Заколдованный полустанок. Окончание. Время собирать камни

Первый сигнал

 В начале XXI-го века в нашей семье произошло нечто, можно сказать, фантастическое. Мне предстоит вспомнить детали последовавших друг за другом событий, что требует определенного эмоционального напряжения. 

 Началось все со звонка из Московского отделения Красного Креста. Разговор был кратким. Звонивший представился и уточнил фамилии членов нашей семьи. Получив краткую справку, он пригласил меня посетить их отделение. Поводом для звонка оказался запрос некой гражданки Франции, разыскивающей своих родственников Садовских. 

 Разумеется, короткий телефонный разговор с сотрудником организации - части Международного Красного Креста - я восприняла не без волнения. По объективной причине он меня насторожил. И это при том, что наверняка знала: родственников за бугром, как тогда говорили, у нас нет. Словом, версия о родстве сразу вызвала сомнение, а потому ни у кого из членов моей семьи не было желания распутывать чей-то семейный клубок с целью убедиться в том, что он нас не касается.

 Но какая-то доля любопытства у меня и сыновей все же была - настораживал интерес неведомой француженки к людям с фамилией Садовские. Правда, в большей степени интерес касался меня. На то были объективные причины.

 Дело в том, что по возрасту все мы были продуктами советского воспитания. Но к “перестройке” в стране Юра и Костя довольно быстро приспособились. Я же в большей степени сохранила влияние уроков времени с вдалбливанием о коммунизме и угрозе загнивающего капитализма. Получалось как в песнях :”Все кругом советское, все кругом мое”и “Броня крепка и танки наши быстры”. То было время с особым мышлением и поведением. На фоне отсутствия общественной активности критика строя звучала лишь на кухнях при закрытых дверях. (Позднее тот период станет называться “временем изоляции”).

 Словом, я реагировала на новшества с долей опаски. Так, понятия “заграница” и “иностранцы” вызывали во мне настороженность. И все потому, что со школьной скамьи “железный занавес” был связан с боязнью встречи с иностранцами. Да и такой возможности у меня никогда не было. Лишь в 60-70-х годах начали выезжать группы туристов в страны социалистического лагеря - Болгарию, Венгрию, Польшу. Туристов выпускали после тщательной проверки в райкоме партии, где им задавали каверзные вопросы, а в поездке они находились под неусыпным контролем сопровождающего. 

 Никто из членов моей семьи пределы страны в роли туриста не покидал. Как следствие, меня не вдохновляло приглашение в Красный Крест с целью выяснения родства с неведомой французской. Хотя времена давно изменились, перспектива подобного общения продолжала настораживать. После звонка было о чем задуматься. Мы с Юрой и Костей стояли перед выбором: сразу откреститься от новоявленной “родственницы” или - для любопытства - принять приглашение, выяснить суть дела и поставить на этом точку. Сыновья настаивали на втором, я колебалась. Со своей стороны, Дюша Маленькая, в то время уже водившая в Питере экскурсии на французском языке (она закончила школу с углубленным изучением французского), предвидела возможность языковой практики, а потому всячески поддерживала отца и дядю.

 Время шло, а визит в Красный Крест по разным причинам откладывался… 

 Как раз во время такой паузы неожиданно напомнил о себе Крым восьмидесятилетней давности. Поскольку связанная с ним история своей необычностью отвлекла меня от размышлений о французской темы, я должна рассказать о ней с некоторыми подробностями. 

 Старая история 

 Все началось с появления Оксаны Цапп - давней подруги и крестной моих сыновей. Она только-только вернулась из Крыма, где навещала племянников. В ходе отчета о поездке Оксана поинтересовалась: знакомо ли мне имя Шира Горшман? Я рыскала в памяти - старалась найти какую -либо зацепку, позволяющую вспомнить упомянутую ею особу. Но среди встречавшихся женщин не было ни одной с таким необычным именем. Второй наводящий вопрос Оксаны касался еврейского колхоза в Крыму. К нему упомянутая Шира имела непосредственное отношение в 20-е годы, то есть десятилетия назад. И тут путаный клубок воспоминаний начал разматываться. Два признака - имя Шира и крымский колхоз - вернули меня в детство, когда уши подхватывали произносимое родителями. Но то были лишь фрагменты их разговоров.

 Надо сказать, что в домашних беседах нередко звучали имена их давних знакомых. Значительную часть упомянутых ими людей я не знала, а потому они меня не интересовали. А имя Шира задержалось в закоулках памяти. Правда, относительно нее запомнились всего две фразы. 

 Сперва произнесла мама: “Ни еврейского колхоза, ни трудяги Ширы…” А папа заметил: “Жаль, что перед их отъездом мы не смогли попрощаться…” Выходит, родители знали неких людей, имевших отношение к какому-то еврейскому колхозу. И еще: раз они сожалели о несостоявшимся с ними прощании, то их что-то связывало. 

 После моей реакции Оксана положила на стол крымскую газету, а от себя добавила: “Здесь о той самой Шире - женщине с необычной судьбой”.“ 

 Признаюсь: статья произвела на меня впечатление. Я дважды читала ее как роман, а потому хорошо запомнила содержание. С удовольствием приложила бы текст к своим воспоминаниям, но в тот день Оксана оставила статью у себя. Речь в ней шла о далекой истории, связанной с маленькой крымской республикой - Еврейским колхозом с непонятным мне названием Войо Нова или Нова Войо (сложно запомнить) и ролью в нем некой Ширы Горшман. Публикация носила пространный характер, так как в ней прослеживалась долгая жизнь человека, занимавшегося разнообразным трудом. 

 Из нее я узнала следующее. 

 Родившаяся в еврейском местечке, сиротой она была предоставлена самой себе. Но с ранних лет шаг за шагом впитывала в себя традиции и особенности еврейского народа и передавала их другим. Кроме того, ее практические действия вносили лепту в благие дела. В любом месте, включая разные страны, где оказывалась в качестве добровольца, Шира тотчас бралась за работу. И везде своим физическим трудом и душевной энергетикой действовала на пользу общему благу.

 В начале 20-х годов с маленькой дочкой она отправилась в Палестину, где выполняла разную работу, включая тяжелую. В Иерусалиме у нее родилась еще одна дочь - Шламита. Возвратившись в Советский Союз, она нашла себя в Крыму - стала активным участником организации еврейского колхоза. В конце 20-х годов туда потянулись энтузиасты, стремившиеся приложить силы к созданию коллективного хозяйства типа кибуца. Среди них находилось немало образованных, включая специалистов из Москвы и Ленинграда. А кругом степь и непаханное поле. Коммунары строили жилища, учили детей, обрабатывали землю, разводили скот. И создали крепкое хозяйство, снабжавшее Крым продукцией высокого качества.

 Шира трудилась везде, где требовались рабочие руки, - в хлеву, в поле, в больнице и - главное - поражала не только своей работоспособностью, но и преданностью еврейской культуре. В крымской коммуне она вышла замуж за художника Мендля Горшмана и взяла его фамилию. Одновременно она тянулась к перу, ее тексты печатались. 

 Затем на ее пути оказалась Москва. 

 Конечно, я вспоминаю прочитанное мной о Шире Горшман в краткой форме. В той статье было немало фактов о неожиданных житейских поворотах в ее судьбе, включая переезды. В любом месте она проявляла энтузиазм, но все больше ее тянуло к печатному слову. В конце концов, она стала профессиональным писателем, причем не изменяла родному языку - писала на идиш. Например, во время войны работы Горшман печатались в Еврейском Антифашистском Комитете, а позднее она входила в редакцию еврейского журнала. В ее текстах присутствовали и переселенцы - крымские коммунары.

 Читая статью, я пыталась увидеть рядом с Широй моих родителей. Чтобы жалеть о несостоявшимся с ней прощании (к сожалению, единственное, что я запомнила из их разговоров), надо близко знать человека. Они были участниками событий, а я и дети присутствовали на заднем дворе времени.

 Как я себе представляю, родители общались с Широй не более двух лет. Как они познакомились? Что их связывало и какими были отношения? Часто ли бывали в том колхозе? На эти вопросы у меня нет и не будет ответа, так как пара запомнившихся родительских фраз не характеризуют их отношения. Но могу предположить, что проститься с той семьей они не смогли по объективной причине. На этот счет мои рассуждения таковы. 

 Они покинули Крым в 1931 году. Именно тогда (точно знаю) мама потеряла долгожданного ребенка, после чего болела. Не это ли грустное обстоятельство явилось причиной упомянутого отцом несостоявшегося прощания с семейством Горшман? Впоследствии они не встречались и не ведали друг о друге. В противном случае, папа не сетовал бы на то, что они не попрощались.

 Вскоре после их переезда в Москву крымская коммуна перестала существовать - местная власть ее уничтожила. К слову: не предвидение ли такого поворота подтолкнуло семью Горшман к отъезду? Более того, в конце зловещих 30-х годов руководителя сельскохозяйственной коммуны расстреляли по печально известной 58-й статье. 

 Нынче трудно представить, с какими трудностями приходилось сталкиваться коммунарам, вынужденным покинуть созданное их руками крепкое хозяйство и искать иные места приложения своих сил. 

 Таковы любопытные штрихи истории. Но это не все, о чем говорилось в статье. Завершающая ее часть, думаю, удивила бы людей моего поколения. Да и более молодым известен муж дочери Ширы Горшман. 

 Если при рождении в Иерусалиме она получила имя Шламита, то в Москве сменила его на Суламифь. В театре, где работала костюмером, она познакомилась с прошедшим войну человеком - в ту пору безвестным неудачником с тяжелой судьбой. На родине бежавший из плена солдат оказался изгоем. Некоторое время ему не разрешалось жить в тридцати девяти городах. От зоркого ока власти какое-то время он отсиживался в Норильске. Такой тяжелый путь он прошел до того, как стал всенародно признанным актером - гением искусства и мужем Шламиты-Суламифь, “Соломки” - так называл жену Иннокентий Смоктуновский. Дочь бывшей крымской коммунарки Ширы Горшман первая почувствовала его талант. Долгую совместную жизнь она поддерживала его в семье и творчестве.

 В крымской статье, кроме биографических сведений, был приведен краткий перечень сыгранных Смоктуновским работ в кино, вошедших в историю искусства советского периода. Не поленюсь напомнить о нем. В их числе Гамлет, Чайковский, князь Мышкин (“Идиот”), царь Федор Иоаннович, Плюшкин (“Мертвые души”), Гаев (“Вишневый сад”), Деточкин (“Берегись автомобиля”)... 

 Первоначально Шира неохотно восприняла зятя, но впоследствии у них сложились доверительные отношения. Брак Иннокентия Михайловича и Суламифь был долгим и счастливым, но по законам судьбы отмечен горем. У них было трое детей, одного из которых - девочку - они потеряли. 

 Шира прожила девяносто пять лет, завоевав право называться одним из самых известных еврейских авторов своего времени. Со своим мужем-художником, с которым встретилась в крымском колхозе, она прожила более сорока лет. В преклонные годы переехав в Израиль, она приветствовала страну - место, в котором много лет назад трудилась на благо ее будущего. Там она вновь вышла замуж, овдовела, участвовала в общественной жизни, много печаталась. Дочь, зять и внуки посещали ее в Ашкелоне. Иннокентия Михайловича, скончавшегося в 1994 году от очередного инфаркта, теща пережила на семь лет.

 Шира Горшман оставила о себе добрую память неунывающего созидателя, автора книг и статей на родном языке. 

 Вот такая интересная публикация появилась в Крыму в связи с ее кончиной в 2001 году. Прочитанное открыло мне глаза не только на многое, о чем прежде не ведала, но и заставило задуматься о далеком времени с участием моих родителей. 

 Возвращая Оксане статью, я думала о растянувшихся на десятилетия житейских переплетениях. Если моим родителям не дано было узнать о дальнейшей судьбе их знакомой Ширы, то волей случая (спасибо автору статьи и Оксане) мне многое открылось. 

 Чтение и обсуждение в семейном кругу этого интересного материала на какое-то время отвлекла нас от размышлений о целесообразности посещения Красного Креста. 

 Рассуждения

 В конце концов (в отличие от меня), Юра оказался более решительным. Вскоре он приехал из Ленинграда в Москву и взял дело в свои руки - отправился в отделение Международного Красного Креста. Как следствие, в нашем распоряжении оказался желтый конверт с вложенным в него текстом на французском и русском языках. С этого момента в нашей семье началась полоса размышлений...

 Запрос был составлен в краткой форме. Некая мадам Софи Котте, родившаяся в Берлине в 1921 году, разыскивала родственников по линии своего отца - Георгия Садовского, в давние времена жившего в Петербурге. Преклонных лет дама неоднократно обращалась в различные учреждения, но ее поиски ни к чему не приводили. В России есть люди с такой фамилией, но их носители всякий раз оказывались однофамильцами француженки. Для связи мадам Котте приложила свой электронный адрес.

 Что и говорить, полученный в посольстве желтый конверт взбудоражил нашу семью и разжигал воображение. Прежде всего, эта тема затронула меня в качестве старшего ее члена. Костя и Юра были тоже заинтригованы. Становилось интересно, а потому началась полоса раздумий о неведомой Софи и ее отце. Мы договорились о том, что перепиской с француженкой займется Юра. И это при том, что достоверность версии мадам Котте о родстве с нашей семьей всем нам казалась никчемной. 

 Одновременно я погружалась в воспоминания - искала какую-либо зацепку в былых разговорах родителей и в последующих рассказах мамы. Признаюсь: у меня не было разумного объяснения происходящему десятилетия назад. Но чем дольше рассуждала на эту тему, тем больше она меня тревожила. Что-то от былого ковырялось в мозгу...

 Я знала, что до встречи с мамой отец не был женат. И вообще у него и Елизаветы Максимовны за границей родственники отсутствовали. Причастность к этому делу почти сто лет назад жившим в Германии дяде отпадала, ибо версия Софи Котте была иной. Но почему-то настораживал названный француженкой 1921 год - время ее рождения в Берлине. 

 От мамы мне было известно, что за некоторое время до этого Садовские переселились из Петрограда в Крым. Если мадам Котте не ошиблась со временем и местами действия, то вполне вероятно, что между ее родителями нечто могло произойти именно в 1920 году в Питере, куда из Крыма на короткое время приезжал отец. Во всяком случае, мне запомнилось упоминание мамы о том его визите. Именно во время возвращения в Крым на одной из остановок поезда он встретил маму. При таком раскладе получается любопытная картина: отец либо врал всю жизнь, во что невозможно поверить, либо не знал о существовании дочери.

 В ходе противоречивых рассуждений я вспомнила о папиной рукописи под названием “Семейная хроника “ с генеалогическим деревом Садовских. Ее передала мне мама после его кончины. Там обозначены события ушедшей жизни с конкретными именами, но ни о какой дочери речи нет. Словом, роль некой особы в папиной судьбе продолжала казаться нелепой. Бред какой-то! Хорошо зная своего отца, продолжала считать, что такого не могло быть.

 Впрочем, чем дольше я углублялась в эту тему, тем больше допускала, что по обоюдному чувству молодые люди вполне могли стать близки именно в последний приезд отца в Петроград. А почему бы нет? Дело молодое. А если так, то вполне вероятно, что Софи Котте - его родная дочь, и тогда многое проясняется. 

 Факты  

 Расставить точки над i помог случай.

 В очередной день раздумий ко мне пришел ученик - школьник с хорошими музыкальными данными. Он интересовался не только музыкой, но и литературой, а потому до или после урока обычно задерживался у книжных полок. В этот раз мальчик положил глаз на Льва Толстого - говорил о предстоящем школьном сочинении на тему “Война и мир”.

 После его ухода я пыталась вспомнить нечто полузабытое, связанное с упомянутым им произведением с участием Наташи Ростовой. Мне показалось, что есть ассоциативная связь между именем героини романа и мамиными рассказами о прошлом. По мере раздумий на эту тему из закоулков памяти постепенно начал пробиваться росток ее фразы о папиной девушке с литературной фамилией. Единожды и вскользь мама назвала Наташу Ростову. Еще тогда я обратила внимание на совпадение имени папиной девушки и героини романа Толстого. Теперь выходило так: если не произошла ошибка с именем, то… Догадка меня ошарашила, она прозвучала как психологический удар. 

 Я тотчас бросилась звонить Юре в Петербург. С этой минуты в нашей семье начался переполох с нерешенным вопросом: действительно ли мы стоим на пороге разгадки давней семейной истории? 

 Тем временем связывавшая нас француженкой цепочка фактов начала раскручиваться. Дальнейшее походило на мелькание кинокадров. 

 Вскоре Софи Котте прислала ответ с приложенной к нему любительской фотографией. Вглядываясь в изображенные на ней лица, в первое мгновение я не верила своим глазам. Увиденное казалось невероятным! Таких совпадений не бывает! Но одного взгляда на фото хватило для подтверждения догадки, и тогда пелена упала с глаз. И еще я поняла смысл расхожего утверждения: все тайное становится явным. От себя добавлю: даже спустя десятилетия. 

 На черно-белой фотографии, относящейся к началу прошлого века, хорошо просматривалась молодая пара. Девушка и юноша стояли на крокетной площадке с игровыми молоточками в руках. Одетая в светлое платье с перекинутой через плечо темной косой, широко раскрытыми глазами она смотрела в аппарат. Юноша повернул голову в ее сторону. Руками он опирался на молоток, на его левой ладони присутствовали два пальца. Счастливые улыбки дополняли портреты молодых людей. 

 Я неотрывно вглядывалась в лица, одно из которых, хотя и в ином возрастном измерении, было мне знакомо до мельчайших черточек. Вне сомнений, передо мной были портреты отца и его юной избранницы. Точнее не бывает. К тому же, темноволосая девушка небольшого роста чем-то напоминала маму. Так она могла выглядеть в молодости. Я прикидывала: сколько лет им было в ту пору? Вероятно, семнадцать-восемнадцать. Поскольку дата на фотографии отсутствовала, предполагаю, что снимок появился до Империалистической войны и последующей революции, то есть в 1911-12 гг.

 Еще я думала о том, что папа на полустанке “положил глаз” на маму потому, что она напоминала ему невесту Наташу, с которой он только-только расстался в Петрограде. 

 Письмо Софи и фотография сделали свое дело. Из этих вещественных доказательств следовало: ее родители - Наталья Ростова и Георгий Садовский. Такое открытие стало окончательным. С этого дня чужестранка Софи Котте завладела моим сознанием. Да и сыновья были удивлены открывшимся обстоятельством.

 Итак, обозначенные факты позволяли увидеть общую картину: девочка появилась на свет в Берлине в 1921 году, куда перебралась из Петрограда ее мать Наталья для соединения с родителями. Отец прожил долгую жизнь, но не знал ни о судьбе невесты, ни о существовании дочери. И лишь спустя много лет пазл сложился.

 Дальнейшая переписка с Софи приоткрыла детали свидания Георгия и Наташи в Петрограде в 1920 году. Теперь я обдумывала встречу с ней.

 Разорванное время

 Наше общение по интернету и телефону завершилось приглашением во Францию, куда мы с Дюшей Маленькой вылетели спустя два месяца. Присутствие рядом внучки меня обнадеживало. Предвкушая языковую практику, девочка ликовала. В спецшколе она обучалась французскому, и теперь мечтала о погружении, то есть о разговорном языке в естественной среде. Разумеется, больше всего меня волновала предстоящая встреча с новоявленной родственницей. Какая она? Не ждет ли нас с Дюшей разочарование? Одно дело переписка, другое - личное общение с иностранкой. Тревожное ожидание меня не покидало... 

 Отправляясь во Францию, я не могла вообразить, какими последствиями обернется этот визит... 

 Все оказалось значительно проще и душевнее, чем я себе представляла. Мы с Софи сразу потянулись друг к другу.

 Моя неожиданно появившаяся сестра являла собой очаровательную пожилую даму с проницательным взглядом и мягкой улыбкой. При ее солидном возрасте не производила впечатление старухи. Кроме того, она выглядела истинной француженкой. Но самое удивительное состояло в ее сходстве с отцом. Она повторила не только его родинку на щеке, но и выражение глаз, улыбку, поворот головы. Сходство с отцом было столь велико, что считать его непричастным к появлению Софи мог лишь слепой. 

 Днем на прогулках и вечерами в гостиной ее скромного дома мы делились своим прошлым. Разумеется, к друг к другу у нас было много вопросов. Нашему общению способствовали ее сохранившаяся в преклонные годы память, откровение и хороший русский язык. Рожденная в Германии, за долгие годы проживания во Франции Софи не утратила язык, привитый ей семьей в детстве и юности. Я слушала ее затаив дыхание. Шаг за шагом передо мной раскрывалась жизнь семьи Ростовых, о которой папе и маме не суждено было узнать. 

 Дело обстояло следующим образом.

 В последний раз Наталья и Георгий виделись в Петрограде в 1920 году. После их драматического расставания она уехала в Берлин, где уже находились ее родители, а он в Крым к матери. После рождения девочки, названной Софи, да и позднее, Наталья неоднократно пыталась найти Георгия - считала своей обязанностью сообщить отцу о рождении дочери. Но ее запросы оставались без ответа. Разыскать его она так и не смогла. В первые годы после революции в России была неразбериха, а потом заявили о себе “железный занавес”, война, неблагополучие ее семьи...

 В эмиграции Ростовы пережили трудные времена. В Берлине они находилась до начала 30-х годов. Покинуть к тому времени относительно насиженное место вынудил приход Гитлера к власти с последующим массовым гонением на евреев. Мать Натальи - бабушка Софи - по происхождению еврейка, да и сама Наташа в качестве полукровки, автоматически становились жертвами нацистского режима. В роли мишеней они наблюдали разгуливающих по Берлину штурмовиков, разгром еврейских лавок и домов, костры с горящими книгами... Повсеместно избивали коммунистов и евреев, тех и других объявляли вне закона. Когда в паспортах Ростовых появилась отметка jude (подобными нацисты награждали принадлежащих к неугодной им нации ), стало ясно: надо бежать. Чудом им удалось покинуть Германию и перебраться во Францию. Незадолго до их бегства скоропостижно скончался глава семьи - доктор Ростов. В ту пору Софи было тринадцать лет.

 Некоторое время семья из трех женщин - Наталья, бабушка и Софи - жили в Париже, где оказались на мели. Для Ростовых столица Франции стала не центром искусства, как принято считать, а местом борьбы за существование. Для приобщения к парижским шедеврам у них не было ни денег, ни времени. Отсутствие самого необходимого, включая плату за жилье, вынуждало Наташу не гнушаться черной работы. Она мыла полы в квартирах и кафе, работала санитаркой в приюте. Иногда ей платили едой. От тяжелой работы и плохих условий жизни у нее развился туберкулез. К счастью, дочка получила возможность некоторое время учиться в одной из художественных школ; подобных в Париже было немало. Впрочем, по мнению Софи, обучение в них сводилось к бесконечным натюрмортам, а стоило дорого. Правда, оплату за ее обучение взяла на себя родственница доктора Ростова, с незапамятных времен жившая во Франции. 

 А потом началась оккупация Парижа с уже знакомым им по Берлину гонением на евреев. Нацисты зорко следили за их обнаружением, повсеместно шли облавы и аресты. И вновь бегство в глубинку страны, где вскоре Софи потеряла маму, а вслед за ней и бабушку. Наталья Гончарова замуж так и не вышла.

 Теперь Софи предстояло самостоятельно решать все проблемы.

 Несмотря на то, что художницей она не стала, в дальнейшем к живописи имела непосредственное отношение. Парижская родственница ей вновь помогла - благодаря ее протекциям девушка получила возможность работать в картинной галерее в качестве помощницы и одновременно учиться. Со временем она стала экскурсоводом в музее небольшого живописного города Lille на севере Франции вблизи бельгийской границы. 

 В музее она встретила своего будущего мужа по имени Michel Kotte - владельца небольшой страховой компании, любителя живописи и натуралиста. Семейная пара никогда не расставалась.

 Большая часть жизни Мишеля и Софи прошла в ныне существующем доме в Lille. В давние времена эту небольшую усадьбу построил старший Kotte - отец Мишеля. 

 Вот такую драматическую историю поведала мне Софи во время наших чаепитий и прогулок.

 Хотя ее особнячок далек от сравнения с богатыми виллами, но достаточно комфортен. Небольшие башенки - единственное внешнее украшение семейного гнезда. За пределами усадьбы разбегаются тенистые улочки со стройными рядами живых изгородей, через которые почти не просматриваются одноэтажные коттеджи под черепичными крышами. Неподалеку простирается поле со сменяющими в разное время года цветами - нарциссами, тюльпанами, колокольчиками. Это место Софи называет “поляной радости”.

 Пять лет назад она овдовела. Теперь находится одна в фамильном гнезде, где ее навещают сын и внуки. Единственный сын Эмиль, получивший образование в Париже, живет с семьей в Англии. Он и его русская жена Наташа (семейное совпадение имени) - уроженка Ленинграда - владеют адвокатской конторой. Их сыновья-подростки - близнецы Жорж и Дэвид - планируют стать инженерами. 

 В уютном доме Софи я чувствовала себя спокойно. Вернулось душевное равновесие, которое еще недавно в Москве было отмечено сомнением в нашем родстве - пусть не по крови (по отношению ко мне), но по принадлежности к семье Садовских. Но есть и ощущение родства, и обоюдное понимание. В лице хозяйки скромного дома я нашла сестру и друга.

 Здесь мне нравилось все - от мебели преклонного возраста, картин, камина в гостиной до небольшого сада - не слишком ухоженного, но отмеченного разнообразием и свежестью растений. Роскошь и чопорность в доме отсутствуют, как и в окружающем его пространстве. В то же время, семейный уклад приспособлен для уютного проживания.

 От чугунной калитки к крыльцу тянется дорожка с садовым гравием под ногами. С двух сторон ее обрамляют раскидистые яблони, время от времени теряющие свои ароматные плоды. Сидя на плетеной скамейке под покровом яблоневых ветвей, мы с Софи обычно любовалась закатом. В прорези увитой одичавшим виноградом беседки утром пробиваются солнечные лучи. В беседке мы завтракали, а по вечерам пили чай с профитролями и делились своим прошлым. А поговорить нам было о чем. 

 Причудливые зигзаги Судьбы

 К сожалению, дни быстро летели, а потому время нашего с Дюшей Маленькой присутствия в доме гостеприимной Софи подходило к концу. 

 День накануне возвращения в Москву обещал быть жарким. В саду царил покой, нарушаемый жужжанием пчел, чириканьем птиц и голосом ребенка, доносившегося из соседского дома. Неподалеку от разбросанных по земле яблок (обычно фермер забирал их для свиней), под покровом утренней солнечной дымки, в беседке Софи хлопотала у стола с кофейником и блюдом с круассанами. Как правило, воскресным утром шла служба в ближнем старинном храме, увенчанном колокольней. Софи упомянула, что со времен Средневековья его охраняли прихожане. Издали доносился торжественный колокольный звон, призывающий к утренней мессе. Вслушиваясь в его ритмичные звуки, я подумала: наверно, сейчас в храме звучит чистый голос исполнительницы-прихожанки.

 Однако в то светлое утро мое приподнятое состояние внезапно нарушило уныние. Ощущение безвозвратности времени навалилось как снежный ком. Я вспомнила ушедших родителей, которым не довелось разделить со мной радость встречи с Софи. Прожив долгую жизнь, отец не догадывался о существовании дочери, а мама не раз сожалела о том, что у меня нет ни брата, ни сестры. Будь они живы (каждому перевалило бы за сто лет), верно, ликовали бы от счастья. Какая ирония Судьбы! Если бы они узнали о существовании Софи раньше, то жизнь сложилась бы иначе. Теперь все вернулось на свои места, но в перевернутом виде: у меня есть живущая в другой стране сестра, она похожа на своего отца, но знает его лишь по старому фото и воспоминаниям матери, а теперь и по моим рассказам.

 Близость церкви и детский плач оживили в памяти строки Блока столетней давности. В печальном стихотворении как раз звучала тревожная для меня тема ушедшего времени. 

 Девушка пела в

 церковном хоре

 О всех усталых в чужом 

 краю,

 О всех кораблях,

 ушедших в море,

 О всех забывших 

 радость свою.

***

 И голос был сладок, и

 и луч был тонок,

 И только высоко, у

 Царских Врат

 Причастный Тайнам, - 

 плакал ребенок

 О том, что никто не

 придет назад…

 Стало быть, все имеет предел. Завтра мы с Дюшей Маленькой покинем уютный дом Софи. Доведется ли вернуться сюда когда-нибудь? Впрочем, как знать! Ведь расставание подсознательно таит в себе встречу...

 Мои размышления нарушил скрип калитки, вписанной в живую изгородь кустов. Затем на дорожке появился пожилой человек среднего роста с бамбуковой тростью в руке. Его добродушный взгляд был направлен в мою сторону. Заметив его, я непроизвольно вздрогнула. Знакомой мне походкой он неспешно двигался к столу. Его голову покрывала соломенная шляпа бежевого цвета. Я сразу ее узнала. Более того, помню как много лет назад мы с папой и мамой купили ее в Севастополе. С бьющимся сердцем, сознавая бессмысленность своей мистической реакции, я вцепилась глазами в фигуру с тростью и в шляпе. 

 Это было заставившее вздрогнуть обманчивое зрительное видение - своего рода магия присутствия отца в саду его старшей дочери. Мнимый сон и явь во главе с призраком, перетекая одно в другое, смешались в сознании. Меня охватило ощущение присутствия в ином времени и пространстве. Я начисто забыла о том, что сейчас 2002 год, папы давно нет, его старая шляпа не существует, я нахожусь не в Крыму, а на окраине небольшого французского города. 

 В ту минуту я боялась исчезновения “отца”.

 Произошедшее свидетельствовало о том, что его образ сопровождал меня всегда. 

 Тем временем похожий на него человек приближался... Теперь я видела его на близком расстоянии. Его широкая ладонь с пятью пальцами, сжимавшая костяной набалдашник трости с латинскими буквами R. L., как и отсутствие на подбородке шрама и родимого пятна на щеке, вернули меня в действительность. Мы с любопытством разглядывали друг на друга... 

 В тот день я старалась не думать об этом человеке, но почему-то мысль о нем меня не покидала. Как потом выяснилось, нечто подобное происходило и с Roberto Loran - соседом Софи. Но тогда мы оба не ведали, что случайная встреча в саду вот-вот развернет жизнь в ином направлении. А ведь именно в тот день начало происходить необъяснимое. 

 Никогда не забуду произошедшего вслед за нашей первой встречей. По сути дела, мистика продолжалась… Хотя мы с Роберто еще не приступили к знакомству, оба уже ощущали смутное беспокойство... 

 Я не улетела в Россию ни на следующий день, ни через месяц. Того настойчиво требовал внутренний голос. Дюша Маленькая вернулась домой одна. Когда Роберто предложил мне остаться с ним навсегда, я согласилась. Правоту своего решения скорее почувствовала. А смысл произнесенного им скорее читала по его глазам, чем воспринимала ушами. Ведь на первых порах мы говорили на разных языках. Увы, мой французский едва ли выходил за пределы Мадам, Месье, Пардон. Да мы и не нуждались в веренице слов - как-то сразу настроились на одну волну.

 Наше общение началось с прогулок по городу и его окрестностям. Уже в первые дни Роберто повел меня на кладбище, где покоятся его близкие. Надо сказать, что меня потрясли кладбищенская ухоженность и простота. Размышляла на эту тему, я сделала вывод: сохранность кладбищ, как и чистота туалетов, - показатель уровня культуры страны. В этой связи в памяти ожили детские воспоминания - деревня Лычково с примыкающему к нашей избе хлеву-туалету и убогое сельское кладбище с покосившимися крестами.

 Еще недавно покидая Москву, я не могла себе представить, что в одночасье моя жизнь может круто измениться. Но произошло именно так, хотя подобное случается лишь в романах и фильмах, где кипят страсти. У нас же все оказалось реально и по-другому. 

 В молодости и в зрелые годы личная жизнь обходила меня стороной, поскольку не была заполнена чувством. Можно сказать, на личном фронте трижды обожглась, капитулировала без боя, но считала, что поступаю верно. В значительной мере так происходило потому, что в каждом мужчине на подсознательном уровне искала похожего на отца спутника жизни, а находила случайных прохожих. Это подтверждалось тем, что папа всегда оказывал на меня влияние. Что и говорить, ни один из мужей не вписался в мою жизнь. Скорее всего, я не брала в расчет тот факт, что иными они быть не могут, так как типажи с иной кровью, а потому судьбы наши не совпадают. Я просто отходила в сторону.

 Надо признать: моих кратковременных спутников не обошли достоинства, но рядом с ними не покидало состояние женской тревоги и одиночества. В таком замкнутом кругу я провела свои лучшие годы. Поодаль от романтики и психологического комфорта, необходимого каждой женщине, я оказалась неспособна на создание интимного пространства с чувством локтя, свойственного моим родителям. Хотя сама себя обрекла на одиночество, не могла и не хотела изображать счастье. В этом отношении, можно сказать, не была замужем. Словом, мечту так и не реализовала.

 Иногда я думаю, что годами расплачивалась за ошибки молодости. И только под старость мне даровано было прощение.

 Прошлое не перечеркнуть. Много лет я провела среди членов своей семьи. То время отмечено материнской и дочерней радостью, горем потери сына, родителей, одного из бывших мужей, Кати, доктора Подушко, виной перед мамой и папой... Лишь на закате, благодаря стечению обстоятельств, появился человек, о встрече с которым могла лишь мечтать. Получается, что долгие годы искала свою половину. А теперь, как летящая на огонь бабочка, не страшусь пламени. Я понимаю: старость тяжела, но когда чувствуешь рядом локоть твоего человека, силы прибавляются. Жизнь мудрая, она не только отнимает, но и награждает. Похоже, Судьба не только готовит каждому жизненную программу, но и оставляет за ним право выбирать собственные повороты и развилки. В любом случае стоит вспомнить пословицу: Когда Бог закрывает дверь, он открывает окно.

 Мы с Роберто, по счастливой случайности оказавшиеся современниками, были бессильны противостоять нашей встрече, названной им Провидением. О себе он говорил словами Юлия Цезаря: “Veni,vidi, vici”(Пришел, увидел, победил). В сущности, нас настигли одновременно шторм и солнечный удар, причем от такого воздействия не было желания спасаться. Как-то сразу мы оба догадались, что впереди у нас будущее, и неважно, сколько оно продлится. Главное, мы оба причалили к берегу, к которому слишком долго шли. 

 Годами я искала модель, наблюдаемую на примере родителей. Нынче уверена: счастье, как и страдание, передается по наследству. Волею случая, как некогда Георгия Садовского и Надежду Вебер, нас с Роберто благословили небеса. Теперь не устаем благодарить Судьбу, подарившую нам запоздалое, но истинное чувство - этакий луч, озаривший преклонные годы. Нам на роду было написано пережить сбои с тем, чтобы найти друг друга.

 Выходит, не случайно в свое время Катя Криворот упомянула, что я зря ищу принца на белом коне, а тот, кто встретится на моем пути, тоже будет идти с закрытыми глазами.

 Скорее всего, у каждого человека есть своя половинка. Невольно начинаешь верить в то, что где-то далеко-далеко тебя ждет предназначенный тебе человек. Надо лишь запастись терпением и ждать своего часа... И мы с Роберто его дождались. До минуты встречи в саду Софи мы были разделены временем и пространством, то есть разными путями долго шли навстречу друг другу. 

 Вот такая любопытная история с цепочкой случайностей сделала нас неразлучными. 

 К творчеству Блока мои родители относились с особым чувством, которое передали мне. С раннего возраста я слышала произносимую ими стихотворную фразу поэта: “Нас всех подстерегает случай”. У них на собственном примере имелось основание для так утверждать, а у меня возможность убедиться в его правомерности. Еще добавлю замечание Марины Цветаевой о непредвиденных ситуациях: “Вы идете за папиросами, а исчезаете навсегда”.

 Родители случайно встретились на заброшенном полустанке. Мама случайно оказалась в деревне Лычково, где по горькой случайности усыновила меня. И со мной происходило нечто подобное. У меня случайно обнаружился слух, что в дальнейшем определило профессию музыканта. Я случайно оказалась рядом с женщиной, своим рассказом открывшей мне глаза на отношения с родителями. Долгие поиски отца случайно вывели Софи на нашу семью. Мы с Роберто, живущие в разных странах и не имевшие представления о существовании друг друга, случайно встретились благодаря его визиту к Софи в последний день нашего с Дюшей Маленькой присутствия у нее гостях.

 Надо признать: совпадения оказались счастливыми. Но главное среди них, конечно, родительское и мое счастливое замужество. Только Георгий и Надежда нашли друг друга в молодости, а мы с Роберто - на закате. 

 Можно ли считать цепочку странных попаданий случайностями? А ведь их целая гора! Не много ли на одну семью? Не берусь объяснять связь Судьбы со случаем. Действуют они порознь или перекрещиваются? Насколько велики права Судьбы? Идеи того и другого загадочны и, похоже, непознаваемы. Но они являются основанием для размышлений... 

 Во всем происходившем я склонна видеть некое предопределение. Или подобное толкование прошлого из области иллюзий? Но и мои родители знали, что встретились по велению Судьбы. По этому поводу мама говорила: ”Мудрую судьбу нельзя обмануть”. Свое убеждение она подкрепляла пушкинской фразой: “От судеб спасенья нет”. 

 В нашем с Роберто прошлом немало поступков, о которых жалеем. Но в результате крутых поворотов с цепочкой непредвиденных обстоятельств мы, хотя и с опозданием, взялись за руки, открыли для себя прежде неведомый пласт жизни, о котором прежде не догадывались. И произошло это независимо от нас. Да, молодость позади, зато подарено вознаграждение. Мы не хотим знать, сколько нам лет - о возрасте не думаем и не говорим, то есть читаем приносящую радость страницу текущего дня. И твердо знаем: испытания даются не за что-то дурное, а для чего-то, прежде всего, для работы души и сердца. Выходит, испытания - шанс исправить собственные ошибки.

 Обычно старики любят перечитывать прошлые страницы. Мы с Роберто, фундаментально изменившие свою жизнь, не забываем ушедшее. Ведь у него, как и у меня, много пройденного за плечами. Одновременно нам кажется, что знаем друг друга с незапамятных времен и никогда не расставались. Как оказалось, в нашем прошлом немало совпадений, включая допущенные ошибки. Главное, что сегодняшние дни способны возместить потерянные годы супружеского одиночества. Можно ли быть счастливее?! 

 Вскоре после нашей встречи мы посадили несколько яблонь сорта“антоновка”. Недавно молодые деревья (нынче они ростом чуть выше меня) начали плодоносить. Подобно Адаму и Еве, вернее, легенде о них, первое созревшее яблоко разделили пополам. Теперь я пеку нашу любимую шарлотку. Дополнительную прелесть нашему скромному саду придает альпийская горка, отмеченная разноцветьем низкорослых цветов. Ее мы с Роберто создавали вместе. По призванию он натуралист, причем его главный тезис основан на том, что мудрая природа ничего не делает напрасно. На этот счет его взгляды настолько убедительны, что невольно я готова их разделить. 

 Иногда я рассуждаю о способности растений перевоплощаться - воскрешаться в грядущих поколениях, но в несколько ином качестве. Возможно, это моя фантазия. Некогда мои родители положили глаз на юные дубочки, ожидающие рождения желудей. Они часто вспоминали ту кудрявую аллейку на забытом богом полустанке, где встретились. Спустя какое-то время я рассказала Роберто о том месте и тех деревьях. Теперь, поднимая с земли упавшие яблоки, умозрительно представляю те дубочки. Удалось ли им пустить в землю глубокие корни и дать желудевое потомство или тому препятствовали чьи-то грубые руки? Если те деревья не коснулся топор и они существуют, то стволы у них в три обхвата.

 Зимними вечерами мы с Роберто играем на рояле в четыре руки старинную песенку “Ах, мой милый Августин, Августин, Августин…” Ее пела мне в детстве бабушка Лиза - Елизавета Максимовна Садовская. В нашем исполнении текст звучит на разных языках. А в воскресные и праздничные дни отправляемся в соседствующий с нами храм, где я удостоена чести (именно так!) исполнять на клавишах большого органа (чудо!) благоговейную классическую музыку. Выходит, оживляю церковную службу и с радостью продолжаю свою музыкальную практику. Прежде на органе мне не доводилось играть. Еще у меня есть ученица - подающая надежды девочка, усердием своим напоминающая меня в юности.

 После случившегося за последнее время я готова взять под сомнение стихотворное утверждение Блока, пришедшее мне на ум в доме Софи. Поэту свойственна была доля пророчества - способность предвидеть будущее. Но говоря о том, что никто не придет назад, он ошибся. Корабли следуют курсом, в море их ждут неожиданности, но, как правило, они достигают надежного причала. Ребенок своим криком встречает будущее. В церковном хоре продолжает звучать чистый женский голос. Был неправ и автор песенки про неведомого Августина с припевом все прошло.

 Исчезает не все. Отгородиться от прошлого нельзя, оно не возвращается, но, как татуировка, остается. И трудно сказать, чем заряжена такая закономерность - предыдущим или будущим.

 Находясь во Франции, я мысленно присутствую там, где родилась и провела десятилетия. Меня волнует происходящее в России - судьба близких людей, культурные события, включая музыкальную жизнь, государственное устройство… Мысленно я возвращаюсь в Крым - счастливое место детства и юности, в Москву, где прошли молодость и зрелость, в Ленинград, куда ездила к Юре с семьей и где мы с Дюшей Маленькой обходили улицы маминой юности - Жуковского, Литейный, Кирочную. Ведь она часто вспоминала дом мадам Вебер, подарившие ей путевку в жизнь. О месте своего рождения - деревне Лычкова - у меня сохранились стертые воспоминания; больше знаю о ней по рассказам мамы.

 Рядом с Роберто мне хорошо, но все равно голос родины дает о себе знать. На своем примере знаю: Россию покинуть можно, но уйти от нее нельзя. Существует нервущаяся связь с местом рождения и прожитым там временем.

 По сути дела, прошлое имеет тенденцию обнаруживать себя в настоящем и неизвестном будущем. За концом всегда следует начало. Так распорядилась природа. Любопытно, как многое повторяется! Конечно, время всегда другое, но оно способно вытягивать из былого нужные ему нити и на свой лад раскладывать карты, в результате чего отголоски ушедшего по-новому заявляют о себе в реальности. Одно явление превращается в другое, но сохраняет некий былой признак. Стало быть, настоящее таит в себе способность оглядываться на прошлое и присматриваться к будущему.

 На примере моей семьи этот процесс выглядит следующим образом.

 Затерянный в глуши и во времени полустанок преобразуется в провинциальный французский городок с оригинальной кирпичной архитектурой. Молодые дубочки превращаются в мощные деревья, а вслед за ними появляется яблоневый сад. Родственные души объединяются. Значимое имя “Надежда” - в сокращении Дюша, т.е. душа, - передается по наследству. Ошибки родителей повторяют дети. У песенки про Августина появляются новые исполнители. В сохраняемых предметах-реликвиях - обручальных кольцах Надежды и Адама, иконке Груни Петровой, потускневших семейных фото - заложен тайный смысл. (Увы, люди подчинены господству вещей, и это подчас их напрягает. Другое дело - семейные реликвии. Отказываться от них нельзя. Если приобретенные вещи не снабжают нас полезной информацией, то наследственные несут положительную энергетику. Под оболочкой даже неброского на вид предмета скрывается нечто с особым смыслом). 

 Похоже, Судьба знает свою работу. Я бы сказала, ей свойственна тонкая игра с непредсказуемо причудливыми зигзагами во главе с пронизанной радостью и муками исцеляющей Любовью. Это чувство многолико - то является в виде стихийного бедствия, то безграничного счастья. К сакральному понятию тянутся все. Абсолютно все подвластны такой магии! Но не каждому удается достигнуть цели - ощутить силу неувядающего чувства, способного приносить радость и зализывать раны. Скорее всего, рациональному подходу это чувство не поддается. А еще существует посланная Богом высшая степень чувства, когда сердце к сердцу, а душа к душе. Но подобное волшебство случается не так часто, а потому не с каждым. Моим родителям, а вслед и нам с Роберто, повезло.

 Так или иначе, справедливо жизнеутверждающее напутствие поэта грядущему поколению. Оно о Любви с ее неувядающей новизной. Мудрыми строками отмечено надгробие автора - Натальи Крандиевской-Толстой..

 Уходят люди и приходят люди,

 Три вечных слова БЫЛО, ЕСТЬ и БУДЕТ -

 Не замыкая, повторяют круг. 

 Венок любви, и радости, и муки

 Поднимут снова молодые руки,

 Когда его мы выроним из рук.

 Да будет он, и легкий, и цветущий,

 Для новой жизни, нам вослед идущий,

 Благоухать всей прелестью земной,

 Как нам благоухал! Не бойтесь повторенья:

 И смерти таинство, и таинство рожденья

 Благословенны вечной новизной. 

 Под занавес

 Много лет назад, отвергнув трех мужей, я сохранила девичью фамилию. На закате, когда мы с Роберто нашли друг друга, без раздумий присоединила его фамилию к своей. С тех пор зовусь мадам Анастасией Лоран-Садовской. Сокращенный вариант имени “Тася” закрепился за мной благодаря Аграфене (Груне) Петровой, скончавшейся молодой во время войны в деревне Лычково Тамбовской области. 

 Еще не вечер. Все идет своим путем согласно притче: “Они рождались, страдали и умирали”. Но у каждой истории есть продолжение. Течение жизни не должно прерываться. Такова связь времен, причем новое всегда побеждает. А потому надо жить нынешним, не тонуть в прошлом, но и не забывать его.

 История семьи Садовских - хоть частично и под другой фамилией - не отпускает тех, кто имеет к ней отношение. Будущее за внуками Котте и Садовских. Мальчики заимствовали от прадеда Георгия и бабушки Софи родимое пятно: у Жоржа оно на правой щеке, а у Дэвида на левой. Кроме того, в глазах у того и другого светится ум Георгия Константиновича. Как и Дюша Маленькая, они с интересом слушают наши с Софи и Роберто семейные рассказы и задают вопросы. А это значит, что у них присутствует чувство рода. 

 Новое поколение прописано к эпохе, отличной от доставшейся Садовским-Котте. У нынешних продолжателей иное восприятие мира, иная самооценка. В этом отпечаток времени. Они уже что-то знают про нас и еще о многом узнают. Им жить и жить… Пусть у тех, кто придет потом, будут собственные полустанки и яблоневые сады со звучащими в них голосами Любви. Им непременно встретятся и трудные дороги, присутствующие в каждой жизни… Дай Бог им счастья, выпавшего на долю Надежды и Георгия Садовских. И нам с Роберто на закате лет.

 Springfield - Chicago, USA, 2015-2020. 

 Благодарю журнал “Чайка” и лично Ирину Чайковскую за публикацию романа “Заколдованный полустанок”.

Спасибо читателям за внимание к моей работе. 

 Автор