Корабль христианства сожжен. Не в чем плыть теперь дальше. В экзистенции образовалась дыра, с черными брусьями крыши, сосульки свинца растопленной крыши свисают, лёг пепел. Сил на сожаление нет. Тысячи дней молитвы ушли вместе с дымом фабрики – собора, превращенного в фабрику денег. Уже давно корабля экипаж был сменен на послушных наемников, спешивших домой после окончания дня, как и все, как и всюду. Они довольствовались скромной зарплатой от обедневшего капитана, они и объявляли в 19 часов о закрытии фабрики и просили освободить помещение, – просили выйти из дома живущих верой. Они и покрикивали на туристов, слишком долго стоявших на башнях, отдавшись созерцанию великого города, наполняясь неведомой неторопливостью – неведомым счастьем. Так собор выбирал среди любопытных – своих.
Корабль существованья сожжен. Те, кто в нем плыл, могли лишь петь, стаей птиц усаживаясь и потом поднимаясь. Иные владели штурвалом, выруливая в океан миллионов, захлебываясь реками цифр, они пили пустыню и пьют, шуршащий газетной бумагой корабль загорелся, и не было слез потушить.
Корабль жизни сожжен. Она еще зеленела там и тут островками, еще живые ветки любви нас осеняли в пустыне; еще нас держат над черной дырой мерзости запустения. Еще есть движение листьев надежды над провалом крыши и свода, – уныние смерти не обратит ли лгунов капитанов, им может быть страшно, как людям бывает страшно перед непоправимостью.
Сожженный корабль, это выбор. Того, что будет с детьми: узнают ли они значение слов, звучащих во тьме. Слов свободы и жизни. Построят ли они новый корабль.
17 avril 19
Добавить комментарий