Скандалы, соблазны и всё так замешалось и сплелось вместе с историей Чичикова, с мёртвыми душами, что никоим образом нельзя было понять, которое из этих дел было главнейшая чепуха…
Гоголь Н.В. Мёртвые души. Часть первая
Санкт-петербургский академический Театр им. Ленсовета после ухода Юрия Бутусова, своего знаменитого главного режиссера, оказался в незавидном положении. Других выдающихся постановщиков, претендентов на вакантную должность, не находилось. Недавнее назначение на должность худрука актрисы Ларисы Луппиан, при всех её достоинствах, проблему с режиссурой не решает.
И вдруг выяснилось: театр ненароком «воспитал Бабу-Ягу в своём коллективе» (как говаривал герой И.Ильинского из «Карнавальной ночи»). Помощник Юрия Бутусова, артист театра и кино (10 фильмов) Роман Кочержевский взялся показать роскошества ленсоветовской труппы. Какой автор может этому способствовать лучше всего? Само собой, «наше второе всё», а применительно к театру, и наше первое всё, то есть Николай Васильевич Гоголь. За последние годы Театр дважды обращался к его драматургии: вначале вышел нарочито традиционный «Ревизор» Сергея Федотова (с громоподобным Сергеем Мигицко – Городничим и пластичным Виталием Куликовым – Хлестаковым), за ним мрачно-гротескный «Город. Женитьба. Гоголь» самого Бутусова (Кочержевский – режиссер-ассистент).
Вы, наверно, уже догадались: Кочержевскому не оставалось ничего иного, как взяться за «Мёртвые души». Что ни образ, то возможность блеснуть ленсоветовским талантам. Собственно, театральной сверхзадачей премьеры и было показать: наши звёзды по-прежнему в прекрасной форме, даже в отсутствии Бутусова или другого режиссера-авангардиста.
Имея в виду эту благородную цель, вы ведь не будете требовать, чтобы исполнители соответствовали характеристикам автора?! Напротив, чем дальше от первоисточника, тем ярче проявляются возможности звёзд. Не буду далее мучить читателя неизвестностью. Актёрский ансамбль премьеры почти тот же, что в спектакле «Город. Женитьба. Гоголь». Само собой, это Сергей Мигицко, Анна Ковальчук, Сергей Перегудов, Лаура Пицхелаури, Александр Новиков, Виталий Куликов, Наталья Шамина. Ну, и двое совсем молодых. О них чуть позже. «Мёртвые души» - вещь масштабная, персонажей множество. Актёры играют по несколько ролей. Впрочем, в гротескном, авангардном спектакле роль – понятие зыбкое. Учитывая отсутствие внешнего, а иногда и внутреннего перевоплощения, я бы не рискнул указать момент, когда Лаура Пицхелаури-Феодулия Собакевич (ранее сыграла леди Макбет, Гамлета у Бутусова, Дездемону у бывшего главного режиссера Г.Стрелкова) «оборачивается» Чичиковым в разговоре с собственным мужем Собакевичем (Виталий Куликов). Только мы наблюдали семейную ссору с включением-выключением старенького радиоприемника (Собакевичу не нравится музыка, которая нравится жене), а уже начинается препирательство двух «менеджеров», Собакевича и Чичикова, по поводу продажи мёртвых душ. Обычно очень подвижная, экстатически танцующая в «Макбет. Кино», Лаура не похожа на саму себя, почти застыла за столом, лишь постукивая ножками в босоножках на шпильках. В платиновом паричке почти не узнаваема.
Думаю, никому не придет в голову связать гоголевскую характеристику («прореха на человечестве») с крупным, громким, сильным, динамичным Сергеем Мигицко. Его всегда много. Начинает он эпизод Плюшкина, скорчившись в кресле под пледом, в чёрных очках. Постепенно атрибуты жалкого старика отбрасываются, и перед нами – угрожающий бандюган в тельняшке. Убьет – не дорого возьмет. Вероятно, это суть образа, как она видится режиссёру и актёру.
Аналогичным образом строится роль Коробочки. Кто представит роковую красавицу Анну Ковальчук (Маргарита в фильме «Мастер и Маргарита») в образе нестерпимо занудной, идиотичной, упрямой Коробочки. Немыслимая леопардовая шубка в функции пледа, отвратительная челюсть с какими-то моржовыми зубами, опять же очки. Только мы изумились, как рискнула себя изуродовать звезда сцены и экрана, но исчез седой парик, зубы, кофта, и соблазнительница уже гладит голой, стройной ногой Сергея Перегудова-Чичикова по щеке. А он направляет на неё пистолет. Сразу вспоминается этот же дуэт в тургеневском спектакле «Все мы прекрасные люди» (по мотивам «Месяца в деревне»). Что эти метаморфозы добавляют гоголевским героям, не берусь сказать, но зрители довольны. Они, собственно, платили деньги с целью увидеть живьём актёров, знакомых по телевизору. Хотя бы и в бандитском сериале. Та же Ковальчук прославилась, пожалуй, больше в качестве прокурора Шевцовой (сериал «Тайны следствия»), чем в качестве булгаковской Маргариты.
Если бы Кочержевский ставил привычные «Мёртвые души», он бы, конечно, назначил на роли супругов Маниловых Евгения Филатова и Галину Субботину (оба пухленькие, симпатичненькие), но нам прямых ходов не надо. У Александра Новикова и Натальи Шаминой огромные запасы обаяния. Шамина (Елена из бутусовского «Дяди Вани»), заметим, очень хороша собой. Однако Кочержевскому нужно сделать из них, как, впрочем, и из всех других персонажей, «умертвия». Есть что-то страшное в том, как Маниловы закатываются на несколько минут истеричным, болезненным хохотом. Поулыбаются, поулыбаются, играя ямочками (у обоих), а потом, легко представить, и вопьются в шею кровь пить.
Правда, у Новикова есть монолог, никаким боком не относящийся к Манилову и, если хотите, маниловщине – ее мы, впрочем, в спектакле и не заметим. Постановка, в принципе, отбрасывает принцип персонажа-символа, персонажа-понятия. Композиция спектакля, как водится нынче, рваная, ни к чему не обязывающая. Внезапно, в середине спектакля, Новиков как бы от себя начинает читать лекцию для зала о пищевых отравлениях крестьян в XIX веке. Он мило путается в обозначении трупов, покойных, «почивших в бозе» ворон и т.д. (ими травились голодающие крестьяне), а потом вдруг жалобно просит отпустить его домой. Зачем? Видно, как это было принято на репетициях Бутусова, перед нами актерские этюды, домашние заготовки.
Попозже губернаторская дочь (Римма Саркисян), сидя на столе (в кроссовках), лихорадочно читает статистические сведения о гинекологических болезнях. Спрашивать, к чему нам эта информация, было бы бестактно. Кому-то смешно. Похоже, губернаторская дочь учится в медицинском училище. Рядом с ней на столе маленький скелетик – наглядное пособие. Вообще тема мёртвых душ в спектакле чаще скатывается к теме мёртвых тел.
У Гоголя были свои приоритеты – у Кочержевского свои. Поэма велика. Каждый в ней может «пощипать» своё. У ленсоветовцев монологи губернаторской дочки пронизывают весь режиссерский сценарий. В них она признается в любви к Павлу Ивановичу. Можно подумать, будто тема любви Чичикова и девушки – главное в «Мёртвых душах». Некоторые чувствительные критики так и думают, стараясь не замечать высказывания Чичикова о потенциальной прелестной бабёшке, которая, впрочем, вскоре изоврётся. Время от времени Мигицко (уже в качестве Губернатора) в драповом пальто и каракулевой шапке пирожком по моде 20-50-х гг. что-то возмущенно бормочет дочери. Из этого чувствительными критиками делается вывод: Губернатор – почти Капулетти, погубивший своё чадо и Чичикова заодно.
Надеюсь, вы не подумали, будто в течение действия актеры произносят гоголевские лирические отступления о какой-то там России. Это было бы по-школьному и тянуло бы на масштаб, философичность, совершенно чуждые нынешней постановке. В то же время исполнители, сидя спиной к зрительному залу, читают много гоголевских текстов, иногда уместных, иногда случайных. Скажем, фрагмент про кошмарный сон о жене из «Ивана Федоровича Шпоньки и его тетушки». Выпад против жён, которые лезут отовсюду, вызывает сочувственное оживление у мужской половины зала. Читают актеры в микрофон. Теперь модно играть в драме с микрофоном. Глуховатый зритель не будет переспрашивать у соседа, что сказал актер. Кроме того, надо совместить не слишком естественную сценическую человеческую речь с однообразно-ритмизованной угрожающей музычкой (в стиле бутусовских режиссерских приемов).
Несмотря на множество высказываний «от автора», сообразить, что этот автор хотел сказать своим произведением, затруднительно. Но, повторяю, не ради Гоголя, в конце концов, всё затеяно. Перед нами другая жизнь, другое время, другая поэтика. Там, где Гоголь долго и подробно описывает обстановку, стиль жизни персонажей, режиссер (он же художник) предпочитает одни и те же предметы, меблировку у Собакевичей и Коробочки. Все одним миром мазаны. Все «умертвия». Столик, стулики, телевизор 1950-х годов, монстера. И экономия театру.
Что же наш главный герой, то есть Чичиков? Чичиковых в представлении, по крайней мере, трое. Так указано в программке. Причем разные ипостаси Чичикова напечатаны в разных местах листа программки: Сергей Перегудов, Федор Пшеничный, Виталий Куликов. Оговорюсь, слово «разные» здесь не совсем уместно. Нельзя сказать, что лики Чичикова определенны. Лица, причёска, понятно, отличаются. Нередко Чичиков сидит в тени, в углу сцены и подаёт реплики. В сцене с Ноздрёвым не всегда поймешь, где тут Перегудов-Ноздрев, а где Перегудов-Чичиков. То, что другие персонажи тоже оборачиваются Чичиковым, не обозначено. Правда, Перегудов-Ноздрев более эмоционален. Явно, он «принял озверин», и со зверским выражением лица вытаскивает из большого мешка плюшевых игрушек, похожих на мертвых собак.
Чичиков может выйти в виде плоской картинки из детской книжки (к примеру, хармсовской). Руки «врастопырку», в руке кейс. Может в безумии считать и записывать сведения о приобретенных душах за большим столом или рассказывать о себе в третьем лице. Фигуры обольстителя, «приятного во всех отношениях», мы так и не увидим. Драмы Чичикова тоже. Один из фигурантов, не более того. Фантасмагории, затеянной Чичиковым и обрастающей чудовищными слухами, мы не ощутим. Закончилась демонстрация звезд, и больше нечего сказать. Остается только почитать некоторые фрагменты под финал.
Пресловутая «птица-тройка» имеется. Править ей может один Чичиков или два – неважно. Зато вожжи протягиваются чуть ли не через ползала. Чтобы помнили.
Недавно прочел я интервью Анны Ковальчук («От Маргариты до Коробочки» // Аргументы и факты. 2019. № 27). Популярная актриса откровенно поведала, как скучно и неинтересно было читать в школьные годы «Мертвые души». А вот пришел «мастер» (поставивший свой первый самостоятельный спектакль) Кочержевский, и скучный Гоголь превратился в «современный, не «нафталиновый» театр, пронизанный острыми, парадоксальными решениями». Разумеется, Ковальчук не одинока в том, что скучает от Гоголя в оригинале. Школа не учит получать удовольствие от поразительных гоголевских слов, фраз. Школа не объясняет, насколько образное мышление Гоголя фантастичнее, чем все нынешние фантастические фильмы.
Если уж говорить об авангарде, то как далёк авангард Кочержевских, Жолдаков и т.д. от того, кого они безуспешно пытаются копировать. Я имею в виду Роберта Уилсона, «Эдип» которого был показан в рамках «Театральной олимпиады» в Петербурге (6 и 7 июля 2019 г.). В «Эдипе» очевидно умение настоящего мастера оперировать ритмом, светом, звуком, языком. Каждый жест исполнителей осмыслен, и значителен. Уилсон предлагает оригинальное сочетание абстрактного и содержательного.
Театр им. Ленсовета всегда был театром для публики. И предлагаемая сегодня в «Мёртвых душах» эстетика компромиссна. Кочержевский, конечно, левее традиционалиста, актера-режиссера Олега Левакова (к нему апеллирует, воцарившись, Лариса Луппиан), но дебютант-режиссер намного консервативнее подлинного авангарда, так называемого, посттеатра. Переавангардишь – публику потеряешь.
Перед нами подперчённый и подпорченный пересказ с цитатами отдельных эпизодов из «Мёртвых душ», с труднообъяснимыми добавками. Спектакль понятен (на уровне схемы), в основном, тем, кто поэму читал и способен оценить режиссёрские искажения подлинника. С точки зрения внутритеатральной, чем предпочтительнее режиссер-актер? Он тактично не мешает звёздам тиражировать самих себя, не требуя излишнего обновления.
Разумеется, по чужим «лекалам» может поставить спектакль кто угодно, хотя в прихотливой композиции проглядывает старенькая мхатовская схема «перехода» от помещика к помещику. Лучшие люди труппы демонстрируют свои фирменные трюки, маски, так что всё прелестно. Зал на поклонах встает. Услышал случайно рассказ одной зрительницы по мобильнику своей подруге: «Ушла бы, но больно звёздный состав». На инерции актёрской славы театр может просуществовать ещё несколько лет. Хотя это беда театра, а не вина.
Комментарии
«Мёртвые души» в Театре им. Ленсовета
Если этот "дебютант-режиссер намного консервативнее подлинного авангарда", можно с трудом представить себе, ЧТО предлагает этот авангард... Жаль зрителей, лишаемых настоящего удовольствия от подлинного театра, того трепета, который был у нас при общении с настоящим искусством, крупными режиссёрами, большими актёрами. Или - скорее всего не жаль, если они аплодируют и довольствуются всего лишь возможностью увидеть их "живьём", и самих актёров жаль, ведь им надо где-то играть и что-то кушать нужно ежедневно. Хотя трудно представить себе в подобных спектаклях И. Владимирова, А. Фрейндлих, великих актёров БДТ, МХАТа... Наверное, что-то не так с театром, если такое не только возможно, но и востребовано и кем-то считается свежим ветром. Ведь получается порочный круг: зрителей убеждают, что это новое слово в искусстве, и они (пусть какая-то часть) дальше будут его оценивать с этих позиций, а театрам (пусть тоже не всем) придётся на это ориентироваться и ещё ниже опускаться (или, с точки зрения некоторых - подниматься выше ?). Грустно...
Добавить комментарий