«Сладостное внимание женщин, почти единственная цель наших усилий...»
(Александр Пушкин. Арап Петра Великого)
История русских театров в Америке обширна. Переселенцы из России везли с собою, кроме скудного багажа, свои пристрастия. Пристрастие к Театру – одна из меток русского человека. В Америке оно, увы, не нашло удовлетворения.
Во-первых, американский театр, как правило, не драматический, а музыкальный. Здесь ставят – и весьма успешно, с высоким профессионализмом и блеском - мюзиклы. Русской душе этого мало, ей подавай действие драматическое, с неигрушечными страстями, с «правдой жизни»...
Во-вторых, русская публика хочет смотреть представление на русском языке. И это желание так же естественно, как мечта итальянца воспроизвести в Америке вкус итальянских спагетти. Чтобы было точно как на родине, которую покинул, но которая осталась в сердце. Не буду в этой статье излагать историю вопроса, перечислять театральные коллективы в разных городах Америки, созданные русской диаспорой начиная с 19-го века. Они возникали и часто довольно быстро исчезали, так как театр, что хорошо известно, требует вложений.
В Большом Вашингтоне, где я живу, русских театров немало. Недаром именно здесь возникла идея проводить Международный фестиваль русскоязычных театров. В прошлом году проходил Первый такой фестиваль, и мы убедились, как интересно работают наши соотечественники, фанаты театрального дела, по всей Америке.
Нью-Йоркский Театр «Диалог» в тот раз не был среди выступающих, но он собирается приехать на Второй Международный фестиваль русских театров, который пройдет в Большом Вашингтоне весной 2019 года.[1] А пока на премьеру спектакля «Грамматика любви» по рассказам Бунина, поставленного основателем и художественным руководителем «Диалога» Ириной Волкович, мы отправились из Вашингтона в Нью-Йорк.
Несколько слов о театре и его руководителе. Театр возник неожиданно. Ирина Волкович работала тогда в американской Бруклинской библиотеке. К 300-летию родного для нее Санкт-Петербурга она написала литературно-музыкальную композицию, которую разыграли профессиональные актеры – Елена Соловей, Рустем Галич... Вокруг спектакля сгруппировались писатели и художники, его поддержали «русские американцы» Елена Довлатова, Нина Аловерт, Соломон Волков, Михаил Шемякин...
По словам Ирины Волкович, «получился необыкновенный вечер, наполненный душой моего родного города. Библиотеку брали штурмом, я давала интервью в The New York Times и в The New Yorker. Самые престижные издания интересовались празднованием Санкт-Петербурга в Нью-Йоркe. Зрительный зал не мог вместить всех желающих и пришлось вести трансляцию во второй зал».
После такого успеха было решено «театральное дело» продолжить. Так родился литературный театр «Диалог» - и в этом названии, как считает его основатель Ирина Волкович, заложена идея культурного моста «между Америкой и Россией, мeжду русской и американской культурой».
Не так давно «Диалог» отметил свое пятнадцатилетие. И представьте, есть актеры, которые все эти годы были с театром. Среди них Елена Соловей, Рустем Галич и Сергей Побединский – все трое участники спектакля, о котором хочу рассказать. Это «Грамматика любви» по произведениям Бунина. Спектакль, как кажется, обнаружил великолепные возможности литературного театра, показал его сильные стороны.
В программке композиция обозначена как «театральное повествование в 3-х частях о любви, страсти и неуловимости чувств».
Парадоксально, но бунинский рассказ «Грамматика любви» в композицию с этим названием не вошел – зато в нее были включены три других рассказа: «Муза», «Неизвестный друг» и «В Париже».
Понятно, что сам выбор рассказов несет в себе некий замысел. В чем же он? В основе этих произведений лежит любовный сюжет, заканчивающийся драматически.
В первом рассказе поначалу счастливо начавшееся любовное приключение героя-художника сталкивается с непредсказуемым поведением его молодой подруги, поменявшей его на скучного и ничем не примечательного помещика.
Вторая новелла говорит о не находящих исхода страданиях женской души, безвестной корреспондентки знаменитого писателя, так и не дождавшейся от него ответа...
Третий, пожалуй, один из наиболее пронзительных рассказов Бунина, рисует встречу двух предназначенных друг для друга людей, его и ее, но, увы, их недолгое счастье, обрывается со смертью героя.
Сюжеты рассказов выявляют определенную «грамматику любви», ее составляющие: непредсказуемость, вероятную несовместимость между участниками любовного дуэта, но и возможность гармонии между ними. За всей этой «грамматикой» стоит тень драмы, то неизбежное, что связывает Эрос и Танатос.
Все три бунинских рассказа о любви - печальны. И в этом большая правда – ведь и самая великая любовная история, созданная человечеством, история Ромео и Джульетты, - кончается трагедией. «Нет повести печальнее на свете...».
В этой связи вспоминается разговор на улице после спектакля; некоторые его участники полагали, что действию не хватило шуток, комизма, юмора, можно было прослоить сценарий чем-то комедийным... чтобы позабавить и развлечь публику... Что сказать? В бунинских текстах я таких комедийных историй не нахожу. Для писателя любовь, даже счастливая, и, может быть, в особенности счастливая, сопряжена с драмой.
Но грамматика грамматикой, нас же больше интересует наполнение – то, как режиссер и актеры сумели рассказать эти истории любви.
Все три новеллы были поставлены в одном - психологическом ключе, их действие происходит на фоне самых простых декораций: вешалка, стулья, диван. Главное в литературном театре – слово, это и основная его трудность, ибо в рассказе, в отличие от пьесы, нельзя спрятаться за партнера, за трюк, за движение, за костюмы и декорации. Если слово не доходит до зрителя, представление перестает быть живым.
В литературном театре от артиста требуется такое умение произносить слова, чтобы за их оболочкой обязательно читались чувства или эмоции. Молодым актерам, еще не вполне освоившим эту школу, приходится трудновато. Зато такие «старожилы» театра, как Рустем Галич и Снежана Чернова, показывают чудеса мастерства. В новелле «Муза» дебютантка Ирина Абрахам играет в паре с премьером театра Рустемом Галичем. Играет пока не очень уверенно, помогают – партнер и удивительный бунинский текст.
«Но вот однажды в марте, когда я сидел дома, работая карандашами, и в отворенные фортки двойных рам несло уже не зимней сыростью мокрого снега и дождя, не по-зимнему цокали по мостовой подковы и как будто музыкальнее звонили конки, кто-то постучал в дверь моей прихожей. Я крикнул: кто там? — но ответа не последовало. Я подождал, опять крикнул — опять молчание, потом новый стук. Я встал, отворил: у порога стоит высокая девушка в серой зимней шляпке, в сером прямом пальто, в серых ботиках, смотрит в упор, глаза цвета желудя, на длинных ресницах, на лице и на волосах под шляпкой блестят капли дождя и снега; смотрит и говорит: «Я консерваторка, Муза Граф. Слышала, что вы интересный человек, и пришла познакомиться. Ничего не имеете против?Довольно удивленный, я ответил, конечно, любезностью:— Очень польщен, милости прошу. Только должен предупредить, что слухи, дошедшие до вас, вряд ли правильны: ничего интересного во мне, кажется, нет.— Во всяком случае, дайте мне войти, не держите меня перед дверью, — сказала она, все так же прямо смотря на меня. — Польщены, так принимайте.И, войдя, стала, как дома, снимать перед моим серо-серебристым, местами почерневшим зеркалом шляпку, поправлять ржавые волосы, скинула и бросила на стул пальто, оставшись в клетчатом фланелевом платье, села на диван, шмыгая мокрым от снега и дождя носом, и приказала:— Снимите с меня ботики и дайте из пальто носовой платок.»
Перечитала рассказ – и убедилась, что весь он, со всеми своими описаниями – чудесными, но и многочисленными бунинскими описаниями – вошел в композицию. И можно только поразиться тому, как легко и одновременно «глубинно» читает эти описания Рустем Галич, ведя за собой зрителя.
Муза Граф в исполнении Ирины Абрахам очень хочет казаться дерзкой и отвязной... На самом деле, ее приход к одинокому мужчине-художнику, ее смелое, на грани фола поведение – это некий маскировочный ход, выработанный барышней в часы одиноких бдений в доме отца. Бдений, когда строптивой девичьей душе так хочется вырваться на волю...
Наверное, можно объяснить этот характер и так. Хотя можно было бы подчеркнуть эксцентричность и импульсивность в поведении героини – иначе уход Музы к щуплому, рыженькому, недалекому, к тому же бедному помещику Завистовскому кажется совсем необъяснимым... Впрочем, одно объяснение у меня возникло. Муза – «консерваторка», с Завистовским они вечерами играли в четыре руки, может, их соединила музыка? Как бы то ни было, для героя рассказа уход любимой был «громом среди ясного неба».
Прекрасную деталь нашла режиссер для жалкого Завистовского и сбежавшей к нему Музы. К бунинской детали – валенкам, в которые обуты они оба, она добавила домашние теплые платки на плечах у обоих.
Рассказ «Муза» кончается катастрофой для героя. Он находит любимую им женщину в доме соседа-помещика и видит, что она расположилась тут по-семейному.
«Я посмотрел на ее валенки, на колени под серой юбкой, — все хорошо было видно в золотистом свете, падавшем из окна, — хотел крикнуть: «Я не могу жить без тебя, за одни эти колени, за юбку, за валенки готов отдать жизнь!»— Дело ясно и кончено, — сказала она. — Сцены бесполезны.— Вы чудовищно жестоки, — с трудом выговорил я».
И самый конец рассказа: «Сердце у меня колотилось уже в самом горле, било в виски. Я поднялся и, шатаясь, пошел вон».
В постановке нет этого запредельного градуса чувств. Сосед в исполнении Сергея Побединского поет лирическим тенором «Утро туманное» на слова Тургенева со словами о «прощанье с улыбкою странной».
Бунинское прощанье тяжелее, катастрофичнее, но спектакль только начался – и его кульминация впереди. Точку в этой истории ставят бунинские стихи, прочитанные Рустемом Галичем, с их потрясающей концовкой: «Что ж! Камин затоплю, буду пить... Хорошо бы собаку купить!» Одиночество, которое, казалось, было героем преодолено, нависает над ним с новой силой.
Срединную часть композиции, рассказ «Неизвестный друг», исполнила Елена Соловей. Ее появление было встречено аплодисментами. С 1991 года, времени отъезда актрисы в Америку и исчезновения с российских театральных подмостков и экранов, прошло 38 лет, но, как кажется, по обе стороны границы ее помнят и любят. В Америке и Канаде Елена Соловей участвовала в спектаклях театра Анны Варпаховской, однако, за пределами родины талант актрисы в полной мере востребован не был. Театр «Диалог»[2] и Ирина Волкович прекрасно сделали, что окликнули Елену Соловей и предложили ей сыграть практически моноспектакль.
Малоизвестный рассказ Бунина «Неизвестный друг» не так давно «прогремел» - в исполнении Ксении Раппопорт под музыкальный аккомпанемент Полины Осетинской.
Но нужно сказать о содержаниии рассказа. Это короткие эмоциональные письма некой дамы, обращенные к известному писателю. За те два осенних месяца, что пишутся эти письма, дама успела пережить целый комплекс чувств - от благодарности писателю за радость, принесенную его книгой, до горечи и негодования, вызванных его молчанием. Кончается этот почтовый роман, переросший в не нашедшее ответа любовное чувство, снова словами благодарности – уже за то, что ответа так и не случилось...
Две актрисы подошли к рассказу по-разному. Ксения Раппопорт исполнила его в экспрессивной манере, ее беспокойное ожидания письма, мука от того, что писем все нет, переносили зрителя в накаленную атмосферу Серебряного века, в дамский будуар «нежных европеянок».
Елена Соловей исполнила свою партию в более спокойном ключе, я бы назвала ее прочтение «романтическим», так грустят и мучатся одинокие души, ждущие своего избранника, свою «Anima gemella[3]. И акцент она сделала вовсе не на «муках», а на благодарности.
Поразительно, но ее героиня продолжает ждать. Последние слова – «Прощайте. Или нет, все-таки до свидания», - в исполнении Елены Соловей – говорят вовсе не о потусторонней встрече в «мире новом». Ее героиня в душевной простоте продолжает верить, что встреча состоится здесь, на земле... И снова сюжет получился об одиночестве – в семье и в мире.
Последний рассказ «В Париже» предваряется романсом на слова Фета «Сияла ночь» в исполнении дуэта – Алисы Русанофф и Сергея Побединского. Потом они же в русской столовой, где встретились герои, споют в духе предвоенных исполнителей-эмигрантов романс «Не уходи, побудь со мною». Между дуэтной парой в ходе исполнения завязываются какие-то отношения, хочется за ними следить, и жаль, что, закончив пение, они застывают, уступая место героям рассказа. Всегда ждешь от артистов, присутствующих на сцене, какого-то отклика на происходящее.
Фабула рассказа «В Париже» проста. Немолодой русский эмигрант, бывший белый генерал, одиноко живущий в Париже, заходит в русскую столовую, где официанткой работает женщина, которая сразу ему нравится.
Возникает роман, больше напоминающий обретение друг друга. Пара начинает жить вместе, но счастье длится недолго, он неожиданно умирает в метро. И женщина, несмотря на то, что ее спутник отписал на нее все свои деньги, несмотря на весеннее пробуждение природы, понимает, что ее жизнь кончена.
Рассказ небольшой, но в такой концентрации дана в нем неприкаянность двух одиноких душ, так по-человечески описана история их сближения, когда она называет ему имеющиеся в наличии русские блюда, и на них отзывается не желудок его, а сердце, что в герое начинаешь видеть alter ego самого автора...
И не авторские ли это мысли, столь схожие с пушкинскими: «Да, из году в год, изо дня в день, втайне ждешь только одного, — счастливой любовной встречи, живешь, в сущности, только надеждой на эту встречу — и все напрасно...». Как важно, что со сцены звучат эти слова! Не одной мною замечен процесс девальвации любви в современном мире, ее не случайный, спровоцированный обществом уход из прозы и поэзии, и уж не из жизни ли?
Рустем Галич и Снежана Чернова словно созданы для этой новеллы. Зрители не могут не поддаться не только внешней привлекательности этой пары, но и поразительной достоверности в передаче душевных движений. Так мало слов – и такое огромное смысловое поле, такой сильный посылаемый ими друг другу заряд.
Видела этих артистов в одной из предыдущих работ театра - в спектакле о женщинах Пастернака, где Рустем выступал в роли Бориса Леонидовича, а Снежана – Ольги Ивинской. И тогда от их игры возникало то же ощущение - большой достоверности и глубины.
Режиссеру-постановщику не пришлось выдумывать специальную мизансцену для трагической концовки. Она была подсказана Буниным.
«Дома она стала убирать квартиру. В коридоре, в плакаре[4], увидала его давнюю летнюю шинель, серую, на красной подкладке. Она сняла ее с вешалки, прижала к лицу и, прижимая, села на пол, вся дергаясь от рыданий и вскрикивая, моля кого-то о пощаде.»
Ирина Волкович зрительно продолжила эту сцену. Героиня спектакля снимает с вешалки шинель с красной подкладкой, прижимает ее к лицу, как сказано у Бунина, а затем расстилает на полу красной подкладкой вверх – и ложится на это кровавое пространство. Удивительно найденный конец!
Могу сказать, что спектакль «Грамматика любви» завершился на высокой трагической ноте, уверена, что ни у одной меня в конце представления забилось сердце и повлажнели глаза. Воистину театр ДИАЛОГ подарил нам трагедийный катарсис.
Для полноты картины следует упомянуть, что прекрасно провела свои танцевальные этюды Ирина Абрахам, оказалось, что она не только дебютантка на драматической сцене, но профессиональный хореограф и балерина.
В спектакле звучали прекрасные русские романсы и «Вокализ» Рахманинова, читались стихи Бунина...
И, ей-богу, во все время представления я ни разу не подумала, что сижу в здании посреди многолюдного американского Манхеттена, не покидало ощущение, что я в России, среди обычной русской публики...
Моя благодарность актерам и всем работникам театра ДИАЛОГ, возглавляемому милой и такой талантливой Ириной Волкович.
[1] Ирина Волкович уточнила: приезд в Вашингтон может не состояться – из-за гастролей в Москве.
[2] Елена Соловей сотрудничает с театром «Диалог» с первого представления «Салют, Санкт-Петербург!» (2003 г.)
[3] Душа-близнец (итал.)
[4] Плакар (фр. placard). род шкафа, вделанного в стену (сборный словарь иностранных слов, прим. автора статьи)
Добавить комментарий