Агния Барто. Портрет в интерьере советской эпохи

В феврале 1901 года в литовском городе Ковно (Каунас) в семье врача-ветеринара Лейбы Нахмановича Волова и его жены Мириам Гиршевны родилась дочь Гетель, которая впоследствии стала известной детской писательницей.

Рассказывать о своем детстве Гетель не любила. Домашнее начальное образование, французский язык, парадные обеды с ананасом на десерт — все эти приметы буржуазного быта не украшали биографию советского человека. Поэтому о тех годах будущая поэтесса оставила самые скупые воспоминания: няня из деревни, страх грозы, звуки шарманки под окном. Хозяйством ведала мать − женщина немного капризная и ленивая. Судя по отрывочным воспоминаниям, девочка всегда больше любила отца. О матери она писала: «Помню, моя мать, если ей предстояло заняться чем-то для нее неинтересным, часто повторяла: Ну, это я сделаю послезавтра. Ей казалось, что послезавтра — это все-таки еще далеко». 

Agniya_i_Pavel_Barto.jpg

Отец Гетель − поклонник искусства, видел будущее дочери в балете, и девочка поступила в балетную школу известной русской балерины Лидии Ричардовны Нелидовой. (Интересно отметить, что Нелидова была теткой Павла Барто, который стал первым мужем Гетель в 1925 году.)

Надо признаться, что ученица Волова большого таланта в балете не обнаруживала, а рано проявившуюся творческую энергию направляла в другое русло — стихотворное. Однако чем старше становилась Гетель, тем яснее было, что ей не стать ни великой балериной, ни знаменитой поэтессой. Перед выпускными зачетами в училище она волновалась: ведь после них надо было начинать карьеру в балете. На экзаменах присутствовал нарком просвещения Луначарский, который прилежно посмотрел обязательную программу и оживился во время исполнения концертных номеров. 

Очевидцы рассказывали, что когда выпускница Волова с пафосом читала стихи собственного сочинения под названием «Похоронный марш», кстати, нигде не опубликованные, Луначарский с трудом сдерживал смех. А через несколько дней он пригласил девушку в Наркомпрос и сказал, что она рождена писать веселые стихи.    

 В 1926 году Гетель Волова вышла замуж за поэта Павла Барто, и, начиная с этого времени, она публиковалась под псевдонимом Агния Львовна Барто. В 1927 году у них родился сын Эдгар (Гарик), а через 6 лет Агния ушла от мужа к человеку, который стал главной любовью ее жизни.    

 Агния сохранила фамилию Барто, но всю оставшуюся жизнь провела с ученым-энергетиком, одним из самых авторитетных советских специалистов по паровым и газовым турбинам Андреем Щегляевым, от которого родила второго ребенка — дочь Татьяну.

Становление Агнии Барто как писателя совпало с бурным развитием детской литературы в СССР. Сразу после Гражданской войны начались коренные реформы в области воспитания и обучения детей. В 1922 году в Петрограде при Институте дошкольного образова¬ния была создана студия детской литературы, и в нее вошли С. Маршак, Б. Житков, В. Бианки, Л. Пантелеев, Е. Шварц, Е. Чарушин и другие. Вскоре они составили ядро журнала «Воробей» (1923—1925), позже переименованного в «Новый Робинзон». В Москве с 1925 года издавались журналы «Пионер» и «Мурзилка».

Agniya_Barto_i_Andrey_Shcheglyaev.jpg

В начале своего творчества Барто вместе с первым мужем написала три стихотворения — «Девочка-рёвушка», «Девочка чумазая» и «Считалочка», а в 1926 году выпустила свою первую книжку – «Китайчонок Ван Ли».

Вот как впоследствии Барто объясняла свой интерес к детской литературе: «В первые годы моей работы у меня было немало сомнений: писать ли мне для детей или пора уже становиться «взрослым» поэтом? …Но мне посчастливилось встретиться с Маяковским на первом празднике детской книги… Владимир Владимирович говорил о том, как нужна нашим детям принципиально новая поэзия, обращенная к ребенку… Встреча с Маяковским многое для меня прояснила, и я окончательно утвердилась в своем желании писать для детей». 

По совету Маяковского Барто занялась изучением детских писем ( в частности из почты газеты «Пионерская правда»), на основе которых создавались её стихотворения, в том числе сатирические. К слову сказать сатирическая струя в творчестве поэтессы появилась тоже благодаря Маяковскому. 

Будучи женщиной дальновидной и неглупой, Барто никогда не пыталась казаться умнее, чем была, и поначалу не ввязывалась в окололитературные склоки, хорошо понимая, что главное – неукоснительно выполнять решения партийного руководства. Вот что говорила Агния Барто в своем выступлении на заседании секции детской литературы Союза Писателей:

«С первых шагов я почувствовала, что детский писатель не может не быть воспитателем. Искусство воспитателя - это большой талант. Еще Белинский утверждал, что детским писателем надо родиться. А советский детский писатель впервые за всю историю литературы получил поистине необозримое поле деятельности − он воспитатель строителей нового, коммунистического общества».

Своих старших коллег–писателей Агния Барто с самого начала то ли по собственной инициативе, то ли по чьему-то неумному совету решила «поставить на место». Примером подобной манеры себя держать являются взаимоотношения Барто с «мэтром» советской детской литературы Самуилом Яковлевичем Маршаком. Поначалу Маршак относился к Барто добродушно-одобряюще, указывая молодому автору на пренебрежение законами стихосложения. Например, поэтесса ничтоже сумняшеся меняла размер в строфе, использовала считавшиеся недопустимыми в детских стихах ассонансные сложные рифмы (на пол — лапу, плачет — мя¬чик, козленок — зеленый, нос распух, что свекла − платье все промокло»). Однако попытки «наставлять и учить» Агнию с треском провалились − доведенная «придирками», Барто не сдержалась и надерзила: «Знаете, Самуил Яковлевич, в нашей детской литературе есть Маршак и подмаршачники. Маршаком я быть не могу, а подмаршачником — не желаю». Естественно, после этого ее отношения с Маршаком испортились на много лет. Правда, и ее, по легенде, не пожалели. Пришла Барто в редакцию, увидела на столе гранки новых стихов Маршака и говорит: «Да такие стихи я могу писать хоть каждый день!» На что редактор ответил: «Умоляю, пишите подобные стихи хотя бы через день...».

Показательно поведение Агнии Барто по отношению к Корнею Ивановичу Чуковскому. В 1928 году после переиздания сказки Корнея Чуковского «Крокодил» Надежда Крупская (вдова Ленина, которую сам вождь чаще всего называл партийным псевдонимом «Минога») заявила: «Я думаю, «Крокодил» ребятам нашим давать не надо <…> потому, что это буржуазная муть». Естественно недоброжелатели ухватились за это высказывание, и началась травля писателя, несмотря на то, что Чуковский в то время уже был признанным классиком. И, хотя Чуковский считал Агнию Барто своим другом и отправлял поэтессе хвалебные письма, но вот незадача: Барто то ли так верила в советский строй, то ли так боялась остаться за бортом корабля современности, что травлю поддержала и в 1930 году подписала обращение писателей к Горькому, где сказки Чуковского обвинялись в буржуазности и неактуальности. 

Как известно, в 1934 году в СССР был основан Союз советских писателей, задачей которого являлось: «создание произведений высокого художественного значения, насыщенных героической борьбой международного пролетариата, пафосом победы социализма, отражение великой мудрости и героизма коммунистической партии». Союз писателей был единственным разрешенным объединением литераторов. Позднее авторов, которые не состояли в Союзе, запретили публиковать. Если литератора из Союза исключали, это фактически означало, что у него отбирали способ заработка — в советских изданиях и издательствах он больше публиковаться не мог. А исключали писателей, например, за «проступки, роняющие честь и достоинство советского литератора». Какие именно это проступки и кого стоит исключать, решала партия и самые деятельные члены Союза писателей. В их число входил и Павел Барто. Вскоре вместе с ним членом Союза писателей стала и быстро набиравшая номенклатурный вес Агния Барто. В 1937 году молодую поэтессу посылают с делегацией Союза Писателей СССР в Испанию, охваченную Гражданской войной. В конце тридцатых годов Барто посетила фашистскую Германию, по ее словам «опрятную, чистенькую, почти игрушечную страну», видела там хорошеньких, белокурых девочек в платьицах, «украшенных» свастикой.

Несмотря на заключенный в 1939 году с Германией «Договор о дружбе и границе», в СССР ширилось понимание, что война с Гитлером неизбежна. 22 июня 1941 года Германия вероломно напала на СССР. С самой Агнией Барто и ее семьей война обошлась не слишком сурово. Она не разлучалась с мужем даже во время эвакуации: Щегляев, ставший к тому времени видным энергетиком, был откомандирован на Урал. У Агнии Львовны в тех краях жили друзья, которые пригласили ее пожить у них. Барто довелось познакомиться с писателем Павлом Бажовым, который посоветовал ей пойти работать на оборонный завод, чтобы поближе общаться с заводскими подростками. В 1942 году Барто сделала попытку стать "взрослым писателем", вернее — фронтовым корреспондентом, но из этого ничего не вышло, и пришлось вернуться в Свердловск. Она знала, что вся страна живет по законам войны, но тосковала по Москве.

В столицу Агния Барто вернулась в 1944 году, и жизнь постепенно возвращалась в привычное русло − сын Гарик и дочь Татьяна опять начали учиться, хозяйство по-прежнему вела домработница Домаша. Все с нетерпением ждали, когда закончится война. 4 мая 1945 года стоял солнечный день. Гарик, вернувшись пораньше домой, решил прокатиться на велосипеде. Агния Львовна не возражала. Казалось, ничего плохого не могло случиться в тихом Лаврушинском переулке. Но велосипед Гарика столкнулся с выехавшим из-за угла грузовиком, и юноша упал на асфальт, ударившись виском о бордюр тротуара. Смерть наступила мгновенно. Подруга Барто Евгения Таратута вспоминает, что Агния Львовна в эти дни полностью ушла в себя. Она не ела, не спала, не разговаривала. Праздника Победы для нее не существовало.

Гибель сына внешне не повлияла на ее творчество. Агния Львовна писала все те же привычные стихи, в которых действовали обыкновенные дети, похожие на ребят с соседнего двора. Вместе с тем некоторые исследователи ее творчества утверждали, что личная трагедия сделала Агнию Барто недоброй и в текстах, и в гражданской позиции.

Как бы там ни было, после смерти сына Агния Львовна обратила всю материнскую любовь на дочь Татьяну. Несмотря на трагедию в ее собственной жизни, внешне все складывалось благополучно: муж продвигался по карьерной лестнице, дочь Татьяна вышла замуж и родила сына Владимира. Это о нем Барто сочинила стихи «Вовка — добрая душа». Андрей Владимирович Щегляев никогда не ревновал ее к славе, и его изрядно веселил тот факт, что в некоторых кругах он был известен не как крупнейший в СССР специалист по паровым турбинам, а как папа «Нашей Тани», той, что уронила в речку мячик».

 Барто много ездила по всему миру, побывала даже в США. Агния Львовна являлась «лицом» любой делегации, умела держаться в обществе, говорила на иностранных языках, красиво одевалась и прекрасно танцевала. В Москве танцевать было решительно не с кем — круг общения Барто составляли литераторы и коллеги мужа — ученые, поэтому Агния Львовна старалась не упускать ни одного приема с танцами. Однажды в Бразилии Барто в составе советской делегации была приглашена на прием к владельцу «Машете» − самого популярного бразильского журнала. Глава советской делегации Сергей Михалков уже ждал ее в фойе гостиницы, когда сотрудники КГБ сообщили, что накануне в «Машете» напечатали «злобную антисоветскую статью». Естественно, ни о каком приеме речи быть не могло. Сам Михалков рассказывал, что он долго не мог забыть расстроенное лицо Агнии Барто, вышедшей из лифта в вечернем платье и с веером. 

В Москве Барто также вела светскую жизнь, часто принимала гостей. Нужно сказать, что хозяйством писательница занималась крайне редко. Она вообще сохраняла привычный с детства образ жизни: от домашних забот ее полностью освободила домработница, у детей были няня и водитель. Барто любила играть в большой теннис и могла организовать поездку в капиталистический Париж, чтобы купить пачку понравившейся ей бумаги для рисования. Но при этом у нее никогда не было ни секретаря, ни даже рабочего кабинета — лишь квартира в Лаврушинском переулке и мансарда на даче в Ново-Дарьино, где стоял старинный ломберный столик и стопками громоздились книги. Двери ее дома всегда были открыты для гостей. Она собирала за одним столом студентов МЭИ, академиков, начинающих поэтов и знаменитых актеров. Барто была неконфликтна, обожала розыгрыши и не терпела чванства и снобизма. Однажды она устроила ужин, накрыла стол и к каждому блюду прикрепила табличку: «Черная икра — для академиков», «Красная икра — для членов-корреспондентов», «Крабы и шпроты — для докторов наук», «Сыр и ветчина — для кандидатов», «Винегрет — для лаборантов и студентов». Рассказывают, что лаборантов и студентов эта шутка искренне повеселила, а вот у академиков чувства юмора не хватило, — некоторые из них тогда серьезно обиделись на Агнию Львовну.

В 1970 году умер ее муж − Андрей Владимирович. Последние несколько месяцев он провел в больнице, Агния Львовна оставалась с ним. После первого сердечного приступа она боялась за его сердце, но врачи сказали, что у Щегляева рак. Казалось, она вернулась в далекий 1945 год: у нее снова отнимали самое дорогое.

Она пережила мужа на одиннадцать лет. Все это время не переставала работать, написала две книги воспоминаний, Она не стала менее энергичной, только начала страшиться одиночества. Часами разговаривала с подругами по телефону, старалась чаще видеться с дочерью и внуками. О своем прошлом вспоминать по-прежнему не любила.

Казалось бы, прекрасная биография, которой нечего стыдиться – как говорится, дай Бог каждому!. Но, не умаляя творческих заслуг, приходится сказать: есть в судьбе Агнии Барто и черные страницы. Выше мы уже писали об осуждении Агнией Барто стихов Чуковского.

 К сожалению, то было не единственное ее политическое выступление. Агния Львовна обрушилась с разгромной критикой на Бориса Пастернака — она не только приняла участие в собрании, но и вместе с Маргаритой Алигер и Верой Инбер написала письмо Правительству СССР с предложением выслать писателя из Советского Союза. 

Барто принимала участие в процессе Александра Галича. В своем выступлении она требовала, чтобы Галич оправдался перед советским народом и объяснил свое поведение. Сам Галич заявил, что ничего антисоветского он не писал — поэтому он не понимает, за что он должен оправдываться. На этом заседании, несмотря на прозвучавшее предложение ограничиться выговором, Барто проголосовала за исключение поэта и драматурга из Союза писателей. Дальнейшая травля вынудила барда эмигрировать в 1974 во Францию.

Агния Барто была приглашённым экспертом-литературоведом на судебном процессе против писателей Юрия Даниэля и Андрея Синявского – ей поручили провести анализ их произведений. Барто пришла к выводу, что они носят антисоветский характер. Это решило исход дела, и оба писателя получили долгие сроки заключения в лагерях.

Агния Барто принимала активное участие в осуждении правозащитной деятельности Лидии Чуковской, благодаря усилиям которой в 1940-е годы был спасен от уничтожения экземпляр запрещенной книги Бориса Житкова «Виктор Вавич». Во время процесса Синявского-Даниэля (1966) Лидия Корнеевна обратилась с открытым письмом к участвовавшему в травле писателей М. Шолохову, написав: «Идеям следует противопоставлять идеи, а не тюрьмы и лагеря». В 1968 году Чуковская поддержала активистов самиздата Гинзбурга, Галанскова и других, неоднократно выступала в защиту А.Солженицына и А.Сахарова. 

На заседании в Союзе писателей ( 1974 год) Барто упрекала дочь Чуковского в том, что та порочит славное наследие великого сказочника: «Мне тяжело думать, что на светлую память о Корнее Ивановиче, учившем нас доброте, ложится ваша тень». Чуковская, естественно, вспомнила на процессе о травле отца. Но Барто вполне спокойно ответила: «Что же, по-вашему, Корнея Ивановича и покритиковать нельзя?» В конце своего выступления Агния Барто витийствовала: «Вы требуете, чтобы все думали так, как вы. А я за свободу мнений. Я думаю, как Шостакович и Чингиз Айтматов, а вы — как Солженицын и Сахаров. Я вас зову: опомнитесь! Подобрейте!» В результате Чуковскую исключили из Союза писателей. Решение было единогласным.

Mogila_Agnii_Barto_i_ee_syna_Garika.jpg

Умерла Агния Барто 1 апреля 1981 года. Ее похоронили на Новодевичьем кладбище в той же могиле, где лежал сын Гарик. Памятник мальчику возвышается над скромной надгробной плитой матери. 

Подведем некоторые итоги творчества героини нашего очерка. За свою жизнь ею написано более шестидесяти стихотворений для детей. Почти в каждом стихотворении имеется мощная моралистическая подложка – при этом Барто абсолютизировала манеру давать персонажам имена: «Мы с Тамарой», «Кто не знает Любочку», «Наша Таня громко плачет», «Володин портрет», «Лёшенька, Лёшенька, сделай одолжение» и прочее, причём с годами веселых детских стихов становилось все меньше и меньше. 

В 1947 году Барто опубликовала поэму «Звенигород» — рассказ о детях, потерявших родителей во время войны. 

 Вместе с Риной Зеленой участвовала в создании известной комедии «Подкидыш», работала над сценариями к фильмам «Алеша Птицын вырабатывает характер» и «Слон и веревочка».

Агния Барто в 1964—1973 годах вела на радиостанции «Маяк» программу «Найти человека» о поисках семей детей, потерявшихся во время Великой Отечественной войны. Благодаря этой передаче были восстановлены связи между членами почти тысячи советских семей. На основе программы ею была написана прозаическая книга «Найти человека».

Поэтесса была лауреатом Ленинской и Государственной премий, награждена орденом Ленина, орденом Октябрьской Революции, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденом «Знак Почета» и медалями.

Igrushki.jpg

Писательница Агния Барто оставила после себя творческое наследие – обширное, но не равноценное. Однако среди ее произведений выделяется одно из самых ранних, которое метафорически можно сравнить с чистым, незамутненным лесным родничком в глубине заповедного леса. Речь идет о сборнике «Игрушки», изданном в 1936 году, стихи из которого

«Идёт бычок, качается,

Вздыхает на ходу…»… 

или

«Наша Таня громко плачет,

Уронила в речку мячик…», 

знали и знают все дети нашей страны, а это дорогого стоит.  

И в заключение небольшой факт из жизни Агнии Барто. 

В 60‑е годы в Союзе писателей СССР проходила встреча с космонавтами. На листочке из блокнота Юрий Гагарин написал: «Уронили Мишку на пол…» и передал его автору. Автограф Гагарина до сих пор хранится в архиве Барто. Позже космонавт признался, что стихотворение про Мишку было первым произведением о добре и зле, которое он услышал в детстве.