Перечитывая последнюю книгу “Сумерки” недавно умершего Александра Яковлева, его своего рода политическое завещание, я встретил в ней такие строки:
“Пожалуй, наиболее нагло я был атакован через провокацию в отношении моего помощника Валерия Кузнецова. Он сын бывшего секретаря ЦК Алексея Кузнецова, расстрелянного в связи с “ленинградским делом”. В свое время Микоян попросил меня взять Валерия на работу в отдел пропаганды, что я и сделал. Кстати, Кузнецова долго не утверждали. Только после вмешательства Суслова, к которому я, ссылаясь на мнение Микояна, лично обратился с этой просьбой, вопрос был решен”.
Валерий Кузнецов — фигура немного историческая. Хотя бы потому, что он сын Алексея Кузнецова, спасителя Ленинграда (тогда он был вторым секретарем обкома, заместителем Жданова), потом секретаря ЦК, завотделом кадров ЦК, любимца и чуть ли не наследника Сталина на посту генсека. Об этом любимце материалы есть. А вот о его сыне, работнике ЦК высокого уровня, в годы перестройки — первого помощника члена политбюро Яковлева — нет ни одного слова. Более того, нет даже упоминания о том, что у Алексея Кузнецова был такой сын. В самых полных биографиях бывшего секретаря ЦК Кузнецова упомянуты члены его семьи, его жена, дети. Кроме Валерия.
Пример:
Дочь Алексея Кузнецова (1928-1957) — вышла замуж за сына Анастаса Микояна Серго. Один его сын — Владимир (1924-1942) — летчик-истребитель, погиб в воздушном бою; другой — Алексей (1925-1986) — еще школьником арестовывался НКВД, а затем воевал в авиации, генерал-лейтенант.
Когда повозился очень долго, нашел очень краткое упоминание о Валерии. Рассказывает Генрих Боровик, автор фильма об Алексее Кузнецове.
“С началом войны на плечи Кузнецова легли важнейшие обязанности по руководству обороной города на Неве. Он выбивал продовольствие, налаживал “дорогу жизни”, порой с маленьким сынишкой Валерой, одетым по всей форме, при каске, разъезжал по боевым частям, показывая: никто в осажденном городе и не помышляет о сдаче, даже дети. На войне как на войне — популярный у ленинградцев градоначальник, эффективный хозяйственник, Кузнецов надел генеральские погоны и стал “мозгом” обороны, войдя в военные советы двух фронтов — Ленинградского и Волховского”.
Вот этот мельком упомянутый Валера, “одетый по всей форме, в каске”, и стал впоследствии помощником Яковлева Валерием Алексеевичем Кузнецовым. Он был не просто сыном Алексея Александровича Кузнецова, а — младшим, любимым сыном. Настолько, что Сталин проявил непривычную слабость, разрешил Анастасу Микояну взять сироту (мать упякали в лагерь) в свой дом на воспитание.
Я Валерия Кузнецова хорошо знал. Мы провели в диспутах десятки часов. Часто бывал у них дома. То были, по сравнению с нами, “небожители”. Во всех смыслах, начиная с квартиры. Именно впервые войдя “на их жилплощадь” я пошутил: “Скажите, не в вашей ли квартире Илья Репин писал картину “Какой простор?”
Нет, это был такой истеблишмент! Так как-то импозантно! Великолепно! Где-то фешенебельно, а где-то и вовсе умопомрачительно. Что-то даже меня, скептика и шутника, подавляло. Вошла жена Валерия — Марина Колпакчи. Дочь генерала армии Владимира Яковлевича Колпакчи, командующего войсками стран Варшавского договора, который погиб при инспекционном полете 17 мая 1961 года (у вертолета отвалилась лопасть, тогда это считалось военной тайной, как и теперь, впрочем). С чем сравнить? Да вот, с молодой Анастасией Волочковой. Прекрасная русалка с ведьминским косящим глазом. Но и о Марине есть сейчас только одно упоминание в поисковых машинах:
“Марина Владимировна Колпакчи-Кузнецова (род. 31 августа) — ученица Галины Улановой, впоследствии балетмейстер-постановщик”.
И — все. На сайте Галины Улановой. Закроют ее сайт, и тогда — конец.
Но поговорим сначала о том, о ком материалы в сети имеются — об отце Валерия, Алексее Александровиче Кузнецове. Тем более, что в 2005 году благодарные ленинградцы отмечали 100 лет со дня рождения популярного в Северной столице партийного деятеля.
С самим Валерием и его женой Мариной я познакомился, благодаря семье Пастуховых: Ольге Борисовне и Петру Яковлевичу. Она, по тем временам, женщина и необычайной, но и как бы типичной судьбы. Во время войны — командир женского танкового экипажа, может быть, единственная женщина, закончившая академию бронетанковых войск, в послевоенное время — директор крупного металлургического завода. Выйдя на пенсию, стала творить, создала нечто автобиографическое — роман о военных и трудовых буднях и праздниках. Была принята в Союз писателей. О ней писали, она писала, а вот, поди ж ты: ни единого упоминания в поисковиках. Петр Яковлевич, фронтовик, подполковник-сапер, потом занимался чем-то по хозяйственной части. О нем есть одна строчка: в составе 1-й танковой армии 1-го Украинского фронта в ходе Житомирско-Бердичевской операции освобождал город Казатин. Пара была дружна с моими родителями, ну, а там уж и я подоспел.
Эта пара курировала и опекала молодую семью Кузнецовых (у них самих детей не было). Прямо-таки дышали над ними и тряслись. Когда Марина куда-то потеряла свой партбилет, то была настоящая трагедия. По уставу — строгий выговор с занесением. Ольга Борисовна хваталась за виски: ах, это так ужасно! После этого года на два — невыездная! Балерина Большого — невыездная. Ее роли отдадут этим бездарям, которые только и ждут погибели Мариночки. Карьера загублена.
Перевернули весь дом. Я, в то время беспартийный, не мог в полной мере проникнуться судьбоностностью момента, но тоже, как Альхен, ходил, искал, заглядывал под стулья и переворачивал чашки.
Нашли, нашли билет! Сам Валерий и нашел. Кажется, в одежде Марины, которую Ольга Борисовна собиралась стирать. Вышел праздник, сильно превосходящий все революционные и трудовые праздники, вместе взятые. Пир горой. Марина истерически смеялась от счастья.
Вот на том празднике во время пира мы впервые и поговорили с Валерием подробно о режиме, в котором потеря партбилета может стоить карьеры не партийному функционеру, а балерине Большого театра.
Да, говорил Валерий, у нас очень строгий политический режим. Хранение партийного документа — святая обязанность. Не можешь сохранить — пеняй на себя. Тебя же не удивляет, что за потерю секретного документа вообще можно пойти под трибунал и получить вышку? Вот мой отец... Он же всю жизнь отдал этому строю. Был пламенный большевик. Искренне верил во все партийные принципы, а уж в коммунизм... Без всяких сомнений и колебаний. Никаких документов не терял. С врагами партии боролся беспощадно. Вот смотри, у меня сохранилась старая газета “Ленинградская правда” от 22 ноября 1937 г. Читай:
“Выступая 19 ноября 1937 г. на собрании избирателей Волховского района, А.А.Кузнецов заявил: “Считаю большим счастьем работать под руководством товарища Жданова. Под его руководством я буду и впредь громить подлых фашистских агентов, троцкистско-бухаринских вредителей, шпионов, диверсантов, бороться за чистоту рядов нашей великой коммунистической партии””.
Я теперь проверил: действительно, папа-Кузнецов, хотя и был во время войны вторым секретарем Ленинградского обкома, на самом деле выполнял функции первого — потерянного и дрожащего Жданова, который целыми днями сидел в личном бомбоубежище и почти беспробудно пил. Всю работу по организации обороны и снабжению осажденного города вел за него Кузнецов. Громил врагов еще пуще, чем в 1937 году. Ну, тут хоть какое-то оправдание: пачками расстреливали паникеров, мародеров, маловеров, не говоря уж о диверсантах и пособниках, подающих сигналы фонариками немецким самолетам с крыш и улиц. Носился генерал Кузнецов с маленьким Валерой, которому было 4-5 лет, по заводам и фронтам — Ленинградскому и Волховскому. Не очень это помнил да и понимал Валерий, какие там велись разговоры. Что-то вроде как: “Быстро сделать. Никаких отговорок. Никаких “не могу”. Выполняйте. Я вас расстреляю! Так точно, будет сделано”. Работала гигантская мегамашина из людей, преодолевая невозможное, в которой отдельный человек был быстро изнашиваемой и заменяемой деталью. Надо думать, и к себе и своей судьбе потом Алексей Кузнецов отнесся также с партийной философской мудростью: все, износился, больше машине не нужен. Она дальше помчится с другой, новой деталью.
А тогда...
Генрих Боровик рассказывает:
“У Жданова сдали нервы, он просто физически не мог выносить воя сирен и разрывов снарядов, поэтому большую часть времени проводил в бомбоубежище. Главный ленинградский коммунист не скрывал страха перед шефом и на вопрос Сталина: “А кто же у тебя наверху руководит?!”, честно признался: “Кузнецов”. В конце 1941 года, в очень тяжелое для нашей страны время, когда шли бои на подступах к Москве, а вокруг Ленинграда замкнулось кольцо блокады, в Кремле произошел весьма примечательный случай. Сталин в присутствии членов политбюро взял лист бумаги и красным карандашом написал письмо, состоящее из трех коротких фраз: “Дорогой Алексей! Вся надежда на тебя. Родина тебя не забудет!” И расписался. После этого вождь вызвал наркома внутренних дел Меркулова, передал ему письмо, к которому приложил коробку своих любимых папирос “Герцеговина Флор”, и приказал доставить в тот же день — самолетом — в осажденный Ленинград. Насколько известно современным историкам, больше никому и никогда таких писем с сувенирами Сталин не посылал”.
После войны Кузнецов стал первым секретарем обкома, а еще через год был взят в Москву с резким повышением — секретарь ЦК, член Оргбюро, контролирующий деятельность КГБ и МВД и ведающий всеми кадрами партии. Это была почти вершина. Он стал любимцем Сталина. А тут как раз очень удачно прошлый любимец Сталина, Жданов, в сентябре 1948 года умер весьма неожиданно и даже, как тогда говорили, “загадочно”.
Анастас Микоян вспоминает, что, находясь на отдыхе на озере Рица осенью 1948 года, Сталин сказал своему партийному окружению, что ввиду приближения старости все чаще думает о преемниках. Наиболее подходящей кандидатурой на должность Председателя Совета Министров считает руководителя Госплана и члена Политбюро Николая Алексеевича Вознесенского, а на посту Генерального секретаря ЦК хотел бы видеть Алексея Александровича Кузнецова. “Как, не возражаете, товарищи?” — спросил Сталин. Ну, какие тут могут быть возражения?! Лаврентий Берия не возражал, как и Маленков, которые тоже ходили в наследниках. Лаврентий, как видно, тихо произнес (этого нигде нет, но мы с Валерием и тогда были уверены, что он именно сказал так): “Еще один любимец выискался! Ну, ничего, мы укоротим его на голову”.
Донос был сначала простенький. На ленинградской партконференции руководители обкома П.С.Попков (он стал после Кузнецова 1-м секретарем), Г.Ф.Бадаев, Я.Ф.Капустин (второй секретарь) и П.Г.Лазутин получили по несколько голосов “против”, но, чтобы не омрачать победы, было объявлено, что они прошли единогласно. Это была пустяковая зацепка, и не в ней было дело. До сведения Сталина довели тревожную для него информацию: вся группа новых ленинградских руководителей вынашивает идею создания Российской коммунистической партии. Это сейчас есть КПРФ, а в СССР никогда не было республиканской российской партии. Во всех республиках были. А у громадной России, РСФСР — не было. У нее был свой Совет министров. Был Верховный совет. А вот своего ЦК не было. Ну, не обидно ли, не дико ли?
Идея создать российскую партийную организацию с центром в Ленинграде лелеялась руководителями города давно, еще с Зиновьева. Киров был бы тоже не прочь, но догадывался, что Хозяину это не понравится. Сидел тихо. Самым мощным оказался заговор против Сталина 1934 года, подготовленный несколькими региональными руководителями под водительством секретаря бюро по Центрально-Черноземной области Иосифа Варейкиса. Как известно, на XVII съезде ВКП (б) фрондеры хотели заменить Сталина Кировым, в то время первого секретаря Ленинградского обкома. Мысль была все та же: противопоставить Москве как единому центру второй центр. Да и не какой попало — а родину революции, славный пролетарскими традициями просвещенный Петроград-Ленинград. Тем самым ослабить московский центр. Да что там, ослабить. Фактически, низвести Сталина до номинального сидения царя на картонном троне в опере “Борис Годунов”. Это же понятно: каждый в отдельности секретарь ЦК республиканской партийной организации — ничто перед могуществом центрального красного фараона. Каждый, но не секретарь российской организации (если бы она была). Ибо Россия (РСФСР) занимала абсолютно доминирующее положение среди всех прочих республик. Сталин своим интриганским умом азиатского владыки понимал, что власть секретаря российского ЦК легко может перешибить его собственную. Со своей точки зрения, он был прав. Произошло бы то, что, случилось с СССР в 1991 году. К этому времени все республики обзавелись своими президентами. И все бы ничего, пока и у России не появился свой президент — Ельцин. После этого недолго нужно было ждать, чтобы реальная власть была изъята у номинального главы государства Горбачева и прочно узурпирована в руках президента России.
Диктатор все главные рычаги не передоверяет кому-то. Скажем, его личная охрана подчиняется только ему и никому больше. Руководя политбюро, Сталин напрямую управлял всей партией России и, тем самым, партийными организациями всех прочих республик. Хотя бы и через большинство голосов на партийных форумах любого масштаба.
Когда Берия сообщил ему, что и новая генерация ленинградских руководителей подпала под крамольную идею создания российской коммунистической партии большевиков с переносом части правительственных функций в северную столицу и с созданием в Ленинграде столицы РСФСР, он только сжал в кулак свою сухую руку. Ведь все предыдущие новаторы и адепты этой идеи были расстреляны. Все. А этим снова неймется. Хорошо же. Они не понимают, что вторая столица и второй ЦК в Ленинграде — это не только умаление власти товарища Сталина. Товарищ Сталин помнит и сам любит повторять, что коммуниста украшает скромность, Товарищ Сталин не держится за власть. Он сам говорит о своих преемниках, он сам их подбирает и готовит. Но эти преемники не понимают, что речь идет о целостности страны. Они не понимают, что своими действиями подводят мину под единую страну. Они — плохие большевики. У них удельное боярское мышление, а не государственный подход. Они представляют собой угрозу для будущего СССР. Худая трава и паршивая овца. Таких — с поля вон.
Участь реформаторов была предрешена. Сначала Маленков снял за нарушение подсчета голосов (ах, какое страшное нарушение) всю ленинградскую головку. Кузнецов к этому времени был секретарем ЦК, жил в Москве. Но ведь недавно он был в Ленинграде! И разделял эти идеи! Да и Жданов... Но тот уже мертв. А эти — еще нет.
Добавить комментарий