Можно часы подкрутить назад, и стрелки передвинуть в день вчерашний. Но время вспять не заставишь идти. И не вернуть те веселые кучевые облака, которые тогда еще не стали мрачными сизыми тучами, раскатами грома сердце не стучало, и густой туман не опутывал мозги тревожными мыслями. В те времена еще не случалось просыпаться ночью в холодном поту и страдать от судороги в левой ноге.
Тогда они были счастливы. Легко и свободно летели рядом друг с другом по своей пенсионной жизни. И не ровным строем за вожаком к какой-то цели, как летят большие птицы, журавли, пеликаны, а, как голубь с голубкой, как воробей с воробьихой, они беззаботно порхали туда-сюда, сюда-туда. Сегодня на сонаты Брамса и прелюды Шопена, завтра на йогу и в бассейн на плавание, в субботу в ресторан на юбилей двоюродной сестры.
Они любили друг друга. Хотя жили под разными крышами, но просыпались под одним потолком. А, главное, никуда не спешили. Ему не надо было бежать на службу, чтобы не схлопотать втык от начальника за опоздание. Ей не надо было торопиться в свою школу на работу, а потом на кухню чистить к супу картошку и нарезать к мясу репчатый лук. А если когда-либо у нее и щипало что-то в глазах, то лишь от этого самого лука.
Они гуляли по дорожкам парка, взявшись за руки, и ее острые ноготки шаловливо покалывали его ладонь. Встречные прохожие оглядывались на них с веселой доброй улыбкой. Им хорошо было быть вместе - легко, интересно, приятно. Если они и отрывались друг от друга, то лишь для того, чтобы удивиться бабочке-шоколаднице на ракитовом кусте, глазастой стрекозе с прозрачными крылышками, ярко-красной бугенвили, красиво раскинувшейся на зеленом штакетнике забора. Или чтобы восхититься изысканностью ампирного фасада оперного театра и роскошеством припаркованного возле него черно-лакового мерседеса,.
Тогда она еще не ошибалась в днях недели, не забывала принимать вовремя лекарства, не путала российские 17 с американскими 7 рм и не ждала его поэтому два часа на автобусной остановке, спрятав от холода нос в сером воротнике своего осеннего пальто. И всегда могла сказать, какое сегодня число, месяц и год.
Он повел ее к знакомому доктору.
- Да, потеря чувства времени - признак начальной стадии этой болезни, - сказал тот, отведя его в сторону. - Ничем помочь, увы, не могу, следует только надеяться на мои таблетки, может быть, они приостановят процесс... Может быть...
Однако неприятные симптомы злосчастного недуга не прекращали своих непрошеных визитов. Особенно досаждали постоянные поиски разных нужных вещей, почему-то вдруг исчезавших. Чаще всего доставалось ключам от квартиры, которые каждый раз где-то пропадали - то в многочисленных отделениях ее сумок, то в карманах курток, платьев, кофточек. Хотя после долгих поисков чаще всего оказывалось, что они никуда не девались, а висели на своем гвоздике в коридоре, где их предательски скрывала старая широкополая шляпа.
А пару раз, уходя из дома, она забывала выключить газовую плиту, где большие куски трески на сковородке перевоплощались в маленькие черные угли, тюлевые занавески на окнах чудом увертывались от огня, и в квартире долго еще гостило тошнотворное амбре горелой рыбы.
Со временем провалы памяти участились, и она начала забывать имена даже знакомых людей. "Мы встретились с той дамой на улице, поболтали немного", говорила она о Еве, своей бывшей сослуживице. Или, виновато улыбнувшись, сообщала: "Никак не могла открыть ключом дверь, один человек подошел ко мне и помог". А ведь то был Артур, ее многолетний сосед по лестничной клетке.
Вот так вокруг нее все чаще, все больше, все необратимее стали появляться эти странные дыры, ямы, неосязаемые пустоты, серые пятна, грозившие постепенно слиться в одну сплошную непроницаемую черную стену.
И все-таки, несмотря ни на что, они продолжали радоваться своей прежней плотно скроенной жизни, наслаждались летним пляжным песком и зимней лесной лыжней, ресторанным жульеном в тарталетках и стаканом кефира с ложкой меда перед сном. Радовались, наслаждались. Пока...
Пока не случилось то грозное событие.
Провожать старый и встречать новый год они решили у него дома. Он купил шампанское, салями, торт, заправил салат майонезом, пожарил котлеты по-киевски, накрыл стол. К 8 часам она обещала прийти. Но вот часы уже показали 8:20, потом 8:40, а ее все не было. Он начал волноваться и звонить ей по телефону, но тот глухо молчал. Мобильный тоже не откликался, хотя это как раз можно было понять - она часто, уходя из дома, забывала его с собой взять, а если и брала, то так глубоко засовывала в сумку, что звонка и не слышала.
Тревога не отпускала. Что случилось, не беда ли какая? Длинные, тягучие, низкие гудки... Может, она принимает душ в ванной комнате или гремит кастрюлями на кухне и не слышит звонка, ведь так не раз уже бывало. Он снова и снова набирал ее номер. А, возможно, что-то произошло на линии - перепутались где-то провода или оборвались, и теперь там, на одном из них, на волоске висит их счастье, любовь.
Он не выдержал и позвонил в полицию. Дежурный принял вызов и обещал все выяснить. Через полчаса сообщил:.
- На ваш запрос, получен ответ - ни в районные отделения полиции, ни в больницы города и морги женщина с такими данными не поступала. Так что ничем помочь не могу.
Что делать, что делать? Наверно, надо ехать. Он торопливо спустился в гараж, сел в машину и через десять минут припарковался у ее дома. Поднялся на 3-ий этаж, открыл квартиру своим ключом. Навстречу выбежал Гас, он не залаял и не бросился целоваться, как обычно, а только завилял хвостом, забил им по полу. Что это, неужели собака что-то почувствовала? Он заглянул во все комнаты, в чулан, на балкон, на кухню, в ванную - нигде никого, всюду пусто.
Присел в коридоре на табуретку - вдруг заломило затылок, так некстати поднялось давление. И сразу схватило сердце, отдалось болью в левом плече, появилась одышка. Надо было срочно принять лекарство, кажется, в бардачке машины лежали таблетки. Немного отдышавшись, он встал, направился к выходу, но тут Гас требовательно, настойчиво залаял и подбежал.
- Ну, что еще за приставания, не до тебя сейчас, - он решительно отодвинул собаку от двери. Но та, сменив тактику, жалобно заскулила и стала ласково тереться об его ногу. Пришлось уступить. Он снял с крючка на стене поводок и ошейник.
- Ладно, ладно, не клянчь.
Они вышли на лестничную клетку, спустились в лифте на первый этаж, сели в машину.
Совсем уже стемнело, во многих домах светились окна, из них сыпались наружу аккорды гитар и синтезаторов, слышались громкие голоса, ритмы свинга, румбы, вальса. Он вел машину по близлежащим к ее дому уже пустынным в это время улицам, внимательно смотрел по сторонам, пристально вглядывался в скверы, палисадники, газоны.
Несколько раз останавливался, заходил в переулки, подолгу рассматривал уличные тупики, закоулки, благо, оставленный на заднем сидении Гас не вякал и терпеливо его ждал. Они объехали всю округу, проколесили вдоль и поперек множество улиц, иногда по нескольку раз проезжая одни и те же места.
Ее нигде не было.
Прошло минут сорок, и он уже собирался поворачивать назад, как вдруг Гас громко подал голос, завертелся, запрыгал. Вот когда пришлось себе признаться, что не зря взял с собой собаку. Он быстро затормозил, остановил машину и открыл заднюю дверку. Пес тут же выпрыгнул наружу и стремглав бросился назад к какой-то дальней скамейке, стоявшей у калитки одного из небольших частных домов.
Она сидела, склонив к плечу голову, и, кажется, спала, но услышав визг своего любимца, тут же вскочила, огляделась и, широко улыбаясь, пошла к ним навстречу.
- Ой, как я рада вас встретить, - запричитала она, одной рукой подхватив прыгнувшего к ней Гаса, а другой обняв своего друга за шею. - Ты уж меня извини, как-то глупо получилось - я же вышла к тебе пораньше и вдруг подумала, дай немного пройдусь, пошла, пошла и, видно, заблудилась. Ну, никак не могла найти обратную дорогу - ни улиц, ни домов не узнавала. Устала очень, вот присела на минутку и, кажется, задремала.
Они нежно обнялись, сели в машину и поехали домой, где пили шампанское, ели песочный торт с шоколадным кремом, и Гасу достались вкусные куски сочных киевских котлет.
"Как же хорошо то, что хорошо кончается, - думал он, - пусть, как говорит поговорка, Боже нас пугает, но пусть он нас не наказывает".
Через неделю они опять пошли к врачу. После обследования и проведения тестов тот сказал ему тихо:
- Вы знаете, к моему приятному удивлению, все не так уж плохо, показатели довольно стабильны, во всяком случае, никаких признаков распада личности, какие обычно бывают, я пока не вижу.
"Вот здорово!" - его прежде тревожное лицо засветилось радостью, щеки покрылись румянцем, в глазах загорелись огоньки.
- Ой, спасибо, большое спасибо, - он облегченно вздохнул, улыбнулся, достал платок из бокового кармана, вытер пот со лба, но вдруг на мгновение замер и спросил, с озабоченностью заглядывая доктору в глаза: - А сколько еще времени вы нам даете?
- Трудно сказать, точно сказать не могу, не знаю, - доктор задумался, помолчал, поморщил лоб. - Будем надеяться, годика два, может быть, даже с каким-то хвостиком.
...И вот прошли те два докторских года, завилял за ними обещанный игривый хвостик. Пришлось его поймать, подцепить, схватить за кончик, потянуть и выпрямить. Хвостик медленно, но уверенно стал расти, удлиняться - сначала до трех, потом до четырех, а затем и до пяти лет. Неужели, действительно, свершилось чудо, и время пошло вспять, неужели этот коварный Альцгеймер оказался посрамленным, неужели он притормозил, отодвинулся, остановился? Но как, благодаря чему?
Ну, конечно, благодаря его любви. Это она, напрягая все свои бицепсы-трицепсы, потащила за собой тот временной хвостик - ту тяжелую железную стрелку громоздких неподатливых часов. И они поддались, пошли назад. Внутри них шарики-ролики, колесики-шестеренки закрутились, завертелись, напевая вечную (хотя ведь такую банальную) песенку о преданности и верности, сострадании и сопереживании, о любви и дружбе.
Добавить комментарий