Юрий Хейфец проживает две жизни. Одну в прошлом – как бард Борис Берг, другую сейчас – как поэт Юрий Хейфец. Скажу еще: поэт Юрий Хейфец долгое время был врачом-психотерапевтом, не переставая при этом писать стихи. Каждый день. Знаю еще одного такого поэта, который не может прожить дня без стихотворения. Это Лариса Миллер. Статью о ней я назвала «Живу, пока пишу».
Они с Юрием не похожи. Его стихи, как правило, мрачные, безжалостные, беспросветные, ее – светлые, благословляющие. Но есть одно, что их сближает, – оба неустанно думают о смерти. И в стихах пытаются разгадать ее загадку, бесконечно к ней возвращаясь.
На обложке прекрасно изданного сборника* в профиль лицо немолодого человека – первая книжка вышла, когда ее автору стукнуло 65. Арсений Тарковский, сильно запоздавший с первой книгой «Перед снегом», выпустил ее, если не ошибаюсь, в 55. Хейфец задержался даже по сравнению с ним. Помню, когда лет семь назад встретила их с Мариной Королевой на книжной ярмарке в Москве, очень удивилась, услышав, что в печати нет ни одной Юриной строчки. В ответ предложила: – Присылайте, устроим Вам дебют.
Теперь мы можем гордиться, что именно в нашей ЧАЙКЕ впервые были опубликованы Юрины стихи. Здесь же мы помещали интервью с ним, всегда очень резко, с безжалостностью хирурга, говорящего о проблемах России. Так же резко и беспощадно он говорит о ней в стихах.
Иногда иносказательно:
Мы живем в эпоху Древнего Рима,
Напрочь впавшего в глубокий упадок.
Ветер веры, пролетающий мимо,
Не нарушит заведенный порядок.
Не дождемся мы ни гуннов, ни готов,
Мы погибнем не от вспышки холеры,
Доплетемся мы толпой идиотов
До бессмыслицы, не знающей меры.
Педерасты и пьянчуги - в сенате,
Император – душегуб и ворюга,
Речь изящная утоплена в мате –
Только так мы понимаем друг друга.
(Урок истории, 2011)
Иногда впрямую:
...Издалека смотрите, как
Сгущается над нами мрак –
И летопись ведите четко
О том, как смерть чеканит шаг
Там, где державы гордой стяг
Несут невежество и водка
И свой бубнеж шарашит ложь,
Похожая на ржавый нож...
(Предупреждение, 2014)
Последнее стихотворение не зря названо «Предупреждение», его катрены – пророческий крик, начинающийся с анафорической строчки «Не провоцируйте страну». К кому он обращен? Воспринимаю его как метафизический, но можно его отнести и к окружающим государствам, еще не вполне осознавшим, что нельзя провоцировать страну, «которая идет ко дну». Опасно. Грозит бедой.
Предупреждение обращено к тем, кто не внутри, а вокруг, кто из своего далека наблюдает за свершающимся: «Оставьте нас. Погибли мы». И тут поневоле вспоминаются безнадежные строчки Георгия Иванова, написанные по следам революции, – «Что никто нам не поможет. И не надо помогать» («Хорошо, что нет Царя», 1930).
Важно, что поэт погибает вместе со своей страной, как погибла пророчица Кассандра, возвестившая о близящейся гибели Трои:
Не провоцируйте страну,
Я вместе с ней в крови тону,-
Осталось ждать совсем немного...
Кстати, есть у Хейфеца и стихотворение «Кассандра» (2007), где современность и античность сплетаются воедино и где ужасная судьба страны аукается с такой же ужасной судьбой пророчицы.
Вот его концовка:
Разбредаются ловчие загодя по загонам
Белым флагом глядится рассветных небес рубаха,
И поверженный Гектор предсмертным исходит стоном.
Под стеной, за которой не спрячется Андромаха.
В стихах Юрия Хейфеца, о ком и о чем бы он ни писал, слышен его собственный голос. Он говорит с читателем от лица Кассандры и от своего собственного, и мир стихотворения, кроме башен Трои, вмещает всю историю человечества - современную «паутину траншей» с «окалиной пушек» и среденевекового убийцу Атиллу...
Эта свобода поэта в обращении с историей видна и в процитированном четверостишии, все же «ловчие», «загоны», «рубаха» ближе к родным пенатам, чем к Древней Греции. Также по-современному толкуется символика белого цвета – как цвета сдачи, поражения... Белая рубаха рассвета – словно белый флаг - говорит о взятии Трои врагом и о гибели Гектора и его супруги.
«Предупреждение» и «Кассандра», да и многие другие стихи с темой «пророка» (например, «Исайя», 2000), вызывают у меня еще одну ассоциацию – со «Странником» (1835) Пушкина.
Помните?
«Наш город пламени и ветрам обречен;
Он в угли и золу вдруг будет обращен,
И мы погибнем все, коль не успеем вскоре
Обресть убежище; а где? о горе, горе!»
Странник Пушкина, в тоске от своих прозрений и не найдя понимания у окружающих, убегает от семьи и детей и ищет для себя одного «спасенья тяжкий путь и узкие врата».
Юрий Хейфец поэт-пророк, но не из тех, кто, будучи святым, обличает современников. В программном стихотворении, начинающем сборник, он утверждает, что он один из них ...
Я всех вас видел без прикрас и грима,
Без масок и притворства – наяву,
Как если бы монашеская схима
Вплелась навек в судьбы моей канву,
Как если б я и вправду был пророком
И угрызений совести не знал,
И шашни не крутил взахлеб с пороком,
И не носил под сердцем черный нал,
И не был бы одним из вас, случайно
Вдруг получившим доступ к бытию
С той стороны, где тягостная тайна
От нас усмешку не таит свою....
(Я всех вас видел в перископ эпохи, 2016)
Нет, автор стихотворения отнюдь не святой и миссия пророка для него не изначальна, он случайно – подозреваю, что став поэтом, - начал понимать тайны бытия. При этом оставшись одним из тех, кто вокруг.
Можно ли любить такую страну, которая «отравила детство», «исказила юность», «изломала зрелость»? Стихотворение Юрия Хейфеца начинается с бесстрашной констатации: «Я не люблю свою страну». И снова анафорический ряд, подкрепляющий это утверждение.
Но вот листаю сборник – и натыкаюсь на иное – признание в любви.
Держи пари! Скорби, как я скорблю,
Терпи, как я терплю, не плачь, не надо,
Тебе не светит гулкий сумрак ада.
Он светит мне. Ведь я тебя люблю.
(Взгляни же на себя со стороны, страна моей неистовой печали, 2011)
В своих бесконечных разборках с родиной, поэт амбивалентен. Он и обличает ее за причиненные страдания, и принимает страдание на себя, ненавидит и любит; и умирает вместе со своей страной, и не хочет «в России умирать»...
Из тупиков бытия его выводит поэзия, дарующая «надежду на бессмертье». Из одиночества, а оно прокламируется и в названии книжки, и в стихах («Одиночка»), его выводит женщина, выводит любовь... И думая о смерти, которая однажды случится, он ищет опору в любимой:
... и лепка губ твоих живых,
И древняя загадка взора,
И та повадка разговора,
Что вскользь, не для ушей чужих,
И та, таящая вопрос,
Ответа трепетная жажда –
Я с этим всем умру однажды
Легко, как будто не всерьез.
Но ты не выпускай из рук
Мою опущенную руку...
Такое впечатление, что поэт верит, что любимая сможет его воскресить – ведь вот его признание: «Я и сейчас – прости, родная /Твоим дыханием дышу»...
Мне нравится стихотворение, публиковавшееся в нашем журнале, - «Если ты любишь женщину»
(2017) с его замечательной концовкой:
Рад бесконечно всякий, кто к сладким устам припал,
Но славен кровавым привкусом великой страсти прибой -
И если уж любишь женщину, - все кончено, ты пропал,
А если не любишь женщину, - о чем говорить с тобой?
Вообще в нашей рубрике «Одно стихотворение», требующей от стиха глубины, поэтического совершенства и лапидарности, я могла бы поместить несколько замечательных Юриных стихотворений из сборника. Вот одно из них:
Немцов мост
За одного битого, говорят, двух небитых дают,
А сколько битых дают за убитого одного –
И не знает, должно быть, никто – и тут
Спросить бы убитого - да не всякого, а того,
Кто убит был за то, чтоб давали за нас вдвойне,
Потому что мы битыми стали, как только он
Стал заложником света на бешеной той войне,
Где стреляют в любого со всех четырех сторон,
Если он ненароком – конечно же, неспроста –
На себя вызывая предельную ярость тьмы,
Стал несущей опорой невиданного моста,
По которому, может быть, в люди и выйдем мы.
(2018)
Книга Юрия Хейфеца о жизни, которая тяжела – и для страны, и для человека. Но есть мальчик-март, который на дворе смеется, есть тополь за окном – они не дадут отчаяться и свести счеты с жизнью. Удивительные эти строчки о тополе нельзя не привести:
Только тополь поет без фальши,
Тополь выше и смотрит дальше,
Слышит корни, а видит высь:
Так и надо, родной, держись!
Ты один у меня на свете –
Золотою строкой в куплете,
Золотым волокном в игле,
Золотым угольком в золе.
Может, хочешь, чтоб я остался? –
Так качайся, как век качался!
Если сохнуть твой ствол начнет –
Значит, мой подошел черед.
Я слежу за тобой украдкой,
Я живу на тебя с оглядкой –
Ты об этом пока забудь,
Ты не бойся, ты просто будь.
(Тополь, 2000)
Поэт разговаривает с деревом как с другом. У него с ним «свои» связи, мистические. В его сознании смерть дерева связана с его собственной. Сюжет очень напоминает новеллу О’Генри о больной девочке, которая думает, что умрет вместе с последним листом, облетевшим с дерева. Но, как кажется, интонация стихотворения не вполне серьезная, по-весеннему шуточная и легкая:
Мальчик-март на дворе смеется,
Он, хитрец, своего добьется:
Так и быть, потерплю часок,
Хоть и просит свинца висок.
В начале статьи я писала, что у Юрия Хейфеца много стихов о смерти, но кончается сборник на оптимистической ноте. Ее легко объяснить: поэт в силу своего дара чувствует свое могущество. Он шекспировский Просперо, способный повелевать стихиями. Он, как наш Маяковский, может воскреснуть в будущем с помощью стиха, который «...трудом громаду лет прорвет/и явится весомо, грубо, зримо». Юрий Хейфец , подхватывая эту традицию, пишет:
Моя железная строка
Протянется издалека
И, несгибаемо легка,
Сквозь континенты и века,
Пройдет штыком сквозь воздух схватки.
(Послушай, вот тебе рука, 2017)
Кончается это стихотворение – последнее в сборнике – словами: «Еще не вечер».
Действительно, не вечер. У начавшего публиковаться поэта в загашнике материала еще ни на одну книгу. За первой, как я слышала, скоро последует вторая.
----------
* Юрий Хейфец. «Одиночка. Сто стихотворений». Составители Виталий Тулин и Марина Королева. М, ArsisBooks, 2019
Добавить комментарий