрывно на тарелку перед собой. Как-будто на дне ее, под горкой из ломтиков огурца, помидора и желтого перца были погребены ответы.
Она почти ничего не ела. Что-то в ее организме сработалось: месячные, которые прежде ходили у нее как часы, полгода как прекратились вовсе.
Прямые русые волосы понуро свисали по обеим сторонам ее лица. Глаза выражали лишь недоумение перед необходимостью жить дальше.
Прежде у нее было все как у прочих. Ближний круг-семья, неполная в ее случае, родные и друзья, определенные судьбой, следом-сослуживцы и приятели, еще дальше-те, с кем сталкиваешься по необходимости, отправляясь в супермаркет или в аптеку, и на крайнем отдалении- индивиды, с которыми в первый и в последний раз в жизни соприкоснешься где-нибудь в самолете или на концерте симфонической музыки. Были, наконец, такие, которых знал давно, так давно, что память позаботилась упрятать их в свой бездонный архив.
Она старалась отстраниться, насколько было возможно, от людской круговерти. Уволилась из школы, где работала преподавателем музыки.
Надо было на что-то жить. В будни, по средам и пятницам, она подрабатывала аккомпаниатором в одном из клубов соседнего города, где репетировал детский танцевальный ансамбль. По выходным играла на рояле на музыкально-поэтических вечерах в стенах детско-юношеской библиотеки. По иронии там собирались по большей части пенсионеры.
В этих местах никто о ней ничего не знал и, стало быть, не смотрел ей участливо вслед.
Трое учеников брали у нее на дому уроки игры на фортепьяно. Один из юношей был одаренным, с лихвой компенсируя нечувствительность к музыке остальных.
С родственниками, не считая младшей сестры, она почти не общалась. Сестра часто навещала ее, привозила продукты, прибиралась в комнатах в доме. Они мало говорили, все больше молчали, ей требовалось совершить над собой усилие, чтобы поддерживать разговор.
-Мою помощь ты раз за разом отвергаешь,-говорила сестра при последней их встрече.
-Ты и без того помогла, когда дала деньги на детектива из сыскного бюро,-отвечала она.
-Ты прекрасно знаешь, что я сейчас не об этом.
Через короткую паузу сестра добавляла:
- Эта депрессия доконает тебя. Почему не довериться специалисту? У меня есть сведущий и надежный.
Она тогда попросила сестру приезжать к ней изредка, признавшись, что эти визиты ее тяготят.
Может быть, она и сумела когда-нибудь отыскать новое содержание своей жизни, будь она бесповоротно уверена, что Любы нет среди живых.
Было время, когда маячила процедура опознания тела в зале судебно-медицинского морга. Но никакого опознания не случилось, тело так и не было найдено.
Дело о безвестном исчезновении ее дочери пополнило список висяков, как выражаются дознаватели. Безуспешными оказались и усилия частного детектива, спеца по поиску пропавших людей.
В три часа ночи она проснулась от глухого толчка в том месте, где полагалось быть сердцу. Села на край кровати, свесив ноги к полу. Поневоле перенеслась в тот промозглый вечер сентября.
В те дни дочь оставалась в школе после уроков, чтобы посещать занятия в театральной студии, которую вел учитель литературы и русского языка Федор Акимович. Они ставили пьесу “Ключ без права передачи”, где Люба была занята в роли классной руководительницы Марины Максимовны. Девочка была сильно увлечена, даже дома вовлекала мать в процесс отработки роли, доверив ей реплики партнера.
Перед выходом из школы, Люба, как обычно, позвонила матери по мобильному. - Буду дома минут через тридцать. -сказала она. И спросила еще. - Ты приготовила на ужин голубцы, как обещала?
Когда дочь не появилась в срок дома, она позвонила ей, но ответа не получила. Отправила смс-ку: «Доченька, где ты? Перезвони поскорей!»
Через час, уже сильно волнуясь, снова и снова набирая на смартфоне номер дочери, она почти бежала к остановке автобуса.
Ее метанья по школе, обзвон подруг Любы, неоднократное прохождение маршрута, которым изо дня в день возвращалась дочь, расспросы дворников и людей, встреченных во дворах и возле подъездов домов, -все спуталось в клубок потерянности и страха.
Завываниям ветра вторили беззвучные завывания ее души. Она вдруг останавливалась, чтобы присмотреться к какой-нибудь лестнице, ведущей в полуподвал мрачного дома, а обследовав эту часть здания, срывалась с места и бежала дальше, не чувствуя, как вся занемела от холодного ветра.
Пошел второй год с вечера того дня. Она и близко не ощущала той умиротворенности,что прежде наполняла ее от созерцания красот природы, безразличной к ее горю. И все же сердце ее, уставшее копить в себе тоску, не оставляло попыток перечить рассудку.
Бывало, грезы одолевали ее, и открывалось неведомое пространство, слабо обжитое людьми, посреди которого, должно быть, и запропастилась ее дочь, а дыхание Любы смешалось с дыханием деревьев, трав и животных.
Память воссоздавала картины, средоточием которых была ее дочь. С первых дней, когда она узнала о своей беременности, внутри нее затеплилось чувство, изменившее восприятие ею своего тела. Она словно знакомилась с ним заново.
Изменилось и восприятие внешнего мира, в котором, как ей казалось, прибавилось враждебности и разнообразных опасностей. В любой миг она была готова заслонить от них свое дитя.
Она вспомнила год, когда дочь переболела двусторонним воспалением легких. Любе тогда исполнилось тринадцать. Девочка так ослабла и исхудала, что, казалось, порыву ветра под силу повалить ее на землю.
Она решила вывезти Любу на три недели к морю. В Ейске, на берегу залива, жили родители Веры, ее подруги по “Гнесинке”. Они были готовы разместить их с Любой в пристройке своего частного дома за малую, почти символическую плату.
В день их приезда в Ейск море штормило, искупаться тогда не вышло. Но будто специально для них море оказалось отходчивым, и назавтра все поменялось.
Волны бережно массировали их тела в то время, как они стояли на отмели по пояс в воде. На отдалении кружились над водой чайки, выглядывая рыбу.
Морская вода хорошо прогрелась, и Люба наслаждалась купанием.
Она смотрела на дочь, радовалась за нее и думала о том, как хорошо, что есть на свете море с его бесконечностью, освобождающей в душе человека место для мечты и надежды..
Она вздрогнула, пропустив момент, когда к ней подошла официантка.
-Закажете еще что-нибудь? - спросила женщина низким голосом.
-Кофе без сахара и молока, пожалуйста.
Ее внимание привлекли молодые люди, две девушки и парень, присевшие за столик напротив. “Им не больше шестнадцати”,- решила она.
Она быстро разобралась, что парень и одна из девушек -пара. У этой девушки были рыжие волосы, собранные сбоку в узел.
Из динамика мобильника, лежавшего на столешнице рядом с парнем, тихо, но отчетливо звучала мелодия, которую она сразу узнала. В молодости она увлекалась фолк-музыкой, и “Утренняя роса” Бонни Добсон была одной из любимых ее песен.
Как эта проникнутая грустью песня, сочиненная в пору Карибского кризиса, пройдя поверх музыкальных предпочтений не одного поколения, всякий раз новых, могла очутиться среди файлов смартфона шестнадцатилетнего юноши?
Она была изумлена, ей лишь хотелось, чтобы песня не кончалась подольше.
“Покажи мне с утра росу, родная, Проведи меня по росе сегодня”,-пела Бонни нежным сопрано под акустическую гитару.
Она вспомнила, как Люба плакала у нее на груди, когда в седьмом классе влюбилась в мальчика из параллельного класса. Первое большое чувство оказалось не востребовано предметом девичьего обожания.
Дежурные слова утешения - худшая услуга, которую она могла оказать дочери. Сказала только, что любовь, пусть и неразделенная, драгоценна без каких-либо оговорок.
Она гладила Любу по волосам, и постепенно та успокоилась, стихли содрогания приникшего к ней тела..
Она наблюдала, как парень шепнул что-то своей подружке на ухо, а та в ответ слегка отодвинулась, изобразив на лице напускное неодобрение, а затем порывисто привлекала его к себе и поцеловала в губы.
“Нет больше росы по утрам, Нет росы по утрам.. ”,- отзвучали последние слова песни.
Эта интонация не вмещающейся в разум утраты была ей особенно близка.
Она прижала ладони к вискам, подумала, что на месте рыжеволосой девушки могла быть сейчас Люба со своим Игорьком.
Расхожие слова о духовной близости были в ладу с реальностью в случае ее отношений с дочерью. С одной стороны, судьба все устроила именно так, с другой- она делала простые, в сущности, вещи, которые ее мама раньше делала для нее.
Она не уклонялась от разговоров с дочерью по душам, ссылаясь на усталость после рабочего дня или чрезмерную занятость. Потребность дочери в таких разговорах и в ласке была для нее значимее всего остального.
В ее материнском арсенале не было места нажиму с его навязчивым желанием поправить, предложить свой вариант, конечно же лучший, основанный на опыте, касалось ли это фильмов, книг, еды или предметов одежды.
Она одобрила выбор дочери, когда та начала встречаться с парнем из выпускного класса, который знал Любу с детства и был привязан к ней с давних пор.
Когда прежняя влюбленность, от которой Любе пришлось настрадаться прошла, девушка всмотрелась в Игоря другими глазами, увидела в нем не повзрослевшего сотоварища по играм в детстве, а привлекательного молодого человека, защитника и опору..
Мелодия, услышанная в привокзальном кафе, сопровождала ее до вечера, губы нет-нет да принимались неслышно ее напевать.
Возвратившись домой, она выпила кружку горячего чая с медом, а вслед приняла снотворное. Она уж было начала засыпать, как ее всю передернуло. Окна спальни озарили всполохи фейерверка, грохот и свист напугали ее.
После она не могла заснуть, ходила по дому, и, вернувшись в постель, еще долго с открытыми глазами ворочалась с боку на бок. Наконец, забылась сном далеко за полночь.
Проснулась она от прикосновения к своей руке, лежавшей поверх одеяла.
Приоткрыла глаза и улыбнулась. В первое мгновение она увидела мать и только потом поняла, что сестра сидит на краю кровати подле нее.
“Как же сестра похожа на маму сейчас! - подумала она. - И как она осунулась и постарела..”
Ее вдруг кольнуло в самое серце, и там сделалось горячо. Она стала противна самой себе. Как все это время, погруженная в свое горе, она могла отталкивать самого близкого человека, оставлять без внимания его заботу и помощь?
Она откинула одеяло и села на постели рядом с сестрой. Глаза ее наполнили слезы, и она припала к сестринской груди.
- Прости меня,- повторяла она, трясясь и сжимая сестре руку.
Сестра гладила ее по волосам совсем так же, как когда-то и она это делала с Любой.
- Будем справляться вместе, сестренка,- говорила сестра. -Будем справляться вместе.
Добавить комментарий