Письмо к отцу в 1942-й. К 80-летию Бабьего Яра

80 лет назад 29 сентября 1941 года началась акция нацистов по уничтожению всего еврейского населения оккупированного Киева в урочище Бабий Яр (на северо-западе города, между районами Лукьяновка и Сырец). Бабий Яр стал всемирно известным местом массовых казней гражданского, в основном, еврейского населения нацистами и украинскими коллаборационистами во время Второй мировой войны. Эта печальная дата напомнила мне о предшествовавших ей событиях в моей семье.

Отца я почти не помню: мне не было и пяти лет, когда мы расстались 22 июня 1941 года, в день начала Отечественной войны. Он служил начальником разведки пограничного отряда в городе Унгены, на новой советско-румынской границе (после присоединения Сталиным Бессарабии к СССР в 1940 году).

Так что многое я знаю об отце со слов мамы. Мы жили в Унгенах в доме, в котором располагалась конспиративная квартира, замаскированная под магазин, с входом с площади. Туда приходили якобы за покупками агенты с донесениями с румынской стороны. Поэтому вход в нашу и соседскую квартиры был со двора. Соседями были сослуживец отца и его жена.

Много лет спустя мама, наблюдая за мной, вспоминала, что мой отец был таким же любителем костей, как и я (интересно, что это пристрастие передалось моим правнукам). Мама удивлялась, что соседка всегда приносила из мясной лавки хорошее мясо с небольшим количеством костей, а маме доставалось не мясо, а сплошные кости. Наконец, мама не выдержала и напрямик потребовала объяснений у мясника. Тот долго мялся, бубнил что-то невразумительное, но, наконец, не выдержал и "раскололся". Он признался, что мой отец подговорил его класть в мясо как можно больше костей. 

Эта история получила неожиданное продолжение шестьдесят с лишним лет спустя и за тысячи километров от Унген, в США. Как-то я демонстрировал один из своих видеофильмов в местном доме ветеранов, а после окончания встречи ко мне подошла пожилая женщина и спросила, правда ли, что я до войны жил в Унгенах. Оказалось, что она тоже проживала там со своей семьёй до и сразу после войны – до 1949 года, когда их всех выслали в Сибирь. Я поинтересовался, за что, хотя знал, что тогда могли выслать и ни за что. Она объяснила, что их репрессировали, потому что её отец держал в Унгенах мясную лавку, известную лавку Гинзбурга. Скорее всего, именно её отец и вступил в заговор с моим. Она согласилась со мной, и мы вместе удивились такому неправдоподобному стечению обстоятельств. 

Моя мама работала учительницей младших классов, а отец постоянно был занят на службе, так что свободное время мама (со мной в придачу) проводила с жёнами других офицеров-пограничников. В памяти осталась вылазка на природу, где на поляне в моём присутствии велись довольно откровенные разговоры, которые я тогда действительно не понимал, но запомнил, и их смысл открылся мне гораздо позже. 

Как только на город упали первые румынские снаряды, выпущенные с другой стороны Днестра, мы с мамой выбежали на площадь. Помню, как с дома напротив упала водосточная труба, подъехали пограничные грузовики, на которые взобрались жёны и дети пограничников почти без вещей (все были уверены, что война кончится через пару недель, ну, от силы месяцев), и нас отвезли на железнодорожную станцию. Мы с мамой отправились к бабушке, в Киев. 

WWIIPostcard-42-01-25.jpg

Когда немцы приблизились к столице Украины и мы попытались уехать на восток, сделать это оказалось невозможно: поезда уже не ходили по расписанию, брали их с боем, часто после многодневного ожидания. Население города эвакуировали по предприятиям, но мама в Киеве не работала, а бабушка была пенсионеркой. Когда уже не оставалось никакой надежды на эвакуацию, как-то ночью неожиданно появился мой отец, который оказался в районе Киева и сумел вырваться в город для эвакуации своей семьи. Мы спешно похватали минимум вещей и отправились с отцом, бабушкой, моей тётей – маминой сестрой и её дочерью на вокзал.

Там отец с помощью своего удостоверения НКВД (тогда погранвойска подчинялись этой зловещей конторе) выхлопотал для нас документы на эвакуацию за Волгу, в г. Казань, посадил в товарный вагон и умчался в Мелитополь, где жили его мать, две сестры и племянница. Он сумел организовать и их эвакуацию на Урал, и тем самым спас всех нас от неминуемой гибели, если бы мы остались на оккупированной территории. Мы разделили бы судьбу тысяч людей, в основном, евреев, безвинно уничтоженных нацистами и местными коллаборационистами. Их жертвы нашли свой последний приют в урочище киевского Бабьего Яра и множестве других мест. 

По некоторым источникам, только евреев в Бабьем Яре расстреляли около ста пятидесяти тысяч человек (из Киева и других городов Украины). Спаслось из Бабьего Яра лишь 29 человек. Только недавно в этом месте начались работы по увековечиванию памяти невинных жертв Второй мировой войны. 

Несколько лет после окончания войны мы не теряли надежду на возвращение отца, но он так и не вернулся с фронта. Вначале мама, а потом и я неоднократно пытались разыскать могилу моего отца, но всегда получали один и тот же ответ: место захоронения неизвестно. По-видимому, он лежит в одной из многочисленных безымянных братских могил под Харьковом.