«Рабинович» как диагноз, или Трудно быть евреем. Иерусалимские впечатления

…Я еврей. Я опять уезжаю в Дахау.

там уже приготовлены рвы и поленья

Там Создатель избравший нас даст объясненья

кем мы были в его ноу-хау…

Леонард Коен, вольный перевод А. Елина

 Рассказывая эту историю, попытаюсь обойтись без нравоучительного занудства. Если получится.

...После недели на Мертвом Море - Иерусалим. Мы столько раз «подымались» в этот город, что сложилась уже некая рутина, и дай нам Бог почаще в нее окунаться. В первый день, как и во все другие приезды, - ланч в Армянском Квартале. Там, в глубоком, украшенном армянской чеканкой подвальчике, чудная Таверна. Со мной – путеводитель по Израилю, и в ожидании заказа читаю мужу, как после 1915-го древний квартал из религиозного стал светским, когда его заселили бежавшие из Османской Империи армяне, из тех, разумеется, что выжили в резне. Читаю про расположенную неподалеку Патриархию, про вязь на ее железных воротах 17-го века, про библиотеку при ней на 30 тысяч томов, дарованную ей уже в 20 веке армянским меценатом-миллионером, про музей армянской истории, на его же деньги построенный.

После ланча у нас назначена встреча у Котеля с одной парой (муж и жена) - знакомцев давних еще по питерской жизни. Кровь у них в жилах течет разная, он – еврей, она – русская. Но это ничуть не мешает обоим и на одинаковый манер брезгливо презирать «пейсатых», активно не любить Иерусалим, так как их там слишком много, и любить Тель-Авив, так как их там мало. То, что одна из окраин их любимого города, Бней-Брак, буквально кишит «черными», они, живя в Северном Тель-Авиве, не подозревают, поскольку никогда там не бывали. Взгляды у них вполне расхожие для среды «русских» израильтян, и «пятиминутки ненависти» к «черным кипам» нам доводилось слышать в каждом втором доме, куда мы были званы в гости. Во время таких разговоров мы обычно помалкиваем, зная, что главным, и при том справедливым аргументом против нас будет «вы здесь не живете, налогами их не содержите». В Тель-Авиве эти разговоры еще можно вынести, но в Иерусалиме, наиболее не отторжимая часть которого те самые «черные кипы», слышать это невыносимо.

Надо сейчас прямо досказать о них, чтобы потом не возвращаться. Нет, они, упаси Бог, никакие не юдофобы, тогда бы наши отношения прервались еще в Питере. Если забить на их ненависть к харедим, они такие, как все. Ну, не все. Многие. Без национальности. Без религии. Невежественные, как дети, они не понимают, на какой сказочной земле им выпало жить. Кипр и Таиланд ничем не отличаются для них от Израиля (нет, отличаются, - там лучше), а Моисей от Авраама или Давида. Поэтому Сионское Откровение или разрушение Храма для них – пустой звук, пещера Махпела – не гробница Праотцев, а глупые выдумки еврейских отморозков, упорно не желающих покинуть Хеврон, до которого они сами за годы жизни в Израиле ни разу не доехали и не доедут. Себя они видят в сравнении с фанатами-ортодоксами необычайно продвинутыми. Ведь всю эту бесполезную гуманитарную дребедень им заменяет умение непрерывно повышать уровень жизненного комфорта. 

Преследующую их жажду «красивой жизни» они утоляют безостановочным приобретением технических новинок. На кухне у них - «Алекса», и, чтобы озадачить «её» вопросом «какое, милая, у нас тысячелетье на дворе?», ну, в смысле, какая дата и погодные условия ожидаются завтра в Тель-Авиве, они стали брать уроки английского, так как «барышня» не говорит ни на одном из доступных им языков. После изобретения электронных книжек – оба смеются над теми, кто все еще читает настоящие и держит их на полках домашних библиотек. Их собственные электронные книжки под завязку забиты макулатурой в жанре фентази. Другой литературы они не признают. По новым городам они предпочитают не ходить ногами, а ездить на сегвеях с гидом, до сих пор считая это наивысшим шиком. Любимый праздник у них – Новый Год по Григорианскому календарю. Любимый способ путешествовать по миру - круизные корабли, с непременным выставлением на ФБ фотографий, где оба, принаряженные и напряженно улыбающиеся, стоят в обнимку с капитаном. Между тем, в отличие от меня, они многого достигли в чужой стране. Он на какой-то очень высокой позиции в ведущем банке страны. Она – ведет бухгалтерию в преуспевающей страховой фирме.

Вы уже догадались, что несмотря на то, что в этом списке каждая позиция не моя, смотреть на них свысока ни малейшего повода у нас, а у меня – особенно, нет. Хотя бы потому, что они в высшей степени порядочны, дружелюбны (к нам), щедро-бескорыстны, и главное, когда-то в пору нашей общей молодости, не предавшие нас в довольно тяжких обстоятельствах. Муж с некоторых пор вообще ничего и никого в голову не берет. Я же умею говорить не только о «своем» и не только со «своими», так что подстроиться под их простодушно-нетребовательный и веселый нрав мне никаких трудов не составляет.

Вот только в Иерусалиме нам вчетвером делать нечего.

До конца мы поняли это еще утром, когда они разбудили нас телефонным звонком. Оказалось, что они свободны как раз и только в дни нашего пребывания в Иерусалиме и готовы, чтобы не потратить их на шатание по «ненавидимому прокуратором городу», приехать из Тель-Авива, забрать нас и вместе «рвануть куда-нибудь на север». Не в Цфат, разумеется, там ведь тоже «они», проклятые, ну, в Акко, к примеру. Мы на три дня сняли у еврейской женщины-гончара по имени Даниелла прелестную студию на улице Ступеней, и мысль «махнуть на север», живя в Иерусалиме, показалась нам дикой. О чем нам и пришлось мягко им сказать.

Короче, сговорились встретиться у Котеля, куда мы и подтянулись после ланча в армянской Таверне. К Стене, к которой шли, скакали на костылях и подъезжали на инвалидных колясках люди со всего мира, мы с мужем пошли без них, каждый – на своей половине. Они почти в унисон гордо заявили: «Мы ТУДА не ходим». Осмыслить идиотизм их слов и поступка у меня не было сил, но их хватило на то, чтобы пожалеть о поднятой утром трубке.

Бесцельно бродя по Еврейскому кварталу, мы вчетвером вышли к знаменитой своей печальной судьбой, но, есть надежда, на этот раз окончательно возрожденной, Синагоге Хурва. В центре площади, на которую она выходит, стояла огромная золотая менора в прозрачном защитном корпусе. На табличке было написано, что это точная копия Храмовой Меноры, преподнесенная в дар Израилю бизнесменом другой страны, Вадимом Рабиновичем. Это имя мне ни о чем не говорило, так же, впрочем, как и трем моим спутникам.

Но я вспомнила, что в Старом Городе есть Институт Храма, где со строжайшим соблюдением библейских требований и инструкций воссоздаются ритуальные предметы, которыми 2000 лет назад пользовались в Храме. Это прямое доказательство, что вера евреев в чудесное восстановление Третьего Храма не просто жива, а настолько велика, что как только это произойдет, все сосуды, трубы и священнические облачения можно будет туда немедленно внести. Ну, а первой внесут, понятное дело, Золотую Менору. А еще, никогда не прерываясь, у евреев всегда, в каждый текущий момент, есть наготове и та «рыжая телица без изъяна», чтобы пеплом ее освятить Храм, и тот специально обученный мужчина из рода коэнов, кто в роли Первосвященника немедля, в аутентичном (выполненном по описанию в ТАНАХе) облачении и по всем надлежащим канонам проведет службу в возрожденном чудесной волей святилище. Меня это всегда трогало до слез. Пусть только Господь сотворит чудо, а за нами дело не станет.

Мои мысли о непостижимо-чудесном возрождении Храма были прерваны замечанием, ради которого и написано все предыдущее.

- Представляю себе, какие грехи на этом Рабиновиче, чтобы такие бабки вгрохать в подсвечник – золотой, выше человеческого роста, - заметила она со знанием дела.

- Но ты же только что сказала, что, как и я, не знаешь, кто такой этот Рабинович, как же ты можешь знать о его грехах? - изумилась я.

- Приду домой, прогуглю, конечно. Но, в принципе, и так не сомневаюсь, что там преступление на преступлении и преступлением погоняет, вот и хочет деньгами наворованными грех с души снять.

Тут мы увидели, что мужики наши уже оживленно о чем-то беседуют за столиком уличного кафе с потрясающим видом на Синагогу и Золотую Менору.

В этот момент я поняла, что судьба предоставила мне случай провести эксперимент, научной чистоте которого позавидует любой университетский ученый.

Заказав нам ice coffee, я как бы невзначай вынула из рюкзака путеводитель и открыла его на странице «Иерусалим, Армянский квартал». Она, бросив взгляд на картинку, спросила из вежливости, довольны ли мы ланчем у армян.

– Да, - говорю, - у них всегда хорошо. - А знаешь, как армяне сюда попали и обустроились?

- Нет, не знаю, - сказала она, не подозревая о моем еврейском коварстве.

- Ну, слушай, говорю я, - и зачитываю ей полстраницы текста, который утром читала мужу, и который заканчивается информацией об английском подданном, нефтяном магнате армянского происхождения миллионере Галусте Гюльбенкяне, в 1929-ом году одарившем Армянский квартал Иерусалима и роскошной библиотекой, и историческим музеем, и многим чем еще. 

- Ну, что ты скажешь? – глядя на нее невинными глазами, спрашиваю я.

- А чего тут говорить, молодец мужик, бабок не пожалел, о народе своем позаботился.,.

Занавес. Аплодисменты. Эксперимент “«Рабинович» как диагноз»” прошел успешно. Результат (печальный, но ожидаемый) – налицо. Вернее, на лице: на слове «позаботился» она поняла, какой вышел конфуз, и начала пунцоветь от корней волос до кливеджа. Я поспешила заверить ее, что мое отношение к ней ничуть не изменится, а, кроме меня, никто ничего не слышал. Ее по-славянски миловидное лицо медленно приобретало прежний матовый оттенок. Однако, разделить мою радость по поводу безупречно проведенного с ее помощью научного опыта она категорически отказалась, хотя я и предоставила ей следующие неоспоримые доказательства его абсолютной объективности, чистоты, и в каком-то смысле, даже красоты. Судите сами:

Гюльбенкян и Рабинович. По отношению к Израилю оба – иностранцы. Об обоих она за минуту до этого ничего не знала. Оба - с немереными деньгами. Оба щедро и бескорыстно не пожалели их для помощи «своим», живущим в соответствующих кварталах Иерусалима. Входные данные разнятся только именами, но не деяниями. Оценка действий каждого на выходе – разнится до противоположной. Нерабинович – априори благодетель своего народа, Рабинович – априори преступник, замаливающий богатыми подношениями своему народу ужасные грехи.

Все. Я же обещала обойтись без нудного морализаторства.

…Но нет, не могу удержаться.

Эта история поучительна тем, что она не о конкретных индивидуумах, а об архетипе массового сознания, безотчетными носителями которого они являются. За спиной этой миловидной, добросердечной, живущей «хлебом и зрелищами» женщины, толпятся несметные легионы обычных людей той части мира, которую мы называем цивилизованной. Когда нацизм черными крылами накрыл Европу, евреи, пришедшие туда раньше ее сегодняшних титулованных наций, стали с невиданной скоростью и целыми общинами исчезать с поверхности этого континента. Монстров и садистов среди этих коренных народов, тогда, 80 лет назад, как и во все другие времена, было меньшинство. Но меня давно не оставляет чувство, что именно те, кто составлял большинство, т.н. «простые люди», видя, как их соседей- евреев колонной ведут под конвоем в гетто, так же бессознательно, но не менее твердо, чем моя знакомая, верили, что это наказание за грехи, может быть в настоящий момент и не видимые им, но… (но, если прогуглить, – наверняка что-то есть). За грехи настолько тяжкие, которых у них самих, в отличие от «рабиновичей», нет и быть не может…