В первый класс, не опоздать бы. Из воспоминаний

28 августа - 1 сентября 1966 года, город Ижевск

1966_life.jpg

— Пап, ты помнишь, как ты пошёл в 1 класс, — спросил я отца где-то в конце августа «перед школой». Он задумался и на некоторое время «ушёл в себя», видимо, вспоминая своё детство, которое нельзя было сказать, что было счастливым. А потом, собравшись с мыслями, тихим голосом стал рассказывать: «Жень, помню школьный двор большой, просторный, огражденный деревянным забором со всех сторон. Это было в самый разгар войны в 1943 году, когда исход её уже был ясен и мы знали, что победим фашистов. В этот год в стране как раз было введено раздельное обучение мальчиков и девочек». 

— Пап, как понять раздельное обучение?

— Раздельное обучение с 1 класса было введено в Москве и в столицах союзных и автономных республик, краевых и областных центрах, а также крупных промышленных городах. Теперь мальчики и девочки учились в отдельных школах. Но во всех остальных городах и в сельской местности, а также во всех вузах обучение оставалось совместным. Школы, а не отдельные классы, стали мужскими и женскими. Директорами в мужских школах назначались мужчины, в женских - женщины. Но в 1953 году вождя не стало и не стало и раздельного обучения. Мальчики и девочки стали учиться опять вместе. Я в то время жил в деревне и учился в начальной школе, поэтому девчонки и мальчишки у нас учились вместе. 

Никаких торжеств по случаю 1 сентября не было. Не до веселья было. Ведь у нас не у всех были буквари, а тетрадей — вообще ни у кого не было. Писали в книгах или на старых газетах между строк или на обратной стороне каких-нибудь плакатов. Писали перьями, которые привязывали нитками к выстроганным палочкам, чернила готовили из свёклы и сажи. Школы во время войны работали, но не отапливались. Мороз стоял такой, что воробьи, голодные и худые, как мы, частенько умирали на лету. Зимой, когда темнело в классе рано, приносили из дома свечки. К тому же мы были голодные: в стране была карточная система и все жили впроголодь. Чувство голода было всегда. Все мальчишки были наголо пострижены.

— Пап, зачем?

— Жень, чтобы не было вшей. И для учеников были в то время «железные правила», которые ученики должны были исполнять так же, как солдаты на войне.

— Пап, какие правила?

— Каждый ученик был обязан беспрекословно подчиняться распоряжениям директора школы и учителей, во время урока сидеть прямо, не разговаривать и не заниматься посторонними делами, при входе в класс учителя, директора школы и при выходе их из класса приветствовать их, вставая с места, при встрече на улице с учителями и директором школы приветствовать их вежливым поклоном, при этом мальчикам снимать головные уборы, не употреблять бранных и грубых выражений, не курить, не играть в игры на деньги и вещи. За пропуск и опоздания на уроки давались наряды на распилку дров, на уборку школьного двора. 

Тут он на время замолчал, как бы собираясь с силами, а потом продолжил свой рассказ: 

— Учили и спрашивали в школе строго, никаких поблажек никому не было. Но, несмотря на это, мы хотели учиться. И все ребята, Женька, в классе старались учиться хорошо, чтобы за них не было стыдно, так как у многих отцы были на фронте. Они воевали с фашистами там, а мы помогали им своей учебой здесь. Звонков электрических тогда не было, перемену объявлял медный колокольчик в руке уборщицы. Ну, всё, хватит, а то я гляжу: напугал уже тебя своим рассказом. Так что, Женька, тебе повезло, у тебя всё есть, только учись...

На спинке стула висела моя школьная форма, совсем новая. Мы её неделю назад купили с мамой в Москве. В большом магазине, называется он «Детский мир», я таких больших магазинов никогда не видел. У нас в Ижевске они все маленькие.

— Да и купить в них, что надо, никогда нет, — так говорила мама.

Вот мы и поехали с ней в Москву, где купили ещё в придачу к моему школьному синему костюму синий ранец. И как сказал отец, когда я надел дома костюм и повесил на себя ранец:

— Ну, Женька, теперь ты весь синий. А потом добавил: — Ну, совсем, как огуречик.

— Пап, чё совсем что ли? Огурцы разве бывают синими?

— Жень, не слушай его, болтает что попало, — сказала мама, подшивая мне брюки, так как купили мне костюм на размер больше, чем надо. И не потому, что не было моего размера, а взяли, как говорится, «с запасом». Как объяснила мне мама в «Детском мире»: «Жень, берём костюм на «вырост».

— Мам, это как? Чё костюм вырастет?

— Нет, вырастешь ты и поносишь его ещё и во втором классе. Каждый год не наездишься в Москву тебе за новыми костюмами.

Вот теперь подшивает мне брюки, так как они длинноваты.

— Мам, а чё с пинжаком будем делать?

— Жень, не с пинжаком, а с пиджаком. Ладно, в школу пойдёшь, там тебя русскому языку научат.

— Мам, а чё меня русскому языку ещё в школе будут учить? Я его и так знаю, я ведь русский, а не китаец какой-нибудь. Пусть меня немецкому языку там научат или лучше английскому. Я этих языков совсем не знаю. Да мне и не надо.

— Мам, и меня, и меня, — кричала с горшка трёхлетняя сестрёнка Маринка, которая на нём сидела уже полчаса и как ворона вертела головой по сторонам, слушая, кто что говорит. — И меня пусть научат нюмешкому азыку.

— Жень, перестань чёкать и стой смирно, не вертись, а то сейчас иголкой уколю. А ты, Мариночка, слазь уже с горшка.

— Мам, я иголки не боюсь, если надо — уколюсь! Ну, подумаешь, укол! Укололи - и пошёл…

— Мам, а я баюс уколёв, — сказала, слезая с горшка, Маринка. Она одной рукой прижимала к себе большую куклу, которую мы ей купили тоже в московском «Детском мире», а второй, пыталась оторвать прилипший к попе горшок. Отец, увидев её старания-страдания, подошёл к ней и помог оторвать горшок, который был пуст. 

— Мариночка, иди, уложи Настеньку баю-бай, — сказала ласково мама и уколола меня иголкой. Может, случай, а может, специально, чтобы я много не болтал своим языком, который у меня «без костей», так говорил мне отец.

— На укольчик! Первый класс! Вы слыхали? Это вас! Почему ты встал у стенки? Женя, у тебя… дрожат коленки, — спел песенку отец. Интересно, с чего у него такое хорошее настроение? А точно - сегодня же пятница…

— Папа, и ничего у Женьки не дрожат коленки. Он смелый и сильный и меня во дворе всегда защищает, — сказала Маринка, качая на руках куклу. — Баю, бай.

Мне стало приятно, а родители на неё посмотрели сначала серьёзно, а потом заулыбались, мол, сестрёнка тоже заступница за брата, как и брат за неё.

Отец был в новом свитере с оленем на груди, которого мы тоже привезли из Москвы. Не оленя, а свитер, и тоже из большого магазина - ЦУМ называется. Мама мне ещё тогда сказала:

— Жень, смотри это Большой театр.

— Такой же большой, как «Детский мир»? — спросил я - и посмотрел наверх, там стояли на дыбах кони. — Мам, как эти кони туда попали и что они там делают? — опять спросил, не получив ответа на первый вопрос.

— Жень, в этом Большом театре люди смотрят балет и слушают оперу. Опера - это, когда артисты поют и одновременно танцуют, а балет, когда только танцуют под музыку. А кони над фасадом театра - это такая античная двухколёсная колесница с четырьмя запряжёнными конями. 

— Пап, давай уже ранец собирать в школу. Мне какую книжку в него положить: азбуку или букварь?

— Жень, положи азбуку. Вы ведь сначала будете изучать буквы, которые расположены в алфавитном порядке: а, б, в, г..

— А знаю, папа, я ведь азбуку выучил уже.

— Ну а потом будете читать букварь, учить стихи. В древние времена дети тоже учились в школе, но читали не по букварю и писали не в тетрадях, а на бересте, а буквы вырезали на деревянных дощечках. Береста - это верхний слой берёзовой коры.

Я открыл букварь, на странице была нарисована большая буква Р и написано: РА - МА.

— Жень, положи ещё учебник арифметики, а в пенал – перьевую ручку, перо под номером 11 со звёздочкой на носике, перочистку, резинку и карандаш, тетрадь «Прописи». 

— Пап, чернила и нашу фарфоровую белую чернильницу брать?

— Не надо, в школе выдадут. Да, возьми ещё точилку для карандаша, альбом для рисования, краски, вдруг урок рисования будет и цветной пластилин для урока труда.

— Пап, а если урок пения будет?

— Жень, ну возьми свой голос. А что ещё ты можешь взять на урок пения? Скрипку, балалайку, которых у нас нет? А есть игрушечная сломанная труба, которую тебе на день рождение подарили……

К нам подошла моя сестрёнка Маринка, она ещё в дедсад ходит в «малышковую группу», и сказала, держа в руках игрушечное чёрное пианино, белые клавиши которого я раздолбал и они уже не выдавали никаких звуков:

— Вот, возьми Женя, будешь играть в школе на уроке пения.

— Ладно, всё. Жень пойдём ужинать, — сказал отец.

Я не мог дождаться, когда же, наконец, наступит 1 сентября и я пойду в школу. Последние дни августа тянулись очень уж долго. А в последнюю ночь перед школой я никак не мог заснуть и всё думал про рассказ отца, который на меня произвёл сильное впечатление. Мне снилось, что я опоздал на свой первый уро, и учительница отправила меня на уборку школьного двора, заваленного всяким хламом. Все нарядные с цветами стоят на школьной линейке, а я метлой мету двор, по нему прыгает воробей и чирикает мне: «Ну, чё Женька, всё проспал на свете?!».

И тут я проснулся весь в поту, а по мне гулял тёплый лучик солнца.

— Пап, мам, вставайте, радио кричит, что уже 1 сентября. «Московское время шесть часов», — объявило радио.

— А мне в первый класс идти в первый раз. Вставайте, мне в школу надо идти!!! — кричал я на весь дом. 

Хотя готовился я к этому дню всё лето, но, как говорится, прозвенел звоночек - и проспал сыночек.

По радио заиграли гимн Советского Союза.

«Союз нерушимый республик свободных

Сплотила навеки Великая Русь.

Да здравствует созданный волей народов

Единый, могучий Советский Союз!...».

Я его знал наизусть, так как вставал под него в детский сад каждое утро, а вечером иногда под него засыпал. «Жень, почему будильник не прозвенел?» — спросил отец, разглядывая его со всех сторон, будто видел впервые. Он вечером его заводил, а сейчас меня спрашивает, почему не прозвенел. Все забегали, заохали, а младшая сестрёнка Маринка заревела: «Мам, Женьке от учительницы сегодня попадёт. Он ведь в школу опоздал. Его накажут, да?».

— Не реви, ничего он ещё не опоздал, школа-то рядом. Успеем, — спокойно сказал отец, ставя на кирогазку чайник.

«Славься, Отечество наше свободное,

Дружбы народов надежный оплот!

Партия Ленина — сила народная

нас к торжеству коммунизма ведет!»

Гимн по радио закончился, на часах 7 часов 10 минут (у нас с Москвой час разница). Прошло 10 минут, которых почти никто не заметил. Куда они делись?

«Московское время шесть часов двадцать минут», — напомнило нам радио, и тут же добавило. — А сейчас начинаем утреннюю гимнастику. На зарядку становись…». Вскипел чайник, мама готовила завтрак: резала батон белого хлеба и мазала маслом.

Я в одних трусах встал перед радио и приготовился делать зарядку, которую делал каждое утро.

— Жень, ты чё совсем что ли заболел? В школу ведь опаздываем, иди быстро пей чай, трико только надень, — кричала с кухни мама.

Наспех позавтракав, быстро надеваю белую рубашку, новый школьный костюм, сандалии.

— Бери ранец и бежим в школу, — кричит отец, надевая тоже костюм, но не новый, как у меня.

Я весь синий, как василёк, стою перед зеркалом и улыбаюсь своему отражению в нём. Брюки у меня сползли, и я не могу понять почему. Посмотрев на меня, отец сказал:

— Жень, ремень-то надень, а то брюки совсем потеряешь по дороге в школу. Вон он новый висит на стуле. 

Батя у меня молодец, сразу всё подмечает.

Я привык ходит в детский сад в штанах на лямках или на резинке, а брюки надел первый раз – в первый класс, и про ремень совсем забыл.

— Ну вот, совсем другое дело, красавчик, — сказал отец, глядя на меня.

— Мам, а где букет? — оторвав свой взгляд от зеркала, закричал я, а Маринка опят испугалась и заревела: «Мама, как Женька подёт в школу бес светов, его учительница на урок не пусит. Ыыы…».

— Марина, не болтай всякую ерунду, — сказала мама, и они с отцом переглянулись, и я в их глазах прочитал страх, хотя читать, считать и писать я ещё не умел.

— Цветы-то купить забыли, — закричала мама и, схватив ножницы, побежала в палисадник, который был около нашего дома, и в нём она выращивала клубнику и цветы. Правда, клубнику уже давно съели, а гладиолусы ещё росли. Прибежав, домой с букетом гладиолусов, она вручила его мне, он был такой большой, что из-за него меня почти не было видно.

— Женька, ну ты идёшь в школу? — кричал с улицы мой сосед Сашка, который тоже шёл сегодня в 1-й класс. Я выглянул в окно: Сашка стоял с большим букетом таких же гладиолусов в чёрном костюме и другой руке держал портфель, который был почти до земли.

— Сашка, счас, я уже выхожу, подожди меня, вместе пойдём в школу, — кричал я в окно. Под окном стояла ещё Ленка со второго этажа с большим букетом георгинов и двумя белыми батами размером с её голову; в белых гольфах и в белом фартуке, она была похожа на какую-то куклу. Ленка радостно улыбалась то ли мне, то ли этому праздничному дню. То ли новой жизни, которая сегодня начнётся для всех первоклашек страны.